ИНТЕЛРОС > эм№4, 2021 > Стихи Уильяма Батлера Йейтса Илья Липес, Александр Шик
|
перевод с английского
Ирландец Уильям Батлер Йейтс – один из наиболее выдающихся англоязычных поэтов конца XIX – первой половины ХХ веков. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1923 г.). Сильнейшим образом на жизнь и творчество Йейтса повлияли любовь к родной Ирландии и приверженность к борьбе за её независимость, а также неразделённая любовь к Мод Гонн (Maud Gonne), значительно более радикальной, чем он сам, стороннице независимости. Поэзия Йейтса очень выразительна, многозначна и непроста для понимания. В ней много символических образов и элементов мистицизма. Йетс был всегда очень взыскателен к себе. Неоднократно заявлял об отказе от сделанного ранее, непрерывно изменял и варьировал свои произведения, но при всей подвижности его поэзии, в ней сохраняется тот эмоциональный накал, силу которого ощущают последующие поколения.
ПЕРЕВОДЫ ИЛЬИ ЛИПЕСА
Переводчик Илья Липес родился в 1952 г. в Николаевской области (Украина). Окончил Нежинский педагогический институт («английский язык и литература»). Жил в Чернигове, Славутиче, Москве, Иерусалиме. Работал учителем английского языка. В 1988-1989 гг. был руководителем литературного клуба Чернобыльской атомной станции. Участвовал в семинарах поэтов-переводчиков при Союзе писателей СССР под руководством А. Ревича и Е. Витковского. С 1997 г. живет в Торонто (Канада). Работает переводчиком и нотариусом. Неоднократно публиковался в поэтических сборниках и журналах России, Канады, Израиля и США. Занимается литературным переводом поэзии с английского и украинского языков, а также с иврита. Пишет стихи на русском и украинском языках и рассказы на русском языке. Член редколлегии журнала «Эмигрантская лира». Ведёт семинар литературного перевода в г. Торонто (Канада).
Наряд
Песне своей наряд Я скроил из преданий, Притч и воспоминаний От головы до пят. А теперь дурачьё Носит его, шалея, Будто это – ничьё. Песне блажь не страшна: Есть получше затея – Выйдет голой она.
Водомерка
Чтоб цивилизацию не сгубить В судьбоносной войне, Шумных псов со двора убери. Цезарь наедине С полным безмолвьем в своем шатре. Непобедим пока. Пристально он глядит в пустоту, Под головой рука.
И как водомерка над потоком Разум его скользит над молчаньем.
Чтоб разрушилась Троя в огне, Но сохранялись черты То ли ребенка, то ли жены – Елены – Беззвучно ты Ходи по этим глухим местам. Уединившись, она Будет жесты и поступь свою Оттачивать дотемна.
И как водомерка над потоком Разум её скользит над молчаньем.
Чтоб Адаму в девичьи мечты Было легко входить, Нужно соседских детей унять, Дверь в Капелле прикрыть. А на подмостках полулежит Микеланджело сам, И водит он кистью в тишине По своим небесам.
И как водомерка над потоком Разум его скользит над молчаньем.
Нет Второй Трои[1]
Кого винить? Конечно же – судьбу За дни мои, презренные тобой, За то, что ты тупую голытьбу Умело подбивала на разбой. (Была б решимость цели их равна). Угомонишься ль, станешь ли другой? Ведь спесь твоя в огонь облачена, А красота, как будто лук тугой, – Надменна, бесприютна и дика. Что может сверх всего тебя увлечь? Отыщешь ли уже наверняка Вторую Трою, чтоб её поджечь?
Дорога у моих дверей
Повстанцы у дороги. Трёп. Шутливый парень-здоровяк Всё о войне острит взахлеб, Что схлопотать картечью в лоб, Как заглянуть на час в кабак.
Вот регулярных войск отряд И с ним поджарый капитан. А я пеняю невпопад На непогоду: то на град То на вчерашний ураган,
Считаю каждый черный ком Ворон, усеявших луга, Чтоб заглушить в себе самом Всю зависть. Захожу я в дом Сквозь стынущих надежд снега.
Любовное смятение
И под стрехою воробьиный спор, И полная луна, и гром вдали, И звёздный круг, и шелестящий бор Надежно скрыли вечный плач Земли.
Приходишь ты, и по твоим чертам От скорбных губ и глаз проходит след Вселенских слез по мёртвым кораблям И тяготам длиною в сотни лет.
И разъярённый, воробьиный спор, И бледная луна, и гром вдали, И звёздный круг, и говорящий бор – Сотряс всё это вечный плач Земли.
Молодость и старость
Презреньем заклеймён, Я злился, мир кляня… Дни сочтены – и он Льстит, торопя меня.
