ИНТЕЛРОС > фы№3, 2021 > Практическая философия: ее прошлое и настоя­щее

Людмила Крыштоп
Практическая философия: ее прошлое и настоя­щее


17 сентября 2021

Рецензия на книгу:

Шохин В.К. Философия практического разума. Агатологический проект.

СПб.: Владимир Даль, 2020. 421 с.

Крыштоп Людмила Эдуардовна – доктор философских наук, доцент. Российский универ­ситет дружбы народов. Российская Федерация, 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6; e-mail: kryshtop-le@rudn.ru

Рецензируется монография В.К. Шохина «Философия практического разума. Агато­логический проект», вышедшая в 2020 г. в издательстве «Владимир Даль». В рецен­зии рассматривается актуальное состояние исследований в области практической философии. Отмечается, что практическая философия сегодня погружена в глубо­кий кризис, связанный с отсутствием фундаментальных исследований, посвящен­ных прояснению ее оснований и структуры. Рецензируемая монография выступа­ет в качестве своевременного восполнения этого явного пробела в исследованиях из области практической философии. В рецензии освещается структура моногра­фии, ее основные идеи и положения, выводы, к которым приходит В.К. Шохин. По­дробно рассматриваются положительные стороны работы, обращается внимание на универсальность и фундаментальность исследования, на масштабность постав­ленных автором задач, находящих в целом свое решение. Особым образом подчер­кивается основательность историко-философской части исследования, посвященного рассмотрению не только основных представителей западной философии, но также древнеиндийским и древнекитайским философским воззрениям. Высказываются некоторые полемические замечания и пожелания, относительно дальнейшего раз­вития исследований автора в этой области. Отмечается, что исследование будет ин­тересно не только узкому кругу специалистов в области этики, но и более широко­му кругу читателей.

Ключевые слова: Шохин, «Философия практического разума», практическая фило­софия, этика, агатологический проект, благо, блага

Для цитирования: Крыштоп Л. Практическая философия: ее прошлое и настоя­щее // Философский журнал / Philosophy Journal2021. Т. 14. № 3. С174183.


* Работа подготовлена при поддержке Мегагранта Минобрнауки (VIII очередь) № 075-15-2021-603 «Разработка методологии и интеллектуальной базы нового поколения по изуче­нию индийской философии в ее соотношении с другими ведущими философскими тра­дициями Евразии».

Л.Э. Крыштоп. Практическая философия: ее прошлое и настоящее

175

С самого начала следует отметить, что рецензируемая монография пред­ставляет собой фундаментальное теоретическое исследование, впечатляю­щее своей глубиной и основательностью и примечательное сразу по многим причинам, на некоторые из которых хотелось бы обратить более присталь­ное внимание.

Пожалуй, лучшим началом для освещения основных положений и при­мечательных свойств данной монографии будет упоминание того, что тако­го рода исследования как по стилю и содержанию, так и по характеру по­ставленных автором задач являются редкостью, что не может не вызывать огромного сожаления. Так называемая “практическая философия”, некогда занимавшая умы великих мыслителей, ценимая наравне и даже временами предпочитаемая “философии теоретической” сегодня переживает явный кризис своих оснований и своей самоидентификации. Проявления этого весьма многочисленны. Но, пожалуй, наиболее ярким отражением этого кризиса можно считать тот факт, что собственно «практической филосо­фии» как таковой, ее сущности и структуре сегодня уделяется крайне мало внимания. И это неудивительно, так как и само слово сегодня уже скорее
относится к давно устаревшим, «не модным» и давно сдано «в архив».
Да и что оно должно означать? Даже на этот вопрос сегодня сложно дать ка­кой-то однозначный ответ. Конечно, мы можем здесь вспоминать определе­ния (эксплицитные или имплицитные), даваемые когда-то этому явлению Аристотелем да Кантом. Но ведь это уже тоже глубокая древность, которая может интересовать разве что некоторых историков философии, но мало чем может заинтересовать «подлинных» исследователей философии, при­званных осмыслять актуальные проблемы современности, к которым «прак­тическая философия», как можно без труда понять, по негласно устоявше­муся мнению, уже давно не относится.

