ИНТЕЛРОС > №6, 2015 > «Моя мама любит читать А.Пушкина и книги про овощи»

«Моя мама любит читать А.Пушкина и книги про овощи»


06 июля 2015

Белгородские школьники рассказывают о том, что читают их мамы

Елена Коняева,

учитель русского языка, литературы и МХК гимназии № 12 г.Белгорода

Нечтение для нас опасно, как землетрясение

Что любит читать моя мама?  Многоголосие  сложных и простых, бесхитростных ответов, где все наше сегодня – духовное и материальное - как на ладони.

И разобщенность внутри семьи – когда ребенок не знает и ему не интересно, что читает мама, сидящая рядом с ним в одной комнате. Когда ему стыдно сказать, что мама кричит, чтобы тот читал, а сама ничего не читает. Сберегая честь семьи, уклоняясь от лжи, он не напишет ничего. Таких, отказавшихся, примерно треть в разных классах. Мы не настаивали, давали другое задание. Но и те, кто согласился ответить, – спонтанно, без домашнего обдумывания, без подсказок взрослых, – к демонстрации культурного статуса, успешности и единства своей семьи нередко примешивают грусть, непонятную самим тревогу, спрятанную в иронии боль…

  И постоянная материнская усталость после работы, когда нужно поддерживать дом, очаг и все на ее плечах (моей маме некогда читать – прямодушно сообщают пяти-  и шестиклассники).

Мама, читающая детективы, фэнтези, любовные романы, – так ли уж это грешно, недостойно матери, поднимающей в монотонных буднях одного-двоих, а иногда и троих? Плюс старенькие родители его-ее, плюс постоянная необходимость удерживать планку идеальной семьи, идеальной жены – планку, которую задает общество...

Мама, читающая косметические проспекты, в которых «можно найти все, что нужно», чтобы соответствовать назойливым гламурным идеалам.

Мама, тайно ищущая в книге советы, рецепты, инструкции по укреплению, а иногда спасению своего семейного гнезда.

Мама, играющая в компьютерные игры, не читающая, а сидящая с вязанием за сериалом? Разве это не знак уюта и семейного благополучия? Тем более, что вечером все собрались вместе. Что любит читать мама вместе с ребенком? Лишь несколько человек пишут об исчезающей традиции чтения вслух, чтения вдвоем, чтения на ночь. А ведь ночь – совсем другое измерение жизни, отделяющее нас от дневного - административно-командного, бравого, лукавого и уничтожающе-насмешливого. И телевидение, вульгарно, развязно несущее в ночь дневные дела, непоправимо разрушает вечерние тихие мелодии, приводящие душу в опрятность, дающие счастье взаимопонимания. Как научиться вечером быть наедине с собой, со своими близкими? Вслушиваться в негромкий  шепот. Глаза в глаза, голос мамы рядом, запах маминых волос. У некоторых – гордость: я советую маме, и она меня слушает. Больше всего маме нравятся истории, которые я сам сочинил. Нет ничего ценнее доверия взрослого, который рядом. Прежде всего, доверия матери к ребенку. А когда оно утрачено, ребенок читает... собаке (и такая методика приучения к чтению уже есть, об этом упоминается в интервью обозревателя «Новой газеты» с руководителем библиотечного центра) – нужно же кому-то довериться.

А ведь это так просто - сказать ребенку: почитай мне вслух, расскажи, о чем это, посоветуй мне, расскажи мне на ночь, почитай на ночь...

Для чего нужно чтение? Для пользы. Для отдыха. Ни для чего (и это правильнее всего, потому что прагматический смысл меньше всего надо искать в чтении, а плоды его прорастают состоянием настоящего и будущего,   нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…).

Главная нынешняя семейная установка - книги не для переживаний. Этого и на работе, и в событиях дня достаточно. Пушкинское «над вымыслом слезами обольюсь» неактуально. Нечего лить слезы. Слезами горю не поможешь. Только одна девочка написала о странном кролике Эдварде, историю которого полюбила мама. А еще одна – о романе «Тяжелый песок», который все время видит в руках у мамы.  А один четвероклассник написал о маме, которая читает грустные истории о детях-инвалидах. И тут же спохватился – не подумайте, вообще-то она у меня веселая мама.

