ИНТЕЛРОС > №11, 2015 > Саквояж Ольга СТОЛПОВСКАЯ
|
Ампулы нашли на сеновале. Взрослые на сеновал не лазили, и мы с сестрой прятались там в жаркий день, набив карманы стручками гороха. Медицинские ампулы с надписью на латыни, аккуратно завернутые в пожелтевшую бумагу, уложены в потрескавшийся от времени саквояж. Мы затаились, боясь, как бы нас не позвали полоть или подавать кирпичи однорукому деревенскому печнику Брыкину. Он не спеша перекладывал нашу печь, прерываясь на недельные запои. В окрестных деревнях на него была очередь. Никто не знал печное дело так, как он. Поэтому его не раз переманивали у нас водкой. А когда он возвращался, меня и сестру — лентяек-белоручек сажали отмачивать и сбивать известку с кирпичей, добытых из графских подвалов.
Копаясь в чердачном хламе, Алёна, которая старше меня на два года, шепотом рассказывает мне, как родятся дети. Я слушаю о кровавых подробностях этого дела, и мурашки бегут у меня по спине. — Поцелуй меня! — внезапно требует сестрица. — Зачем? — Вот поцелуй, узнаешь! Чмокаю в щечку. — Ты не умеешь целоваться. — Это почему? — Ты целуешься по-детски. Надо в губы. И с языком. — А мне нравится так. — Представь, что я мальчик, в которого ты влюблена. Практические занятия, бесконечно увлекательные и таинственные. — Тебе хоть кто-нибудь нравится? — Не-а. — А из класса? — Они все скучные. Стараясь не чихнуть от свербящего в носу сена, кидаюсь зелеными горошинками в голую спину проходящего внизу Брыкина. — А ты знаешь, что Брыкин тракториста из-за водки убил? Он шел с бутылкой из Мышлино домой, а навстречу трактор. Тракторист знал, что у Брыкина водка, и стал просить. А Брыкин не дал. Они подрались. Тракторист отрубил ему руку, а Брыкин его убил. А весной, когда снег стаял, тело нашли в овраге. — А руку нашли? — Не знаю. — Иначе как узнали, что это Брыкин тракториста убил? — Представляешь, поцеловать Брыкина?! Сестра пожимает плечами: — Ты что, он же старый! Весь бородатый такой! Ему уже наверное лет тридцать. — Это прикольно, что бородатый! Представляешь, выйти замуж за Брыкина! — Фу! — И поселиться здесь, в деревне… Алёне нравятся актеры сериалов. Она их представляет, напуская мне в рот слюней и трогая мою еще незаметную грудь. — А что мы будем с ампулами делать? — Попробуем. — А что будет? — Ну, как будто летаешь.
Поймали кошку. Разбили ампулу, ссыпали порошек в кружечку, размешали с водой и влили кошке в насильно раскрытую розовую пасть. Кошка помотала головой, встряхнулась, пошевелила ушами. Потом замерла, дернула хвостом, легла на спину и стала тереться спиной о траву. — Что-то она не летает… — Смотри, какой у нее большой живот! Беременная! Скоро родит.