В итоге, мы находим сегодня великое разнообразие исследований, по­священных разным сферам, традиционно относящимся к философии прак­тической, но разнообразие это весьма специфично и несет на себе явную печать отсутствия собственно глубокой теоретической рефлексии и саморе­флексии. Особенно эта деградация (а с позиции автора рассматриваемой мо­нографии это именно она) бросается в глаза в сфере этики, которой сфера практической философии никогда не исчерпывалась, но которая всегда и несомненно рассматривалась как ее ядро. Здесь отмечаемое нами разнооб­разие современных исследований легко можно разделить на два класса.

Первый класс – это исследования в полной мере историко-философские, рассматривающие отдельные этические концепции (или даже отдельные их фрагменты) отдельных эпох и отдельных мыслителей, иногда пытающиеся проводить отдельные взаимосвязи с более широким контекстом, а иногда даже и нет, ограничиваясь только одним ими выбранным для исследования аспектом развития философской мысли. В подавляющем большинстве слу­чаев такого рода историко-философские штудии так и остаются только лишь историко-философскими, усматривая ценность в самом прояснении некото­рых этапов развития философской мысли ради самого этого прояснения. Именно такое понимание истории философии как чистой реконструкции в конечном итоге стяжает ей сегодня дурную славу совершенно «архивной» и крайне узконаправленной дисциплины среди исследователей всех иных философских дисциплин (и даже иногда и среди самих же историков фило­софии). Однако развитие этой линии привело бы нас к рассмотрению кризиса

176

Рецензии и обзоры

уже в самой историко-философской науке, о котором применительно к наше­му отечественному исследовательскому пространству еще в 2004 г. писал В. Куренной1 и рассмотрение которого не входит в цели данной рецензии. Но важно подчеркнуть, что такого рода исследования нередко так и не выхо­дят на уровень прояснения фундаментальных оснований практической фи­лософии в лице самой этики, а уж тем более не затрагивают вопросов того, каким образом этика связана с другими сферами практической философии (и связана ли вообще) и в итоге оказываются хоть и теоретическими в смыс­ле оторванности от реальной жизненной практики, но равным образом и слишком далеко отстоящими от решения (или хотя бы попытки такового) по-настоящему теоретических проблем.

Второй класс исследований в области этики еще более примечателен, еще более популярен (и вследствие этого объемен как по количеству еже­годно выходящих наименований, так и по количеству ежегодно продуцируе­мых в этой рубрике страниц) и еще более деструктивен для развития «прак­тической философии» как таковой. Речь идет об исследованиях из области так называемой прикладной этики всех мастей и отраслей. Безусловно,
этому классу исследований не удается поставить в вину теоретичность, по­нимаемую как оторванность от жизненной практики, и утрату связей с дру­гими отраслями практической философии (и прежде всего, с правом). Но, тем не менее, приходится констатировать, что под воздействием этого все нарастающего роста популярности «прикладного» у нас остается не только все меньше и меньше от практической философии (во всей ее былой полно­те и величии), но и от собственно этики (в ее традиционном понимании), на что в свою очередь автор «Философии практического разума» также об­ращает внимание читателей: даже в деонтологизме размышления об этиче­ском все больше подменяются размышлениями о юридическом, а размыш­ления о долге все больше заменяются калькуляцией более понятных современному человеку и привычных для современного дискурса прав и обя­занностей (с. 6, 321, 370 и др.). Но как известно, прикладное на то и при­кладное, что подразумевает под собой определенное фундаментальное, ко­торое в свою очередь в этом прикладном и прикладывается к чему бы то ни было. Когда же прикладное само себе становится самоцелью и вместе с тем и самому себе фундаментом, то от такого положения дел ничего перспек­тивного ожидать не приходится. Так же как и депозит в банке, если с него лишь снимать, но ничего к нему не добавлять, рано или поздно исчерпается, так и современная ориентированная на прикладывание некогда достигну­тых теоретических успехов «практическая философия» явным образом нуж­дается хоть в некоторых, пускай и крайне редких, восполнениях. И пред­ставленное исследование В.К. Шохина как раз вполне может претендовать на статус такого рода «восполнения», в чем, на наш взгляд, и заключается главная его заслуга.

