Родилась и выросла в Риге, с 1994 года живу в Мельбурне. Родители, муж, двое сыновей, друзья, две собаки, два кролика. Счастлива.

 

Короткая справка, которую сообщает о себе Инга Даугавиете, может только порадовать. Но стихи её – о боли, о пережитом, если не самой, то её соплеменницами прежних и нынешнего поколений. И этой боли необходимо выговориться, чтобы, действительно, ощутить себя счастливой.

 Д. Ч.

 
* * *
 
Посмотри – смеётся надменный Ра,
Небеса рассыпaют холодный рис.
Говорят, все дороги приводят в Храм
(Говорят, все дороги приводят в Рим),
Постоим с тобой на семи ветрах,
От костра потянется чёрный дым,
Подождём, сестра.
До утра – во храме чадит свеча,
Мелко-мелко вздрагивают образа,
Всю дорогу – ветру луну качать,
За окном меняется лишь пейзаж,
Время года – старость, считай до ста,
А потом страницу переверни,
Потому что всё начинать с листа
(Говоришь, дорога приводит – в Рим?!)
Вот те крест (не веришь?) приводит в бар,
Выбирай слова!
– А потом – в мотель!
И какая разница, чья кровать,
Здесь, важнее, солнышко, чья постель.
А в кармане – мелкое серебро,
Сигареты, паспорт (аж целых два!)
 
А про то, что дороги приводят в ров –
Забывай, сестра.
Забывай.
 
 
* * *
 
Щебечет дождь и шепчутся оливы,
Цветёт многострадальная земля.
– Я расскажу тебе, как полюбила
Лесная дева – сына короля.
Да нет, добром не кончится. Ресницы
В лесу смежил красавец – на века.
Ложись и засыпай. Пускай приснится,
Как ветер гонит в небе облака,
Швыряет в море. Солнышком обласкан,
Плывёт кораблик, флаг – цветов зари.
И вспомню – почему-то в русских сказках –
Бессильно-долго спят богатыри.
Ax, королевич, где-то ждёт принцесса –
В чужой земле, где нет ни змей, ни зим.
И колокола звук плывёт над лесом,
Протяжно (нет, не так, как муэдзин).
Короче – королевич. Засыпаешь?
Приснятся – золотые купола,
Другая жизнь – от края и до края…
– Россия? Нет, не знаю. Не жила.
Открыть глаза. Сестра бренчит ключами,
Пытаясь в темноте найти замок.
 
Когда-нибудь, принцесса, прочитаешь
Письмо отца.
Последнее письмо.
 
 
НОСТАЛЬГИЯ
 
Расцветает вновь во дворе миндаль,
Пахнет воздух солью, а чем ещё?
Загадать желанье (кругом вода!)
И швырнуть монету через плечо.
На любом языке умолять святых,
Потому что пятую ночь – без сна.
На румынской церкви дрожат кресты,
И поёт молитву свою волна.
Сколько их, молодых, уходило в ночь?
Пожелайте плаванья кораблю!
Подливает греческое вино,
Рассуждает о курсе чужих валют,
У него пятистенок – двойной кирпич,
А теперь – сыновей и жену – пора,
И ложится на стол (помолчи, стерпи!)
Тяжкий перстень старинного серебра.
(Заклеймят, а после – рожать рабов).
Пять судов в порту, – в бар...
Говоришь, вот это и есть – любовь?
Говоришь, вот это и есть – судьба?
Простыня полощется, словно бинт
(Честь невесты, дескать – снегов белей!)
Пусть не можешь выбрать, кого любить,
Только вправе всегда выбирать – с кем лечь!
(Полыхать тебе на ветру свечой.)
Опрокинут стакан, дребезжит кольцо.
Выдыхает море песок и соль...
 
Он – в который раз – проверяет счёт.
 