ПЕРЕВОДЫ АЛЕКСАНДРА ШИКА
Переводчик Александр Шик родился в 1945 г. Доктор физико-математических наук, автор около 400 статей и нескольких книг по физике твердого тела и наноэлектронике. Коренной петербуржец, более 30 лет работал в Физико-техническом Институте им. А.Ф. Иоффе РАН. С 1998 г. – профессор университета Торонто, а с 2019 г. преподает физику, математику и химию школьникам старших классов. Поэтическими переводами с английского занимается менее 10 лет. Среди переводимых авторов – Роберт Фрост, Редьярд Киплинг, Роберт Сервис, Уильям Йейтс, Огден Нэш, Арчибальд Лэмпман. Опубликовал книгу «Limericks/Лимерики» (изд. «Парус», Торонто, 2013), печатался в журналах «Новый Свет», «Эмигрантская лира», «Литературный Европеец», в сборнике «День русской зарубежной поэзии 2021». Лауреат премии им. Э. Хемингуэя (2017).
Настроения
Канет день, канет год Каплей воска с огарка, У лесов и вершин Свой черёд, свой черёд; Что из огненно-жарких Устремлений души Отгорит и умрет?
Он дарит любимой несколько строк
Заколку из золота в волосы вдень, Поправив выбившуюся прядь; Я лишь по нескольку бедных строк У сердца требовал каждый день, Пытаясь cладкую боль воссоздать, Что с давних сражений забыть не смог.
Вскинь жемчужную бледность руки, Свяжи свои волосы и вздохни; И вспыхнут мужские сердца в ответ. А пена свечой на песке у реки И звёзды – в небесной росе огни – Живут, чтоб к ногам твоим бросить свет.
Холодные небеса
Отрада воронью – простор и холод неба, Как будто лёд горит, но остаётся льдом, И прежних мыслей ход стирается как небыль, Когда сердечный пыл безумием ведом. Лишь юные года некстати вспоминаю, Любовь, что позабыть давно пришёл черёд; Я принял всю вину, лишь на себя пеняя, И плакал, и дрожал, качаясь взад-вперёд, Пронзенный светом. Но! Душа воскреснет снова, Как книги говорят, нагая выйдет в путь, И будет ли она принять опять готова Карающих небес неправедную суть?
Память юности
Летел, как в пьесе, год за миг; Я жил, в любви мудрее стал, Я здравый смысл сумел сберечь, Ей всё поведал мой язык И полюбилась моя речь, Но шторой туч студёный шквал Луне-любви задёрнул лик.
Я, веря в каждый образ свой, Льстил её телу и уму, И разжигал в ней мой рассказ Румянец щёк и взгляд живой, Но это не спасало нас, Мы ощущали только тьму Нависшую над головой.
Хоть я её не слышал слов, Нам правда явлена была, Что даже лучшим чувствам срок Придёт к концу; когда б Любовь, Услышав птичий голосок, Как слабый клич, не сорвала С луны тяжёлых туч покров.
Рыбка
Пускай ты прячешься под волнами, Одетыми в лунную белизну, Люди узнают, что было с нами, Как, от сетей моих ускользнув, Ты вырывалась во время былое Из пут серебряных в глубину... Тебя назовут упрямой и злою И много чего поставят в вину.
Сердце женщины
О, что мне комнатка моя, Покой молитвы позади; Он поманил – в тумане я, И груди – на его груди.
О, что мне дом, где каждый день Был полон маминых забот; Волос моих густая сень Укроет нас от непогод.
О, тень волос и влажный взгляд, Ушли куда-то смерть и жизнь; Два тёплых сердца бьются в лад И два дыхания сплелись.
Облака
Закатный свет накрыли облака, Смежило божество горящий глаз: Как будто рушит слабая рука Воздвигнутое сильными до нас, Гармония сменилась на развал И жизнь безликим слоем расползлась. Ты в гонке, друг мой, но наверняка Всё повторится и на этот раз, И, пусть ты славу в спутники призвал, О детях с грустью думаешь подчас: Закатный свет накрыли облака, Смежило божество горящий глаз.
Слова
Своей любимой объяснить Никак не удается мне, Что сделал я, как дальше жить В моей больной стране.
Пусть я от солнца изнемог, Но мысли делались стройней: Я создал лучшее, что мог, Для объясненья с ней.
Годами тщетно я молил: «Пойми меня, моя любовь, Я всё могу, я полон сил, Я – повелитель слов!».
Но, знай она всё с давних пор, Я б сам отсеял, может быть, Сквозь решето словесный сор И начал просто жить.
[1] В стихотворении идёт речь о безответной любви поэта к Мод Гонн, фанатичной революционерке. Подробнее см. в лекции на сайте: https://7lafa.com/poetryen/2057 – Примечание переводчика. Вернуться назад |