Еще одним важным достоинством работы является ее серьезная истори­ко-философская фундированность. Несмотря на фундаментальность теоре­тических целей, преследуемых автором, он не бросается с головой в неспо­койное море собственных теоретических построений, а предпочитает прежде исследовать, кто из предшествующих мыслителей и что до него уже


1 См.: Куренной В.А. Заметки о некоторых проблемах современной отечественной истории философии // Логос. 2004. № 34 (43). С. 3–29.

Л.Э. Крыштоп. Практическая философия: ее прошлое и настоящее

177

построил или по крайней мере пытался построить. Этот подход безусловно является похвальным, в том числе и из-за своей редкости уже не только в наши дни, но и в прошлом. По справедливому замечанию автора, филосо­фии (особенно новой) свойственно впадать в «амнезию» (с. 58)2, приводя­щую нередко к малоценным «изобретениям велосипеда» и проявляющуюся в том, что «каждый следующий “колумб” не хотел ничего знать об опе­редивших его “викингах”» (с. 54). В связи с этим особым образом хотелось бы отметить, что данное исследование лишено какого-либо намека на «но­вого колумба» и в нем читатель найдет не только ссылки, но и подробные рассмотрения предшествующих попыток построения «агатологии» (в лице этики благ Ф. Шлейермахера и предшествующих проектов И.Г.Г. Федера и К.Ф. Аммона), равно как и некоторых современных подступов к ней3. Сам автор прямо указывает в этой связи на свершившееся в нем изменение взгляда на роль исторического в философии, которое теперь, по его мне­нию, должно предшествовать логическому (с. 9), и в этом видит существен­нейшее отличие его настоящей работы от предыдущей, посвященной той же проблематике4. Можно лишь отметить, что, на наш взгляд, от этого «агато­логический проект» только выиграл.

Монография имеет прозрачную, логически выстроенную структуру и де­лится на три смысловых блока. В первой части («Пролегомены») затрагива­ются проблемы предметной структуризации философии, рассматривается современное положение дел, отмечается ее кризис, который автор связывает с отсутствием теоретической рефлексии, сопровождаемым «бездумным на­саживанием деревьев», из-за которого деградирует лес (с. 13), и с умно­жением в геометрической пропорции «философий родительного падежа» (с. 17). Здесь же читатель найдет краткий обзор понимания практической философии от Античности до XX в. (с. 19–49). Пожалуй, единственным недостатком этого раздела можно считать некоторые повторы, которые практически дословно встраиваются затем в третью часть монографии. Однако ввиду их немногочисленности (и с учетом большого объема всей монографии) такой недостаток вряд ли можно считать существенным.

Вторая часть («История») является наиболее объемной и представляет собой подробный историко-философский экскурс в развитие понятия блага/ благ от глубокой древности до начала XIX в. Этот раздел поражает своей основательностью и вместе с тем широтой охвата: автор не останавливается на рассмотрении только лишь европейской цивилизации, но включает также и философские традиции Древней Индии и Китая. В то же время в рас­смотрении материала отмечается некоторая непропорциональность. Основ­ной акцент делается все же на рассмотрении двух основных этических парадигм – аристотелевской и кантовской, другие же концепции (в том числе древнеиндийские и древнекитайские) присутствуют скорее в целях


2 См.: Шохин В.К. Философия практического разума. М., 2020. С. 58. Здесь и далее в ос­новном тексте будут указывать страницы данной работы без полного указания ее выход­ных данных.

3 См.: Delcomminette S. Le Philebe de Platon: introduction à l’agathologie platonicienne. Lei­den; Boston, 2006; SalamonJ. Atheism and Agatheism in the Global Ethical Discourse: Reply to Millican and Thornhill-Miller // European Journal for Philosophy of Religion. 2015. Vol. 4. P. 197–245; Idem. Agatheology and naturalisation of the discourse on evil // International Jour­nal of Philosophy and Theology. 2017. Vol. 78. No. 4–5. P. 469484.