На следующий день взяли саквояж, пошли вдоль реки. — Мы за ягодами, бабуль! На другом берегу мальчишки взрывали ласточкины гнезда. Закладывали коробки спичек и поджигали. Мы ушли подальше в поле, спрятались за стог и, устроившись поудобнее на соломе, слушали, как шуршат полевки, смотрели, как блестит крест церковки за лесом. Потом отломили носик ампулы, высыпали в кружечку, размешали. — А мне деревенские рассказали, что в войну надо было взорвать церковь, потому что она была ориентиром для фашистских самолетов. Но никто не хотел. И только дед Брыкина вызвался взорвать церковь. Но после взрыва церковь осталась стоять. А рука у внука отсохла. — Он же в войну еще маленький был или даже ваще еще не родился. — Да, значит, он уже родился с отсохшей рукой. За грехи праотцов. Пахло из кружечки холодком. Стало неуютно. — Я не хочу пробовать. — Пей! — Давай его выкинем. — Пей! — сестра поднесла кружку к моему рту. Я отпихнула кружку, побежала по полю. Сестра за мной. Догнала. Подрались. Я решила навсегда уйти из дома. К Брыкину. Шла, рыдая, напрямки, через крапиву. Увидела его издалека на огороде. Подкралась поближе понаблюдать, как он одной рукой управляется с лопатой, загоняя ее в землю ударом ноги, а потом, используя культю, как рычаг, вынимает землю. В мешке рядом что-то шевелилось. Выкопав ямку, он взял мешок, высыпал маленькие белые комочки. И стал закидывать землей. И тут я поняла, что он закапывал только что родившихся котят. — Эй! Что ты делаешь?! Не убивай их! Из-под земли доносилось пищание. — Отдай их мне! Пожалуйста! Брыкин потоптался, трамбуя землю: — Тебя бабка заругает! — Не заругает! Не убивай их! Он собрался идти с огорода. — Я тебя поцелую! Если отдашь! — Ядрись, коромыслом! — Ты злой! Поэтому у тебя рука и отсохла! Ну отдай! Они же умирают! Сделай хоть доброе дело! — Ах ты, соска! Мою руку медведь погрыз, когда я малого спасал! На него шатун зимой напал… А я его от медведя отбил. Дык он в реке потоп на следующий год. Судьба… А доброе дело, это ты кошке скажи, чтоб она не котилась! Орут голодные, цыплят таскают. Иди к бабке. — А если я тебе дам что-то такое, отчего ты полетишь, отдашь?! — Это еще чо такое? — Белый порошок. Очень хороший. Мы с сестрой пробовали. Сейчас принесу! — Ну не хрена ж! Понаехали из Москвы… Я побежала за саквояжем, рассказала сестре про котят, помчались к Брыкину вместе.
Калитка была заперта. — Эй! Брыкин! Мы принесли! — Лесом идите, сказал! — Слышишь, котята мяучат в земле! Ну отдай их нам, ну пожалуйста! — Где взяли-то? Во я вашей бабке скажу! — На сеновале нашли. — Зеки, чо ль, попрятали? Тут зимой быват беглые прячатся в домах. — Не, это еще с революции! В нашем доме была до революции плисарезка. — Ну плисарезка, и чо? — А плисарезы не люди, что-ли? — Дай посмотреть, чо у вас там? Брыкин подошел к калитке, протянул руку за саквояжем. — Отдашь котят? — Они уж подохли. — Нет, мы слышим, как они мяучат! Ну Брыкин, ну миленький, ну отдай котят! Они ведь задыхаются! Ну хочешь, я тебе трусы покажу?! — Эх! Алёна, жопа солёна! — И она покажет! Покажешь ведь? — Дура! – я почувствовала, как мое лицо заливает краска. — Не пугай ежа голой задницей!.. Чо я там не видел. Дай посмотреть, чо в саквояже-то. — Вот, — сестра достала ампулы в бумаге. Брыкин грубо выхватил у нее из руки ампулы и пошел в дом. — Вот я бабке вашей скажу, во чо играетесь! — Давай быстро, пока он прячет! – скомандовала сестра, перелезая через калитку. Раскопали котят, в саквояж — и бежать. Я зацепилась за штакетник, прыгая с калитки, порвала платье, но было совсем не до этого. Скатились в овраг. Слепые котята выглядели спящими. Только один мяукал, страшно разевая пасть. — Надо им молока дать. — Надо сюда кошку принести, она их покормит. Нашли кошку. Притащили. Она обнюхала котят, взяла зубами за шкирку того, который мяукал, положила рядом с собой, облизала. Он впился в ее сосок. А вечером бабулечка, наша добрая бабулечка, угощала нас и Брыкина пенками с земляничного варенья. Мы за чаем тревожно молчали, а потом Брыкин подмигнул мне. И после мы с сестрой и с Брыкиным, таинственно переглядываясь, белили печь, а бабулечка штопала мое платье, напевая «Это было неда-а-авно, это было давно...» Вернуться назад |