ИНТЕЛРОС > №11, 2015 > Саквояж

Ольга СТОЛПОВСКАЯ
Саквояж


24 ноября 2015

Ампулы нашли на сеновале.

Взрослые на сеновал не лазили, и мы с сестрой прятались там в жаркий день, набив карманы стручками гороха. Медицинские ампулы с надписью на латыни, аккуратно завернутые в пожелтевшую бумагу, уложены в потрескавшийся от времени саквояж.

Мы затаились, боясь, как бы нас не позвали полоть или подавать кирпичи однорукому деревенскому печнику Брыкину.  Он не спеша перекладывал нашу печь, прерываясь на недельные запои. В окрестных деревнях на него была очередь. Никто не знал печное дело так, как он. Поэтому его не раз переманивали у нас водкой. А когда он возвращался,  меня и сестру — лентяек-белоручек сажали отмачивать и сбивать известку с кирпичей, добытых из графских подвалов.

 

Копаясь в чердачном хламе, Алёна, которая старше меня на два года, шепотом рассказывает мне, как родятся дети. Я слушаю о кровавых подробностях этого дела, и мурашки бегут у меня по спине.

— Поцелуй меня! — внезапно требует сестрица.

— Зачем?

— Вот поцелуй, узнаешь!

Чмокаю в щечку.

— Ты не умеешь целоваться.

— Это почему?

— Ты целуешься по-детски. Надо в губы. И с языком.

— А мне нравится так.

— Представь, что я мальчик, в которого ты влюблена.

Практические занятия, бесконечно увлекательные и таинственные.

— Тебе хоть кто-нибудь нравится?

— Не-а.

— А из класса?

— Они все скучные.

Стараясь не чихнуть от свербящего в носу сена, кидаюсь зелеными горошинками в голую спину проходящего внизу Брыкина.

— А ты знаешь, что Брыкин тракториста из-за водки убил? Он шел с бутылкой из Мышлино домой, а навстречу трактор. Тракторист знал, что у Брыкина водка, и стал просить. А Брыкин не дал. Они подрались. Тракторист отрубил ему руку, а Брыкин его убил. А весной, когда снег стаял, тело нашли в овраге.

— А руку нашли?

— Не знаю.

—  Иначе как узнали, что это Брыкин тракториста убил?

— Представляешь, поцеловать Брыкина?!

Сестра  пожимает плечами:

— Ты что, он же старый! Весь бородатый такой! Ему уже наверное лет тридцать.

— Это прикольно, что бородатый! Представляешь, выйти замуж за Брыкина!

— Фу!

— И поселиться здесь, в деревне…

Алёне нравятся актеры сериалов. Она их представляет, напуская мне в рот слюней и трогая мою еще незаметную грудь.

— А что мы будем с ампулами делать?

— Попробуем.

— А что будет?

— Ну, как будто летаешь.

 

Поймали кошку. Разбили ампулу, ссыпали порошек в кружечку, размешали с водой и влили кошке в насильно раскрытую розовую пасть. Кошка помотала головой, встряхнулась, пошевелила ушами. Потом замерла, дернула хвостом, легла на спину и стала тереться спиной о траву.

— Что-то она не летает…

— Смотри, какой у нее большой живот! Беременная! Скоро родит.

 

На следующий день взяли саквояж, пошли вдоль реки.

— Мы за ягодами, бабуль!

На другом берегу мальчишки взрывали ласточкины гнезда. Закладывали коробки спичек и поджигали. Мы ушли подальше в поле, спрятались за стог и, устроившись поудобнее на соломе, слушали, как шуршат полевки, смотрели, как блестит крест церковки за лесом. Потом отломили носик ампулы, высыпали в кружечку, размешали.

— А мне деревенские рассказали, что в войну надо было взорвать церковь, потому что она была ориентиром для фашистских самолетов. Но никто не хотел. И только дед Брыкина вызвался взорвать церковь. Но после взрыва церковь осталась стоять. А рука у внука отсохла.

— Он же в войну еще маленький был или даже ваще еще не родился.

— Да, значит, он уже родился с отсохшей рукой. За грехи праотцов.

Пахло из кружечки холодком. Стало неуютно.

— Я не хочу пробовать.