4 См.: Шохин В.К. Агатология: современность и классика. М., 2014.

178

Рецензии и обзоры

дополнения и без того прекрасной и слаженной картины некоторыми в целом малозначительными деталями. Однако эта ситуация находит свое объяснение в самой «сути дела» и «внутренней логике» рассмотрения. Из общей хро­нологии немного выбивается раздел, посвященный агатологии И. Федера (1740–1821) и К. Аммона (1766–1850), помещенный в самом конце данной второй части. Еще больше удивляет небольшой историко-филосфоский экс­курс в протестантскую антропологию, которую автор и вовсе решает вынести в самый конец монографии (с. 385–392). Раздел этот подменяет собой заклю­чение, однако по своему содержанию не может претендовать на подведение каких-либо итогов, так как представляет собой освящение лишь отдельных (пусть и достаточно значимых) аспектов протестантской мысли, хотя и имею­щих отношение к рассматриваемой проблематике блага, но скорее косвенное, нежели прямое. Этот раздел, как содержательно, так и хронологически, луч­ше смотрелся бы в главе, посвященной рассмотрению средневековой филосо­фии и христианскому видению блага, или и вовсе мог бы быть опущен, от чего, как кажется, монография не слишком много потеряла бы.

Третья часть («Теория») окончательно проясняет собственную автор­скую позицию. Она по праву может считаться наиболее концептуальной и, на наш взгляд, наиболее интересна. В то же время автор и здесь не пускает­ся в построение замков своих собственных спекуляций, а сопровождает свое рассуждение подробными изложениями позиций современных филосо­фов на основе первоисточников и подробного анализа исследовательской литературы (по большей части, мало известной и мало доступной в России). Все это помогает четко очертить контуры собственно авторского взгляда на современное положение дел в такой области практической философии, как этика. Если попытаться кратко выразить основной вывод данной части, то, наверное, не было бы слишком сильным упрощением сказать, что к подроб­но разбираемым трем парадигмам – деонтологизм, консеквенциализм и эти­ка добродетелей – вполне могла бы быть добавлена четвертая программа – агатологическая (с. 353–375).

Несмотря на множество достоинств (а возможно, именно благодаря им), исследование вызывает также и ряд полемических соображений и за­мечаний. Упомянем лишь некоторые из них. Одним из ключевых положе­ний анализа кантовской этической системы оказывается вывод о том, что центральное место в ней занимает долг (с чем самим по себе сложно поспо­рить), который вымещает понятие блага. Именно Канту В.К. Шохин припи­сывает сомнительную, с его точки зрения, заслугу в том, что было «положе­но начало дистанцированию блага от конечных оснований нравственности, которые очень многие стали видеть лишь в следовании закону и соответ­ствующих максимах» (с. 277). К этой же теме дистанцирования от благ, ко­торые только и могут обозначать цель добродетелей и любой деятельности, автор возвращается уже в третьей части, тематизируя проблему так называ­емого «топора Канта»5. Ссылаясь на печально известные примеры нацистов


5 Это название, становящееся в последнее время все более популярным, используется для лаконичного обозначения ситуации, описываемой Кантом в статье «О мнимом праве лгать из человеколюбия» (1797). Мораль приводимой там Кантом истории такова, что даже если у Вас в доме скрывается Ваш друг, за которым гонится злоумышленник с це­лью его убить, на прямой вопрос этого злоумышленника о том, находится ли друг в Ва­шем доме, Вы должны ответить правду и ничего, кроме правды (т.е., по сути, своего дру­га злоумышленнику выдать), так как ложь противоречит повелениям категорического императива. Обосновывает Кант такую позицию тем, что если Вы солжете, то за все по­следствия нести ответственность будете именно Вы, какими бы драматичными они ни были. А мы действительно можем предположить весьма драматичное развитие сюжета (что и делает сам Кант), например, пока Вы говорили со злоумышленником, друг Ваш мог за это время из Вашего дома уже сбежать, а злоумышленник, поверив, что его в Ва­шем доме нет, продолжит свои поиски в других местах, и, можно предположить, что зло­умышленник таким образом его где-то в другом месте действительно найдет и убьет, и все это, по Канту, будет Ваша вина, как человека, нарушившего предписания морально­го закона. Если же Вы скажете правду и злоумышленник Вашего друга убьет, то это в та­ком случае не будет Ваша вина, так как Вы со своей стороны следовали моральному зако­ну и не несете ответственности за несовершенство мира, обусловленное неморальными поступками других людей (см.: Кант И. О мнимом праве лгать из человеколюбия // Кант И. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 8. М., 1994. С. 256262).

