ИНТЕЛРОС > №8, 2015 > Один день из жизни современного гуманитария Алексей Салин
|
Так проходит день современного российского гуманитария. Но где же, спросите вы, его самостоятельные занятия наукой, когда же он успевает, собственно, почитать Платона в оригинале или написать научную статью о детрансцендентализации эпистемологического субъекта в постфеноменологии, чтобы где-то через полгода какой-нибудь ваковский сборник отважился напечатать этого лингвистического мутанта? Интерес данной ситуации как раз и заключается в том, что, если мы распишем по часам день всякого современного ученого-гуманитария, мы не найдем отрезка времени, в течение которого он занимался бы непосредственно наукой. Но дело не в том, что у современных гуманитариев нет времени на науку. Утверждать такое было бы в нашу эпоху трюизмом: сегодня ни у кого нет времени ни на что. Удивительно как раз то, что время-то у гуманитариев как-то все же находится: они пишут статьи, защищают диссертации, выступают на конференциях, и часто у них все это даже неплохо выходит. Это определенный феномен современной гуманитарной науки: времени никогда нет, но оно находится. Время оказывается чем-то, что полностью исчерпывается моментом своего появления, но само при этом никогда не появляется как нечто данное. Времени нет, оно только находится. Но если время находится, то оно с неизбежностью должно находиться где-то. Так где же находится время для науки у современного гуманитария? Где он может заняться наукой, если весь его день расписан до секунды – от утренних лекций в колледже до вечернего репетиторства? Где находится то, что лишь находится, но чего при этом никогда нет? Вернемся к N. В его расписании существует множество пунктов, среди которых не найти таких, которые специально были бы отведены занятиям наукой, чтению книг, написанию статей и т.д. Однако расписание это всегда содержит некоторые временные зазоры, которые не учитываются в нем как отдельные пункты: они, скорее, являются порогами между одним событием и другим, не имея сами статуса чего-то самостоятельного. Речь идет, к примеру, о времени, которое N тратит на дорогу из дома в колледж, из колледжа – в университет, из университета – обратно домой. Таким образом, один из возможных ответов на вопрос о том, где же у современного гуманитария находится время для науки, будет звучать так: в транспорте. Транспорт сегодня оказывается одной из новых форм библиотеки. Постепенное распространение беспроводного интернета по всем маршрутам общественного транспорта позволяет гуманитарию все большую часть работы брать с собой в дорогу.
Другим временным переходом в расписании N является время приемов пищи, когда он пытается насытить свое рабочее тело. Когда он уже поел, и у него осталась пара минут перед тем, как из столовой колледжа он отправится в свой родной университет, или когда он вечером ждет звукового сигнала своей микроволновки, у него может найтись пара минут, чтобы почитать книгу, написать пару страниц для своей статьи, подготовиться к завтрашней конференции. Придя в свой университет, N может уделить около получаса чтению или письму, пока занятия не начнутся. На этот раз время на науку находится у него в коридоре. Каждый раз, когда кто-то проходит рядом, он поднимает голову, чтобы посмотреть, кто это, поздороваться с друзьями или преподавателями, проходящими мимо. В этот момент даже может состояться обмен новыми идеями. Или же N выкраивает пару секунд для своих научных исследований перед сном, когда все задания одной из университетских олимпиад уже проверены и когда он готовится отойти в царство Морфея. Здесь, на мягких подушках и перинах в голову N приходят самые смелые мысли, самые яркие озарения, навеянные пограничным состоянием между сном и бодрствованием. Время на науку у гуманитарных исследователей находится именно в этих местах: в транспорте, за обеденным столом, в коридоре и в постели. Из этого следуют сразу две радикальные вещи. Во-первых, наука для современного гуманитарного исследователя представляет собой не мировой, а межмировой опыт. Если мир, вслед за Хайдеггером, понимать как горизонт наших практик, в котором сорас полагаются цели и средства, то все эти места – транспорт, обеденный стол, коридор, постель – окажутся внемировыми, поскольку в себе они ни к какому специфическому делу отношения не имеют. Разве это дело – ехать куда-то? Разве это дело – засыпать? Вот приедешь, и тогда дела тебя захватят. Только сон – это дело, а засыпание – это лишь бессмысленный, но неизбежный перевалочный пункт на пути ко сну. Поэтому современной гуманитарной науке нет места в мире, она находится всегда между мирами, в междумирьях. Во-вторых, тот факт, что в расписании молодого человека N никакого специального промежутка времени занятиям наукой не отведено, говорит о том, что современные гуманитарии на науку время не тратят. Но если время находится в таких междумирьях, как обеденный стол, коридор, постель или метро, это значит, что ради науки современный гуманитарий убивает время. Мы говорим «убить время», имея в виду, что у нас появилось время, а мы не знаем, куда его деть, и тогда, чтобы убить время, мы можем сходить в кино, погулять в парке или сделать что-нибудь еще. Так и в случае с гуманитарными науками: N не тратит время на свои исследования, он его ради них убивает. Вернуться назад |