Однажды, будучи в «гостиной» известной газеты (встреча снята на видео и доступна пользователям интернета), Анна Логвинова тихо обмолвилась об искусстве, которым она занимается, как я понимаю, с детства. Только вот применять к себе известное слово она не захотела: «…Ну, это не произведения искусства, не литература, ничего. Это просто какой-то мой разговор, который я веду с близкими мне людьми под видом того, что я — какая-то там поэтесса и что-то публикую в фейсбуке…»

Это и так, и — не так. Просто в её искусстве сразу и не увидишь «искусства», а это в поэзии — самое трудное. Да, Анна Логвинова — человек современный, очень начитанный,  со своей судьбой-приключением, — и всё это, конечно, оседает в её живых поэтических «разговорах». И — «выдаёт». Но оседает и выдаёт столь естественно, сопровождая такой необыкновенной свежестью дыхания, что читатель или слушатель не успевает задуматься о «творчестве». Не замечая того, он и сам становится частью этой поэзии, — «освящает миг», как писал великий мексиканский поэт Октавио Пас.

Я люблю читать так называемые «комменты» к видеозаписям Аниных выступлений на фестивалях и вечерах в сети. Главное «впечатлительное» чувство там — радость. И это при том, что в иных стихотворениях — немало драматизма. Но и в нём всё овеяно какой-то завораживающей бодростью, приятием Божьего мира, его непостижимой тайны.

Конечно, особое обаяние её стихов — их непроходящая мудрая «детскость». Может и та, о которой было сказано: «Будьте как дети». Читая её книги и публикации, я это слышу.

Недавно Аня с мужем и своими двумя детьми приехала к нам, в Переделкино — из села Жостово, где она живёт и где работает в музее при фабрике расписных подносов. А сейчас водит экскурсии и в древний Христорождественский храм в Осташкове.

…А я водил их по Дому-музею Чуковского, и, пока мы поднимались по лестнице, всё думал, что вот приехали такие ангелы-альпинисты, соединенные видимым и невидимым тросом. И что мы, все вместе — «поелику возможно» — карабкаемся. Туда, куда надо.

Павел Крючков,

заместитель главного редактора журнала «Новый мир»

 
 

 
* * *

Мне дедушка сказал однажды: Аня,
мы все со страстью любим отвечанья,
и мыслей близких нашими встречанья,

но тот поймёт о людях много,
кто не прервёт их монолога.

 

* * *

Реальность и действительность
проснулись в декабре,
они друг друга любят, но до смерти боятся.
Вот чай в простых стаканах
дымится на столе
а кажется что шахматы дымятся

С утра веселым шагом с работы муж идет
и говорит: ты что опять меня забыла?
На кухне мальчик с девочкой опять воруют мед
пока я мою пол дегтярным мылом.

 

* * *
Когда долго не говорят дети
начинаешь придумывать что слова это сети,
что слова это бремя, что слова все мелкие,
что может быть слов никаких и нет

только все это до поры до времени

до тех пор пока Дуся не прошепчет вдруг: Переделкино
пока Дима не скажет: рассвет

 

* * *

Не сосчитано сколько через это прошло династий
и в который раз за сто лет повторяется эта быль:
все одеты, умыты и готовы к причастию –
и не заводится семейный автомобиль.

И все тихонько сидят в предрассветной машине
и как в самом главном вертепе – воздух серьезен и тёпл
и смотрят в окно на дорогу и на деревенский иней
глаза четырех надеющихся недотёп.

 

* * *

Рождается мальчик, который
любит задавать вопросы
по многу-многу раз
(и ещё много-много раз)
один и тот же вопрос.

Никто не знает зачем
никто не знает почему

Мальчик ну зачем же ты
Мы же ответили

У мальчика рождается сестра
которая не любит отвечать ни на один вопрос,
а точнее любит
очень любит
но только если его задали
не меньше одиннадцати раз.

А вы говорите Бог оставил нас

 

* * *

Мама сказала: кошмар, холодрыга,
чтобы согреться приходиться прыгать
до потолка, а потом с потолка,
гости замерзнут тут наверняка

Восемнадцать носков, ковёр и обогреватель,
всех укутаем в пледы, усадим на кровати
спрячем всех на двухэтажном корабле
от холодного воздуха, бегущего по земле

Девять детей в квартиру вбежали
и оказались девятью печками,
а холода из квартиры убежали
холода не сочетаются с человечками

* * *

Я сказала давай ты зажжешь бенгальский огонь
и медленно-медленно пробежишь с ним
от бампера дяди Рубика до Лешиного кенгурушника,
и получится, что
ты как Рождественская звезда
движешься с Востока на Запад,
а мы в это время с Дусей и Димой
будем смотреть на тебя как волхвы из окна.

А ты сказал хорошо, и сразу же вышел,
кричишь нам «Эй вы, волхвы»,
а мы не поняли и не слышим.
Потом возвращаешься, говоришь,
так идите же, смотрите в окно,
а я говорю, ой мамочки, ты там что ли давно?
Ты замерз и вот-вот рассердишься на меня, как всегда?
а ты говоришь:
«Я не буду сердиться. Я – рождественская звезда!».

 

* * *

Дети отца Сергия Белокрылова
носятся по новому храму в поселке Пироговский
в своих золотых одеждах, с пломбирными волосами,
то вдруг поливают в саду розы из шланга,
а заодно прихожан целыми семейными блоками,
то вдруг по лестнице посреди службы
спускаются с чердака с какими-то гремящими вёдрами,
то вдруг стоят на внешнем притворе грызут красные яблоки,
когда в Пирогово гроза и сверкают молнии.
А дети отца Бориса Михайлова в храме на Пресне
на службе стоят серьезные,
всем уже под сорок.

 

* * *

И по шесть и по семь автобусов приезжают на фабрику
а бывает что люди вдоль сугробов идут пешком
там встречаю их я и показываю им Африку
нарисованную по лаку золотым порошком

А потом мы от Африки прямо в деревенское прошлое
и всё ходим и ходим и куда-то мы всех их ведём
и не знаю, что в этих подносах такого хорошего
но людей мы как будто у чего-то плохого крадём
 

Рисунки Евгении Двоскиной