Л.Э. Крыштоп. Практическая философия: ее прошлое и настоящее

179

(и ряд других), В.К. Шохин утверждает, что «аккуратное следование долгу иногда может быть нравственно омерзительным» (с. 371), что происходит именно потому, что в кантовской этике уже в значительной степени утра­чивается телеологическая перспектива. Однако с этим последним как раз и можно поспорить.

Обвинения кантовской этики в аморальности на основе печально из­вестной статьи «О мнимом праве лгать из человеколюбия» действительно можно услышать нередко. Однако они свидетельствуют о достаточно по­верхностном прочтении кантовских текстов ввиду того, что исключают из рассмотрения эту самую «телеологическую» перспективу ориентации на некую идеальную систему, в кантовской философии заявленную еше в пер­вой «Критике» и планомерно развиваемую в последующих критических со­чинениях. Этой идеальной моделью является «система вознаграждающей себя самое моральности», в которой нравственность «неразрывно связана с системой блаженства», так как в ней «свобода, отчасти движимая нрав­ственными законами, отчасти ограничиваемая [ими], сама была бы причи­ной всеобщего блаженства»6. Этот идеал высшего блага является важным (но нередко недооцениваемым) аспектом этической системы Канта. И в све­те этого кантовского идеала, способствовать достижению которого и пред­писывает каждому индивиду моральный закон7, ситуация «топора Канта» получает совершенно иное прочтение. Если бы мир был идеален, в нем не было бы необходимости размышлять о том, какие последствия были бы от лжи злоумышленнику, так как никаких злоумышленников не было бы. Но поскольку мир неидеален, каждый из людей обязан хотя бы со своей сто­роны максимально способствовать приближению этого идеала. Таким обра­зом, запрет лгать (даже в том случае, когда правда чревата смертью друга от рук злоумышленника) обусловлен тем, что ложь (даже в благих намере­ниях) отдаляет мир от этого идеального состояния, тогда как правда (пусть и незначительно) это идеальное состояние приближает. Соглашаться или не соглашаться с Кантом – дело индивидуальное. Однако сложно найти бо­лее выраженную телеологическую перспективу ориентации на благо (в ва­рианте высшего универсализированного блага).

Всяческих похвал заслуживает акцентирование внимания и подробное рассмотрение различия двух немецких понятий – Wohl и Gut – у Канта. Однако складывается впечатление, что это разделение полагается автором


6 Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 474.

7 См.: Кант И. Критика практического разума // Кант И. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 4. М., 1994. С. 505.

180

Рецензии и обзоры

рецензируемой книги неким кантовским изобретением, на которое в даль­нейшем опирались последующие мыслители (с. 286, 290–291), что как ми­нимум заслуживает более детального исследования, так как слово Wohl
не является по факту каким-то особым термином кантовской философии и употреблялось и до него.

