ИНТЕЛРОС > №8, 2015 > К топологии искусственных интеллектов

Артем Дейнека
К топологии искусственных интеллектов


21 мая 2015

К топологии искусственных интеллектовПрежде чем начать изложение, мне хотелось бы поставить несколько глупый вопрос: а искус­ственный интеллект (ИИ) — это где? Эта нео­прятная формулировка позволит нам сперва не привязываться к конкретным традициям осмыс­ления интересующей нас проблемы. Очевидно, что исход­ным пунктом всех разговоров об ИИ было воодушевление, напрямую связанное с появлением сложных технических аппаратов, которые позволяли предполагать внутри себя нечто подобное мышлению. Классический тест Тьюрин­га — яркий тому пример. Поэтому вопрос об ИИ скорее касался его возможности, нежели места его локализации, которым всегда по умолчанию считалась машина. Но если внести в общую картину рассуждений пространственное измерение, то мы обнаружим, что вопрос о топосе мышле­ния может здесь обрести довольно неожиданный характер. Действительно, где же именно мы мыслим? Устоявшаяся модель здравого смысла подсказывает нам, что мышление происходит «у нас в голове». «И правда! — подхватывают нейрофизиологи. — У вас в голове! А точнее, в мозгу, и мы даже можем вам его (мышление) показать». И они показывают. Таков классический подход, в рамках которо­го создание ИИ означает, что одни «призраки в машине», люди, населяют другие машины такими же призраками.

Но существует альтернативный взгляд, и для него сама дилемма о возможности\невозможности ИИ, а также сво­димости\несводимости мышления к нейронным процес­сам, в значительной степени теряет свою релевантность. Речь идёт о концепции т. н. «распределенной когнитив­ности» («distributed cognition»), которая была предложена исследователями STS (Science, Technology and Society) с целью показать, что мышление невозможно упрятать в коробку обособленной индивидуальной когнитивной си­стемы, будь она «естественной» или «искусственной». Как пишет Рональд Гьер, один из авторов этой идеи, в позна­нии всегда присутствует нередуцируемый внешний, соци­альный компонент. Суть такова, что мышление не может осуществляться, не опираясь при этом на ряд внешних по отношению к человеческому телу репрезентаций. Вам будет крайне сложно вычислить интегральное уравнение, если не прописать всю процедуру его решения на бума­ге. А это влечёт за собой вывод о том, что когнитивная система всегда значительно шире, нежели ментальная способность сознания/мозга к рассуждению; она оформ­лена в том числе посредством взаимного координирования зрительных и физико-моторных способностей, которые позволяют осуществлять своеобразное делегирование активности от рассудка к совершаемыми телом операци­ями, и далее — к внешней репрезентации на бумаге. Рука пишет в тетради, глаза считывают только что написанное, на основании чего принимается решение о следующей операции, и т.д. А теперь можно поставить следующий вопрос: интеллек­туальная процедура такого рода является естественной или искусственной? Получить однозначный ответ не выйдет. Дело в том, что чем больше сложных «искусственных» союзников «естественному» сознанию\мозгу удастся привлечь на свою сторону, чем надёжнее будет выстроена их взаимная координация, чем слаженнее будет осущест­вляться распределенная по всем участкам общей кон­струкции работа, тем эффективнее будет результат. Разрыв между искусственным и естественным здесь стирается, поскольку мы заведомо имеем дело с гибридами, лишен­ными однозначной пространственной локализации, а сама топология когнитивных процессов становится разветвлен­ной и множественной. Разница между малышом, считаю­щим на пальчиках, и взрослым дядей, ведущим сложные компьютерные расчёты, состоит не в том, что пальчики естественны, а компьютер искусствен, но в масштабах и слаженности общего ансамбля, вовлеченного в познава­тельную процедуру. Таким образом, сила любого интел­лекта крайне серьезно подвязана на его искусственную составляющую. И это вовсе не отличительная черта нашей эпохи, так было всегда.