 
* * *
 
Говорил, глаза мои – цвет воды,
Напоить просил. Не поднять кувшин…
– Завитки волос – на ладони – дым.
«Не спеши, прошу тебя! Не спеши.
Не она одна. Не о ней, одной» –
Дым костров. Шатры. Силуэт горы,
Накрывает тихо долину ночь,
А ладонь твоя – на руке сестры.
Ты не знаешь, дитя – о тоске племён
По земле, о связи времён и вер…
– Говорил, моя кожа – горячий мёд,
А сестра опять открывала дверь
Ты не знаешь, нет – прорастает боль,
Застывая в теле – так плоть ножа!..
Я не слышу, что говорит твой Бог,
Но сестра уходит в шатёр – рожать,
Безнадёжно – тысячи голосов
(Говорил, глаза мои – как вода...)
Каждый месяц – слёзы и кровь – в песок.
– Подожди, любимая!
– Сколько – ждать?!
 
Шелестят оливы. Стекает синь
Ледяного неба – в мою постель.
Мне приснился рыжеволосый сын,
Говорил – из наших с тобой – детей...
 
 
В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
 
Ведь не верят, Господи, ну никак!
Хоть пешком по воде,
В облаках, небесах.
Я устал – на третий день – воскресать.
А Мария смеётся, щурит глаза,
– Неужели тебе не сказал никто?
Не успела крикнуть, прижал к стене,
Зазвенел кувшин по ступенькам вниз,
И уже – напрасно – отвар, настой,
Я потом на пальцах считала дни –
 
Рядом голос (женский): не спи, не спи!
На запястья давит крест-накрест бинт.
Что страшней – глумящийся смех толпы
Или вера, слепая вера – убийц?
Я не помню, Господи, что больней –
Сапогом под ребра, слова Петра...
 
Он стоит в переходе, лицом к стене,
Нараспев повторяя – «В последний раз.»
 
 
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
 
Они всё шли и река текла, трава шелестела «Барух ха-Шем»,
И кто-то, шёпотом: «Иншалла»... Cлужанки прятали малышей,
Седой привратник (нож в рукаве), захлопывал дверь,
Проверял засов...
 
В клинике выключают свет ровно в десять часов.
 
Врач теребит на пальце кольцо, думает о Мари,
И накрывает палаты сон, переходящий в тревожный стон,
После – в сдавленный крик.
 
Приходит и говорит – не ори,
Зажимает ей грязной ладонью рот,
– Мириады миров у тебя внутри,
Тысячи лет, серебро костров.
Козочка, ты – бесценный сосуд,
Нести да не расплескать!
(Их было много, ханжей и сук,
Всех богомольных каст.)
И, захлебываясь слюной,
(Вдоль коридора кричат – врача!)
– Жидовской крови – разрешено
Пока что – восьмая часть.
И будет потомство твоё – что грязь –
Рожать и рожать рабов.
В преддверии звонкого января
Грядёт справедливый Бог!
Родишь царя к белоснежной зиме...
 
(Заклинило дверь, ещё рывок)
 
Ладони ищут острый предмет,
В кровь расцарапывают живот,
Врач второпях роняет шприц,
Санитар затягивает ремни –
 
В полях колосился капризный рис,
Они всё шли и считали дни.
Туманы, тучи – за слоем слой,
В мутном небе хотя бы одна звезда!
 
Свивали чётки цветной петлёй,
И повторяли: «Не опоздать...»
 
 
ОСЕНЬ
 
Чем дольше веришь – тише слова молитв.
Светлее ночь. Размереннее строка.
Невероятно ярок осенний лист,
И растекается в рамке небес закат.
 
Из города – все дороги ведут к воде,
(Чем ближе дюны – пронзительней синева),
И в янтаре тает короткий день.
Всё – забывай. Намеренно – забывай!
 
Касается края воды золотой клубок,
Идёшь, почти не касаясь седой земли....
 
И вдруг понимаешь, как равнодушен Бог.
И как – нечеловечески – справедлив.