Крайне интересен раздел, посвященный агатологии Кристофа Аммона. Но кажется, было бы оправданным уделить ему несколько большее внима­ние, более четко обозначив преемственность его мысли с кантовской, так как многие аспекты его взглядов могут расцениваться как своего рода пере­певы кантовских, хотя, порой, и очень оригинальные. Так, например, инте­ресным представляется оставшаяся без дальнейшего развития идея Аммона о представлении Бога как первоблага, от которого другие блага производят­ся путем его ограничения. За этим явным образом прослеживается комбина­ция двух встречающихся в кантовской философии парадигм рассмотрения Бога. С одной стороны, Бог у Канта предстает как некое высшее перво­начальное благо, являющееся основой для высшего производного блага
(морального мира), таким образом, что идеал высшего блага, о котором
достаточно подробно говорится в рецензируемой монографии, может рас­сматриваться как идея Бога как «такого мыслящего существа, в котором мо­рально совершеннейшая воля, связанная с высшим блаженством, составляет причину всякого блаженства в мире, поскольку оно находится в точном
соотношении с нравственностью (как достойностью счастья)»8. С другой стороны, Бог в рамках теоретической философии Канта предстает как транс­цендентальный идеал и воспринимается как первооснова и условие возмож­ности всех вещей, так как любая вещь, по сути, может быть представлена как большее или меньшее ограничение этой праосновы – Бога, понимаемо­го как совокупность всего возможного9. Более подробное рассмотрение дан­ных аспектов философских взглядов Аммона не только украсило бы работу с историко-философской точки зрения (особенно принимая во внимание ма­лую известность данного мыслителя в отечественном исследовательском пространстве), но и было бы способно если не опровергнуть, то по крайней мере внести существенные коррективы в выдвигаемый автором монографии тезис о том, что «Аммон предлагает, по существу, свою версию этикотеоло­гии, в целом альтернативную кантовской» (с. 307), так как при ближайшем рассмотрении от «альтернативности» взглядов Аммона в сравнении с кан­товскими и их оригинальности остается, как кажется, не так уж и много.

Равным образом остается лишь сожалеть, что в столь добротном со многих точек зрения исследовании была обойдена вниманием фигура немецкого просветителя Хр.А. Крузия (1715–1775). Этот мыслитель хорошо вписался бы в размышление о благе и благах по многим причинам, но, в частности, и потому, что указывал на наличие круга в вольфианском опре­делении блага через совершенство (на что указывается и в рецензируемой книге на с. 327)10. Не менее интересным является предлагаемое Крузием разделение благ на физические и моральные, при помощи чего сам Крузий пытается выйти из вольфианского круга. При этом первые определяются им


8 Кант И. Критика чистого разума. С. 474.

9 См.: Там же. С. 347–353. Подробнее об этом см.: Theis R. Kants Theologie der bloßen Ver­nunft in der «Kritik der reinen Vernunft» // Philosophisches Jahrbuch. 1997. Bd. 104. S. 32–44.

10 См.: Crusius Ch.A. Anweisung vernünftig zu leben. Leipzig, 1767. § 195. S. 332.

Л.Э. Крыштоп. Практическая философия: ее прошлое и настоящее

181

как то, что мы желаем (именно потому, что мы это желаем, мы и характери­зуем нечто как благое), тогда как моральные блага – это то, что мы должны были бы желать (хотя и не всегда действительно желаем). Эти последние именуются Крузием также подлинными благами, тогда как первые нередко оказываются мнимыми благами, хотя не исключается также и возможность их совпадения (которая, собственно, и представляет собой идеальный вари­ант и свидетельствует о подлинной добродетельности). В конечном счете самого Крузия это разделение приводит к рассмотрению Бога и его святой воли, определяющей, что есть благо, которое нам должно желать. Рассмот­рение этой крузианской концепции, таким образом, послужило бы еще од­ной яркой иллюстрацией, подтверждающей мысль автора о том, что при­знание иерархичности благ последовательно приводит к теономной этике (с. 370). Уместно было бы рассмотрение моральной философии Крузия в ре­цензируемой работе и еще по одной немаловажной причине. Несмотря на малую известность и изученность этого мыслителя сегодня, его вклад в развитие философской мысли XVIII в. сложно переоценить. При более пристальном рассмотрении мы находим у Крузия многие положения, тради­ционно связываемые сегодня с именем Канта и являющиеся для кантовской этической системы действительно структурообразующими. И прежде всего, это разделение практических предписаний на закон добродетели (мораль­ный закон), отличающийся характером абсолютно необходимого должен­ствования, и правила благоразумия, зависящие от преследуемых целей и яв­ляющиеся, по этой причине, лишь обусловленными. Роднит Канта с Крузием и подход к свободе воли человека. Как и Кант, Крузий утверждал, что если мы и не можем доказать ее наличие, то мы равным образом не можем ее и опровергнуть, однако именно сфера морали убеждает нас, что воля чело­века все же свободна11. Все это и многое другое делает фигуру Крузия за­служивающей особого внимания.

