ИНТЕЛРОС > №7, 2012 > Поребрик телесный Александр Шишкин
|
И спасибо тебе. И спасибо тебе. И спасибо тебе, — Что вы пишите книгу о тех, кто ходил по воде, Кто идет по воде, и пишет на ней, и смеется, Когда видит, чем слово его отольется. Вам спасибо, кто, воздухом горним носимый, Стал, неведомо сам, нелюдимо-людимым И расписывал из цветущих каштанов узоры На небесном платке, развернув его в Тору. Тем спасибо, кто в землю вошел по глазницы И глазами сказал, каково это мыслию слиться, И глотать эту землю, давиться, вдыхать ее тьму Во всю грудь, во всю ширь — по уму. Им спасибо, кто выжег на теле своем письмена Раскаленным металлом из Новозаветного сна — С опаленными крыльями, с запахом серы, в безумье, Оголяющем выкриков адские зубья. И особо спасибо встающим безгласно из льда, Запеченным навечно в искристую призму — туда, Где пропущенный свет рассекается линией жизни И слова только цвет, только взрыв, как салюты в отчизне. Всем спасибо, оголошенным. Не судьба "Какую судьбу делают нашему рыжему” ААА А он все пьет свой черный чай И курит Приму. Седые волосы торчат В тоске по Риму. Усталый питерский сатир, Из глины Голем, Он в коммунальный свой сортир Проходит голым. А за плечами только дым От давних сплетен, И оттопыренный кадык В преддверье смерти. Он обожженную губу Закусит с хлюпом И стянет новую скобу В сонете трубном. Ползи, улитка, пой, рожок О жизни тесной, В которой лезет на рожон Строка из песни: "Ни страны, ни погоста Не хочу выбирать, На Васильевский остров Я приду умирать”. * * * Небо облетает тающим толокном. Холодно даже смотреть в окно. Башенный кран на соседней стройке Сделал стойку. На койке Стопка непрочитанных книг — Нету места на полках, И не чувствуешь, что старик. Сверстницы по телефону горько, В голос говорят, что уходят. Заползает холод за холку. Завещают последних любимых первым. В горле комком собирается пепел Лет — закончен подъем на холм. Сглатываешь, видно шевеля кадыком. Переворачиваешь страницу И боишься, что любовь приснится. (Вслед Бунину) Мокрые перила По дороге к морю. Что мне говорила Ты, не помню. Желтые деревья И сырое небо, Нет ни дуновенья, Только пенно-серый Шум прибоя в берег, Только воздух чистый, Только лист осенний. Нет, конечно, смысла Ни сейчас, ни в прошлом, Чтоб ни говорила Ты мне о хорошем. Мокрые перила, Скользкие дорожки, — Все равно, я слышу Голос твой — до дрожи. Лужи и булыжник. Мокрые перила… * * * Диалог не закончен. Не начат. Уже завершен. Знаком вопроса. Многоточием. Нагишом. Меж земной душой И душой небесной Тесный, Узкий, Неуместный Поребрик телесный. * * * А. Монастыренко Над шляхом донецким, почти у виска, Висит антрацитная ночь? Материнский Невнятный, но все же родной, бормоток. И пишется только по несколько строк О дальнем, о темном, о близких. Не будем, не будем кричать о неясном, Что нами проглочено горькой слюной, Где между согласных не ставится гласный В редукции слюдяной. Не будем пейзажи свои из Непала На одеяла подружек менять, И терриконовые покрывала Пусть так же обнимут меня. Написанное проплатим, отснятое оповестим. И что это за полати? — где нету последней кровати, Где мы в одиночестве спим? Над шляхом, в дичающем поле, В азовском слоистом боку, Нам ухо цыган не проколет — Татарин отрубит башку. * * * Мир из мужиков — производящих,Теток — живородящих, Со-творяющих этот мир, Пьющих спирт и эфир Горний, метиловый, горький, Но по-прежнему гордо Желающих счастья сейчас-и-здесь, Ищущих иголку, Ждущих весть. Мир, исходящий из этих мест, Не похож на крест, Не похож ни на один из миров: Это странная плоскость из равнин и бугров, Называется Родина. Любят ее. Больше себя. Говорят: "Мое!” И ничего сделать не могут с ней. И от этого любят сильней. Мир из теток и мужиков Может быть таков и не таков, Но они заселили его, как бы впрок, Весь простор — без частокола острог — И летят на полатях поездов скоростных, И незряче смотрят. Из-без-дны. Вернуться назад |