Кабыш Инна Александровна — поэт, прозаик, переводчик. Автор 6 книг стихов, лауреат многочисленных литературных премий. Живет в Москве. Постоянный автор журнала “Дружба народов”.

 

 
            * * *
Зимой, когда страшно просто взглянуть в окно —
не то что куда-то ехать, хороший мой,
когда по утрам за окном до того темно...
короче, нашей отечественной зимой,
когда я со всеми вместе иду к метро
и в сумке бездонной моей вся война, весь мир,
все слезы мира, все зло его, все добро—
и йогурт, а иногда кефир,
когда я штурмом, как крепость, беру вагон,
где глупо держаться и трудно порой дышать,
где я засыпаю стоя и вижу сон,
где ты не ушел и где живы отец и мать,
где все до того близки мне — со всех сторон,
что чья-то ушанка мне лезет упорно в рот, —
я вдруг понимаю, что я — это, в общем, он,
прости за пафос, имея в виду народ.
И если меня не грохнули в тридцать пять,
и если я не повесилась в сорок семь,
то, значит, надо дальше как-нибудь доживать
не чтоб назло или на радость всем.
А просто-проехали — все — не вернешь билет —
и с каждым годом светлее моя печаль,
и смысла теперь умирать никакого нет,
поскольку старых, их никому не жаль.
            

* * *

Когда от мужчины уходит женщина,
она, как беременная в животе,
уносит весь мир с собой: горы, трещины,
и лист, и бабочку на листе.

Она уносит все без остатка,
поскольку дело идет к зиме.
Забудет разве что лишь перчатку
на совершенно пустой земле.

И поднимает ее мужчина,
не зная, к чему ее приложить:
ей нету пары — и вот причина,
что, в общем, незачем дальше жить.

...Когда же мужчина навек уходит,
он не берет с собой ничего:
и солнце всходит, и леший бродит,
и, Боже, столько кругом всего!..

 
            * * *

Жизнь,
она настолько не мала,
что сегодня,
рано поутру,
я почти с испугом поняла:
если ты уйдешь, я не умру.

 

 
            * * *

Я думала, что я люблю другого,
что он мой свет в окошке и судьба,
что он и плоть, и кровь моя, и слово...
А оказалось — я люблю тебя.

Я не была из правильных и строгих:
мол, Бог простит, и это ничего...
Я думала, что я любила многих,
а я тебя любила одного.

 

 
            * * *

А если как тряпку меня отжать,
что у меня остается?
Мать.
А если еще посильнее?
Муж.
Хоть он ходок.
И игрок к тому ж.
А если совсем — чтоб один лишь вздох,
А если совсем — чтобы вздох один?
Что у меня остается?
Бог?
Нет, у меня остается сын.

 

 
            * * *

Рухнул дом, и не светит свет,
но осталась кариатида:
так сегодня и ты, поэт:
не показывая вида,
держишь то, чего больше нет.

 

 
            * * *

Моя домработница Шура
вечно просит взаймы,
и я как последняя дура
достаю из своей сумы,
потому что учила в школе...
Но настал двадцать первый век:
что я маленькая что ли?
Кто тут маленький человек?
Кто мы — сестры с ней или братья?
Кто — она или я — народ?
...Я дарю ей свои платья,
и она кое-что берет...

 
            * * *

А ведь летом здесь была малина,
и краснее не было куста.
А сейчас какая-то могила:
снежный холмик, только без креста.

Неужели этот снег растает?
Ведь осталось времени в обрез...
Неужели этот день настанет?
Неужели вправду он воскрес?

 
            * * *
Вот так сквозь текст старославянский,
как через лес — густой и вязкий,
который впору прополоть,
бредешь —
           и выведет Господь...