— Пей!

— Давай его выкинем.

— Пей! — сестра поднесла кружку к моему рту.

Я отпихнула кружку, побежала по полю. Сестра за мной. Догнала. Подрались. Я решила навсегда уйти из дома. К Брыкину.

Шла, рыдая, напрямки, через крапиву. Увидела его издалека на огороде. Подкралась поближе понаблюдать, как он одной рукой управляется с лопатой, загоняя ее в землю ударом ноги, а потом, используя  культю, как рычаг, вынимает землю. В мешке рядом что-то шевелилось. Выкопав ямку, он взял мешок, высыпал маленькие белые комочки. И стал закидывать землей. И тут я поняла, что он закапывал только что родившихся котят.

— Эй! Что ты делаешь?! Не убивай их!

Из-под земли доносилось пищание.

— Отдай их мне! Пожалуйста!

Брыкин потоптался, трамбуя землю:

— Тебя бабка заругает!

— Не заругает! Не убивай их!

Он собрался идти с огорода.

— Я тебя поцелую! Если отдашь!

— Ядрись, коромыслом!

— Ты злой! Поэтому у тебя рука и отсохла! Ну отдай! Они же умирают! Сделай хоть доброе дело!

— Ах ты, соска! Мою руку медведь погрыз, когда я малого спасал! На него шатун зимой напал… А я его от медведя отбил. Дык он в реке потоп на следующий год. Судьба… А доброе дело, это ты кошке скажи, чтоб она не котилась! Орут голодные, цыплят таскают. Иди к бабке.

— А если я тебе дам что-то такое, отчего ты полетишь, отдашь?!

— Это еще чо такое?

— Белый порошок. Очень хороший. Мы с сестрой пробовали. Сейчас принесу!

— Ну не хрена ж! Понаехали из Москвы…

Я побежала за саквояжем, рассказала сестре про котят, помчались к Брыкину вместе.

 

Калитка была заперта.

— Эй! Брыкин! Мы принесли!

— Лесом идите, сказал!

— Слышишь, котята мяучат в земле! Ну отдай их нам, ну пожалуйста!

— Где взяли-то? Во я вашей бабке скажу!

— На сеновале нашли.

— Зеки, чо ль, попрятали? Тут зимой быват беглые прячатся в домах.

— Не, это еще с революции! В нашем доме была до революции плисарезка.

— Ну плисарезка, и чо?

— А плисарезы не люди, что-ли?

— Дай посмотреть, чо у вас там?

Брыкин подошел к калитке, протянул руку за саквояжем.

— Отдашь котят?

— Они уж подохли.

— Нет, мы слышим, как они мяучатНу Брыкин, ну миленький, ну отдай котят! Они ведь задыхаются! Ну хочешь, я тебе трусы покажу?!

— Эх! Алёна, жопа солёна!

— И она покажет! Покажешь ведь?

— Дура! – я почувствовала, как мое лицо заливает краска.

— Не пугай ежа голой задницей!.. Чо я там не видел. Дай посмотреть, чо в саквояже-то.

— Вот, — сестра достала ампулы в бумаге.

Брыкин грубо выхватил у нее из руки ампулы и пошел в дом.

— Вот я бабке вашей скажу, во чо играетесь!

— Давай быстро, пока он прячет! – скомандовала сестра, перелезая через калитку.

Раскопали котят, в саквояж — и бежать. Я зацепилась за штакетник, прыгая с калитки, порвала платье, но было совсем не до этого.

Скатились в овраг. Слепые котята выглядели спящими. Только один мяукал, страшно разевая пасть.

— Надо им молока дать.

— Надо сюда кошку принести, она их покормит.

Нашли кошку. Притащили. Она обнюхала котят, взяла зубами за шкирку того, который мяукал, положила рядом с собой, облизала. Он впился в ее сосок.

А вечером бабулечканаша добрая бабулечка, угощала нас и Брыкина пенками с земляничного варенья. Мы за чаем тревожно молчали, а потом Брыкин подмигнул мне.

И после мы с сестрой и с Брыкиным, таинственно переглядываясь, белили печь, а бабулечка штопала мое платье, напевая «Это было неда-а-авно, это было давно...»


Вернуться назад