 Безудержный оптимизм позитивного мышления, навязываемый школьнику, начисто выметает всякий намек на сочувствие, сострадание, жалость (то, чем всегда была сильна русская литература – чувствами добрыми, милосердием). По акции, по воспитательному  плану собрать помощь – это пожалуйста… А так… Все боятся кого-то пожалеть. Как говорил герой фильма Тарковского,  проявляя жалость, мы опустошаемся...

История науки, философия, сложные нравственные вопросы – то, что касается личностного развития, размышления, тоже как-то не ко двору… Некоторые путают книги с сериалами, сериалы с компьютерными играми. Что ты читаешь? Вчера мы смотрели «Доктор Хаус», сегодня – «Реальные пацаны». Впрочем, не будет телевизора – его место займет водка, матерно-бессмысленный разговор с соседом. Личностный мир опустошен и выжжен цинизмом нынешних времен.

 Итак, литература как развлечение, страшилки («Это так расслабляет! И сын любит, и я люблю», – не удержалась от одобрительного восклицания одна мама-продавщица, пытавшаяся втолковать мне устарелость волшебника Изумрудного города и Аладдина) и упрощение сложности жизни как проявление страха остаться наедине с темами своих взаимоотношений  со сложным миром, и место, куда можно убежать, подобно ребенку, убегающему из темной комнаты, в поверхностный слой бытия, в совместный просмотр телепередач, в домоводство и «огородство», в обжитый, знакомый мир школьных хрестоматий. Можно, конечно, указать провинциальным мамам  на культ потребления, отсутствие высоких духовных запросов, стремлении угнаться за  столичными брендами, трендами… Хотя - в глубине души подозреваю, что и мама-министр тоже на ночь читает детективы. И – страшно подумать – мама-инспектор учебных заведений или, скажем, профессор высшей школы экономики – читает романы о любви. И, возможно, индийские.

Однако нас упрямо не покидает надежда на возрождение  нашего общего ментального мира.

Как-то, разговаривая со своей доброй знакомой, профессором филологии БГУ Верой Константиновной Харченко, автором оригинальных лексических проектов «Словарь детской речи», «Словарь цвета», «Словарь богатств русского языка», а кроме того, ярким, азартным собеседником, я упомянула, что нынче модно говорить  о нелитературоцентричности нашего общества. Дескать, представления о России как самой читающей стране были и есть иллюзия. А уж молодые поколения семей, взращенные девяностыми, и вовсе лишили  домашние собрания сочинений неприкасаемого статуса престижности, принадлежности к высшему кругу интеллектуалов - им указали место в кладовке или вообще вынесли из дома как ненужные пылесборники.

  «Ну что вы! – искренне удивилась Вера Константиновна. - Конечно, мы литературоцентричная страна. Посмотрите, у нас на каждом шагу цитируют. Мы без цитат не можем, мы в них живем,  в них определяем свое бытие… Они уже давно  часть народного языка,  даже если носитель их и не помнит автора и источника».

Не порвись связь поколений, истина эта останется верной. А то ведь и старшие, и младшие, употребляя одни и те же лексические единицы, будут разговаривать на разных языках. Эта трещина в нашем мировосприятии уже подмечена Александром Генисом: «Отцов от детей отличают цитаты – одни их подхватывают, другие не знают, где ставить кавычки».

Незнание литературы, нечтение для нас опасно, как землетрясение... Учителя литературы, как никто другой, понимают: литература – это то, что нас объединяет. То есть мы существуем единой общностью еще и потому, что нам понятны цитаты. Узнал француз в тот день немало, что значит русский бой удалый, наш рукопашный бой... Мороз и солнце – день чудесный... Я вас любил – любовь еще быть может… Но я другому отдана и буду век ему верна... Жди меня - и я вернусь... Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет...Здесь и иностранцы становятся нашими: Самого главного глазами не увидишь... Зорко одно лишь сердце... На севере диком стоит одиноко, качая вершиной, сосна...  А за цитатами - культурные реалии.  Патриаршие пруды, где Иванушка Бездомный встретился с Воландом. Небольшой особняк, где служил дворником Герасим с неразлучной Муму. Берег Донца, где князь Игорь увидел солнечное затмение и не внял предвестиям гибели войска. За реалиями - имена: Онегин, Петруша Гринев, Раскольников, Наташа Ростова, Пьер Безухов, Раневская, Ассоль. Сколько отражений, возрождений этих имен – от актрисы Фаины Раневской, взявшей себе чеховскую фамилию,  и космонавта Германа Титова, названного отцом в честь героя «Пиковой дамы», до моих милых выпускниц Тани Лариной и Аси Власовой, которая на самом деле по паспорту Ассоль.