Подводя итог всему вышесказанному, хотелось бы еще раз отметить, что монография «Философия практического разума» является поистине универсальным исследованием, способным заинтересовать самых разных по своим взглядам читателей: любители подискутировать о собственной по­зиции автора и предлагаемых им решениях насущных проблем философии и общества найдут в этой работе широкий простор и богатый материал для размышлений и полемики, однако не обделенными окажутся и любители истории философии. Кроме того, работа изобилует глубокими замечаниями относительно самого разного рода вопросов (напрямую не относящихся к основной линии рассмотрения, но от этого не менее ценных), например, о зарождении и утверждении понятий «онтология», «аксиология», «фило­софская теология», оправданности (а точнее, ее отсутствии) принятого в Рос­сии до сих пор термина «немецкая классическая философия», о проблеме
различения философии религии и философской теологии, о становлении и са­моопределении аналитической традиции и многое другое. А обращение
автора к насущным проблемам современных демократических обществ – толерантное отношение к беженцам, заполонившим Европу, гуманное отно­шение к преступникам, активное распространение (доходящее уже порой до абсурда) феминизма и т.п. – является своего рода «вишенкой на торте»


11 Подробнее о Крузии см.: Крыштоп Л.ЭМораль и религия в философии немецкого Про­свещения: от Хр. Томазия до И. Канта. М., 2020. С. 187–222.

182

Рецензии и обзоры

и делает исследование актуальным со всех точек зрения. Заслуживает упо­минания и определенная смелость в суждениях, присущая автору и явно проявляющаяся при формулировании итогового аккорда его работы: «Меж­ду тем разрыв прав с этими благами прямо ведет к саморазрушению того общества, для которого право стало средством защиты практически любых потребностей индивида. Цивилизацию, в которой террористы имеют право выигрывать процессы у государства и пользуются тем односторонним пра­вом на жизнь, которое при современном законодательстве цивилизованных стран содействует отнятию их у их жертв, а правовая система практически разрушает институт семьи, существенно потесняя и разнополые отношения в целом, нельзя иначе оценить, чем как суицидальную» (с. 383384). При этом искрометный стиль автора и обилие жизненных, понятных каждому сравнений и примеров делают исследование доступным не только узкому кругу специалистов, но и более широким слоям населения.

Список литературы

Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н.О. Лосского. М.: Мысль, 1994. 592 с.

Кант И. Собрание сочинений: в 8 т. / Под общ. ред. А.В. Гулыги. М.: Чоро, 1994.

Крыштоп Л.Э. Мораль и религия в философии немецкого Просвещения: от Хр. Томазия до И. Канта. М.: Канон+, 2020. 528 c.

Куренной В.А. Заметки о некоторых проблемах современной отечественной истории фи­лософии // Логос. 2004. № 3–4 (43). С. 3–29.

Шохин В.К. Агатология: современность и классика. М.: Канон+, 2014. 359 с.

Шохин В.К. Философия практического разума. М.: Владимир Даль, 2020. 421 с.

Crusius Ch.A. Anweisung vernünftig zu leben. Leipzig: Johann Friedrich Gleditsch, 1767. 946 S.

Delcomminette S. Le Philebe de Platon: introduction à l’agathologie platonicienne. Leiden; Bos­ton: Brill, 2006. 680 p.

Salamon J. Agatheology and naturalisation of the discourse on evil // International Journal of Philosophy and Theology. 2017. Vol. 78. No. 45. P. 469–484.

Salamon J. Atheism and Agatheism in the Global Ethical Discourse: Reply to Millican and Thornhill-Miller // European Journal for Philosophy of Religion. 2015. Vol. 4. P. 197–245.

Theis R. Kants Theologie der bloßen Vernunft in der «Kritik der reinen Vernunft» // Philosophi­sches Jahrbuch1997. Bd. 104. S. 19–51.