Если мы позволим себе сформулировать эту пробле­му на более абстрактном уровне, то увидим, что модель распределенной когнитивности влечёт за собой отказ от важнейшей методологической установки, связанной с рас­смотрением интеллекта (в том числе ИИ) как автономной когнитивной системы, в которой можно различить вход, выход, внутренние операции и внешние границы. Гьер пишет, что если согласиться с его подходом, то мышле­ние придется рассматривать как свойство «всей системы сразу», только он не оговаривает, что в таком случае ни­какой «системы» уже не будет, поскольку её не получится чётким образом отделить от внешнего мира. Она превра­тится в сплошные входы и выходы, которым в буквальном смысле конца и края не будет видно. Расхожее опреде­ление интеллекта как способности системы принимать эффективные решения в сложной среде при ограниченных ресурсах окажется за бортом, поскольку сама граница между внутренним и внешним размоется.

Здесь нельзя не вспомнить Бруно Латура, который, если угодно, жизнь положил на то, чтоб показать, что никаких «систем» не бывает в принципе. Его акторно-сетевая тео­рия (ANT), которая зародилась на волне социологических исследований науки и технологий, в свое время сильно подорвала позиции «системных теоретиков» внутри со­циальных наук. В целом его аргументацию можно приме­нить и к проблематике ИИ. Важнейший социологический лозунг Латура — «Мы никогда не действуем в одиноч­ку!» — в полной мере касается и проблематики мышления. Мы никогда не мыслим в одиночку! В своё время Латур отмечал, что в случае его «сетевого» подхода куда более уместно говорить не о «networks», а о «work-nets», о «ра­ботающих сетях», и само сочетание «actor-network» лучше понимать как двусоставное существительное. Всякое действие, как и всякая когнитивная операция, является только эффектом, порожденным некоторой совокупно­стью довольно разнородных событий, произошедших во многих других местах, на разных временных отрезках. В этом отношении для описания «познания-в-действии» латуровское понятие сети как специфической ризомопо­добной структуры работает гораздо лучше, чем традици­онное понятие системы. Мышление оказывается распре­делённым не только во времени, но и в пространстве. А все участники ситуации — как человеческие мозги, так и нечеловеческие компоненты мира — одинаково важны, поскольку вносят свой специфический вклад в общий ход процесса.

Многим, наверное, приходилось переживать то чувство, когда нечто очень простое и привычное сделать нельзя, поскольку нет необходимой технологической подпорки. Порой перегоревшая лампочка или промокшая спичка от­кладывают ваши планы на неопределенный срок: прокля­тый светильник неожиданно становится преградой между вами и томиком Хайдеггера, мешая тем самым продол­жить медитацию о пагубности Gestell; в этот момент вы бросаетесь к окну в надежде романтично закурить в тем­ноте, но и это у вас не получается, поскольку последняя спичка промокла… Прочность сети, говорит Латур, опре­деляется прочностью её самого слабого звена: если у тебя есть всё, но нету спички, — ты не закуришь, хоть тресни.

«Стоп, стоп, стоп! — скажет читатель. — Неужели лампочка и спичка это тоже искусственный интеллект?» Разумеется. Но не в том смысле, в каком обычно о нём говорят. Мы не утверждаем, что лампочка способна мыс­лить. Зачем плодить призраков в машине, когда их и без того хватает и гораздо лучше было бы прикончить пароч­ку? Речь о том, что если лампочку убрать, то по крайней мере содержание вашей книжной полки станет для вас труднодоступным и множество потенциальных траекто­рий мышления оборвется. Но ещё хуже будет, если у вас, например, «сломаются» глаза или выйдет из строя речевой аппарат. Их, конечно, не купишь в ближайшем магазине, но структурно проблема останется всё той же. Ведь мы привыкли думать об интеллекте (в человеке или в маши­не) как о «чёрном ящике», который живёт своей «внутрен­ней жизнью». Но любой чёрный ящик можно вскрыть и посмотреть, что «у него внутри». И тогда, вероятно, ока­жется, что кроме «спичек» и «лампочек» там ничего и нет.


Вернуться назад