 В 90-е годы коммерсанты, спекулируя именами в скороспелых «продолжениях» классики, делали немалую прибыль.

 Но дело не только в этом. Здесь мне хочется сослаться на заключительный фрагмент замечательной острой статьи Натальи Ростовой(!) «Новая эстетика детства»: «Советское образование, на обломках которого пока еще стоит современное образование, имело очень важную черту. Оно позволяло охватить русскую и мировую литературу в ее недетской сложности.  Оно давало знание «на вырост». То есть сеяло зерно, которому было суждено в свое время прорасти. Детская душа нуждается в метафизических иероглифах, в которых могла бы оплотниться и организоваться субъективность. Неоформленная субъективность – это всегда поле для необратимости случая и манипулирования».

Можно сказать, что неоформленная субъективность, или отсутствие саморефлексии –это самая болевая точка нашего нынешнего бытия, в котором субъекту можно скользить по поверхности, ни о чем не задумываясь, повторяя готовые клише, имитируя мысль и деятельность. Только что проверенные пробные сочинения – «развернутый ответ» выпускников на ЕГЭ – неутешительное тому подтверждение. В возможных экзаменационных работах наши выпускники дружно говорят о проблемах мужества, героизма, патриотизма в тексте, скажем, Леонида Леонова – рассказ об «одесском Фигаро», парикмахере Леонарде, сумевшем поддержать людей, заваленных в бомбоубежище (сформулированная проблема – критерий №1, 1 балл), дружно разделяют позицию автора и приводят в качестве аргументов, подтверждающих необходимость самообладания в трудных обстоятельствах, готовности помочь людям …Гарри Поттера, Хоббита – ведь от них тоже требовались мужество и готовность помочь друзьям (критерий №4, 3 балла за 2 аргумента из художественной литературы, 2 балла за 1 аргумент - из художественной литературы и 1 из личного жизненного опыта). В результате при выполненных требованиях экзаменационной работы смысл прочитанного безвозвратно утрачен.

 Серьезное чтение классики и современной литературы, раскрывающей серьезные вопросы жизни человека и общества, обсуждение этого чтения – непременное условие формирования личности сложной, отзывчивой, открытой нравственному поиску, диалогу поколений и гуманистичной в мировоззрении. Устойчивой к соблазнам и наваждениям, независимой в выборе пути. Вот отсутствие такого чтения катастрофично для общества, примитивизирует и загоняет его в тупик.

И начинать нужно с семьи. Учитель,  какой бы он ни был, общество не изменит. Слишком он слаб социально. Очень часто – профессионально. Слишком изолирован в своем классе. Слишком подневолен и беззащитен. И надеяться, чтобы наши неидеальные, не желающие соответствовать культурному уровню дети командным маршрутом читали программу или обязательные сто книг, пока взрослые смотрят сериалы, раскладывают компьютерные пасьянсы или разговаривают по телефону, или втихую читают любовные романы, по меньшей мере, наивно. А они не соответствуют. И не читают. Хотя большинство сознает: да, надо, это непреходящая общечеловеческая ценность. Ответы здесь  звучат обезоруживающе для нас, правильных, неуклонных: «Я не читаю, но мама все равно меня любит, и я ее тоже!» Может, в этом ключ к нашему духовному возрождению – сохранить теплоту семьи, любовь друг к другу…

А значит, рано или поздно наступит момент, когда мама скажет: «Давай почитаем вместе. А потом поговорим и все обсудим…» И все в нашей жизни уладится.


Вернуться назад