Practical philosophy: its past and present*

A review of

Shokhin, V.K. Filosofiya prakticheskogo razuma. Agatalogicheskiy proekt [Philosophy of Practical Reason. Agathological project]. Saint Petersburg, 2020. 421 pp. (In Russian)

Ludmila E. Kryshtop

Peoples’ Friendship University of Russia (RUDN University). 6 Miklukho-Maklaya Str., Moscow, 117198, Russian Federation; e-mail: kryshtop-le@rudn.ru


* The reported study was funded by Mega-grant project “Development of the new methodology and intellectual base for the new-generation research of Indian philosophy in correlation with the main World Philosophical Traditions”, project No. 075-15-2021-603.

Л.Э. Крыштоп. Практическая философия: ее прошлое и настоящее

183

The review of V.K. Shokhin’s monograph examines the current state of research in practi­cal philosophy. It is noted that practical philosophy today undergoes a deep crisis due the lack of thorough research that would clarify its foundations and structure. The reviewed monograph serves as a timely filling of this apparent gap. The review covers the structure of the monograph, its main ideas, and conclusions to which V.K. Shokhin comes. The positive aspects of the work are examined in detail. Special attention is drawn to the universality and fundamental character of the study, to the scale of the tasks set by the au­thor most of which find their resolution in the course of the study. The thoroughness of the historical part of the study devoted to a discussion of the main representatives of Western philosophy as well as ancient Indian and ancient Chinese philosophical views is emphasized in a special way. Some polemical remarks and wishes regarding the further development of the author's research in this area are expressed. It is noted that the re­search will be of interest not only to the narrow circle of specialists in ethics but also to a general audience.

Keywords: Shokhin, ‘Philosophy of Practical Reason’, practical philosophy, ethics, agathological project, good, goods

For citation: Kryshtop, L.E. “Prakticheskaya filosofiya: ee proshloe i nastoyashchee” [Practical philosophy: its past and present], Filosofskii zhurnal / Philosophy Journal, 2021, Vol. 14, No. 3, pp. 174–183. (In Russian)

References

Crusius, Ch.A. Anweisung vernünftig zu leben. Leipzig: Johann Friedrich Gleditsch, 1767. 946 S.

Delcomminette, S. Le Philebe de Platon: introduction à l’agathologie platonicienne. Leiden; Boston: Brill, 2006. 680 pp.

Kant, I. Kritika chistogo razuma [Critique of Pure Reason]. trans. by N.O. Lossky. Moscow: Mysl’ Publ., 1994. 592 pp. (In Russian)

Kant, I. Sobranie sochinenii [Collected Writings], 8 Vols., ed. by A.V. Gulyga. Moscow: Choro Publ., 1994. (In Russian)

KryshtopL.EMoral’ i religiya v filosofii nemetskogo Prosveshcheniya: ot Khr. Tomaziya do I. Kanta[Morality and Religion in the Philosophy of the German Enlightenment: from Chr. Tomasia before I. Kant]Мoscow: Kanon+ Publ., 2020. 528 pp. (In Russian)

Kurennoy, V.A. “Zametki o nekotorykh problemakh sovremennoy otechestvennoy istorii filo­sofii” [Notes on some problems of modern Russian history of philosophy], Logos, 2004, No. 3–4 (43), pp. 3–29. (In Russian)

Salamon, J. “Agatheology and naturalisation of the discourse on evil”, International Journal of Philosophy and Theology, 2017, Vol. 78, No. 4–5, pp. 469–484.

Salamon, J. “Atheism and Agatheism in the Global Ethical Discourse: Reply to Millican and Thornhill-Miller”, European Journal for Philosophy of Religion, 2015, Vol. 4, pp. 197–245.

ShokhinV.KAgatologiya: sovremennost’ i klassika [Agathology: modernity and classics]. Moscow: Kanon+ Publ., 2014. 359 pp. (In Russian)

Shokhin, V.K. Filosofiya prakticheskogo razuma [Philosophy of Practical Reason]. Moscow: Vladimir Dal Publ., 2020. 421 pp. (In Russian)

Theis, R. “Kants Theologie der bloßen Vernunft in der Kritik der reinen Vernunft”, Philoso­phisches Jahrbuch, 1997, Vol. 104, S. 19–51.

 


Вернуться назад