Журнальный клуб Интелрос » Фома » №9, 2012
— Девушка, назовите, пожалуйста, романы Достоевского.
— Преступление и наказание.
— А еще?
— Я только это читала.
— Я Вам помогу. Очень известный роман. Первое слово «Братья…»
— Точно (хлопает себя по лбу): Братья Стругацкие!..
Это не анекдот. Такой диалог состоялся у меня с абитуриенткой одного из лучших вузов страны в начале июля на собеседовании, которое мы, слава Богу, пока можем проводить, несмотря на костлявую руку всеобщей ЕГЭизации.
За несколько часов работы мы с коллегой успели пообщаться с двадцатью шестью выпускниками разных школ России. Конечно, не ахти какая выборка, но кое-что сказать можно. Пожалуй, первое — то, что вышеприведенный диалог не относится к курьезам вступительных экзаменов — в копилке у каждого преподавателя есть не менее смешные (точнее, трагикомичные) истории. В этом году 26 встреч равнялись 26 курьезам. Или почти 26-ти.
К «братьям Стругацким» могу добавить не уступающий по художественной силе диалог, начавшийся с заявления абитуриентки о том, что она очень любит и глубоко изучает Достоевского. Обрадованные, но уже наученные горьким опытом, мы осторожно попросили назвать романы великого писателя. Глубокое изучение выражалось в глубокомысленном «Ээээээ…» Далее последовало:
— Ну, вспомните! «Воскресенье», например, кто написал? (Согласен, не совсем честно, но «препод» — тоже человек.)
— Достоевский!
— А «Портрет Дориана Грея»?
— Нет, это Бредбери написал. Кажется...
Молодец. А ведь многие и фамилии такой не слышали — Бредбери. В общем, из 26 человек лишь один смог назвать больше трех романов Достоевского, трое или четверо — хотя бы один роман Л. Н. Толстого, помимо «Войны и мира». Никто (!) не смог даже приблизительно идентифицировать Д. С. Лихачева. От ответов на вопрос о том, кто такие Бахтин и Аверинцев стыдно становилось уже преподавателям. Про то, что мы с коллегами читали на следующий день, проверяя письменные работы, говорить не очень хочется… Ограничусь одной цитатой из работы, изложенной в художественной форме: «За свои 16 недолгих, но сытых лет Танюха так и не поняла, что пить алкоголь вообще вредно, а “Ягуар” — тем более…»
Следующее, что стоит отметить в абитуриентах-2012 — отсутствие ориентации в истории. Точнее, в хронологии. Ни один (sic!) — а спрашивали из принципа практически у всех, — не смог назвать правителей России от Сталина и до наших дней. Пожалуй, самым смелым и оригинальным было утверждение, что эстафету управления Советский Союзом у Сталина принял… Ленин! На наш вопрос, а не помнит ли уважаемый абитуриент, кто стоял во главе партии большевиков в октябре 1917 года, немного озадаченный абитуриент медленно произнес, что, «кажется, тоже Ленин». Потом быстро взял себя в руки. «Получается, Ленин два раза был?» — уточнили мы. «Получается да», — уже без тени сомнений бодро ответствовал борющийся за право носить имя студента. (Вспоминается классика советского кинематографа: «Выходит, у Вас два мужа? — Выходит, что два!») Еще из запомнившегося: «В конце 1980-х Америка сбросила атомную бомбу на Хиросиму, после чего была образована ООН...», «После смерти Сталина правили Брежнев, потом в 70-х годах Горбачев, потом Ельцин, который и был последним советским президентом».
Самой безобидной, на мой взгляд, в интеллектуальном ориентировании абитуриентов была неспособность различать политических духов, то есть, разбираться в политико-правовом устройстве государства российского. Вопрос о том, какими органами государственной власти представлены в нашей стране три ветви этой самой власти, половину абитуриентов ставил в тупик, а у остальных будил бурную фантазию. «Дума — это орган исполнительной власти, в котором заседают министры» был не самым интересным ответом, уверяю вас.
Когда от отчаяния мы с коллегой переходили на просто: «назовите полководцев ВОВ» или «кто такие передвижники, “Могучая кучка”» и проч., то следовавшие ответы быстро превращали нашу беседу в знаменитый разговор доктора Ватсона с Шерлоком Холмсом в начале славных дел… Помните, гениальное у великого сыщика: «Коперник? Знакомая фамилия…» Но если английский детектив мотивировал свою забывчивость тем, что не мог позволить себе забивать голову ненужной информацией, то нам в 26-ти случаях так и не удалось выяснить, чем наполнены светлые головы наших собеседников, ничтоже сумняшеся причислявших к советским маршалам периода Великой Отечественной наряду с Жуковым также Багратиона и Баратынского...
После пережитого впору сделаться мизантропом, но, во-первых, христианам это не показано, а, во-вторых, перед нами сидели не какие-то интеллектуальные маргиналы, но обычные (и, простите, далеко не самые плохие) дети. Весьма прилично сдавшие ЕГЭ, готовившиеся к собеседованию… Хорошие дети, в общем. Но если в прошлом году после такого собеседования мой вывод был «у нас нет школы» (да не обидятся на меня те, кто самоотверженно и честно совершает подвиг учительства), то в этом году к этому добавилось еще «у нас нет семьи». Ну о чем-то же родители говорят дома? С детьми, друг с другом. Ну какие-то книги в квартирах имеются. Электронные, аудио- или еще какие-нибудь. Каковы сегодня фоновые знания тинейджеров? Не дают ответа.
Я не склонен считать, что «в наше время трава была зеленее, а люди начитаннее». Просто времена меняются, а мы пытаемся остаться прежними, что в чем-то хорошо, а в чем-то и не очень. Во-первых, серьезной проблемой является разрыв в линейном способе получения знаний, к которому привыкли поколения преподавателей, и новыми способами, давно ставшими реальностью для молодежи, но остающимися terra incognita для старших. И этот разрыв все больше будет давать о себе знать, если мы не вступим в диалог, понятный обеим сторонам. Во-вторых, предыдущий вывод не отменяет того, что есть некие культурные константы, которые нужно усваивать — вне зависимости от способа получения знаний. В-третьих… В третьих, очень важным является вопрос: а что такое знания в современном мире? Не праздный вопрос, который все острее встает и перед философией науки, и перед практикой школьного и вузовского образования.
P. S. Друг, с которым мы проводили собеседование, позже сообщил, что, когда он гневно рассказывал товарищам на работе про «все это», некоторые коллеги (лет 20-25) искренне недоумевали: что за странные вопросы. А одна даже была уверена, что бомбу на Хиросиму действительно сбросили в 80-е годы.
P. P. S. А первое, что сделал я, вернувшись домой, это провел несколько разъяснительно-обучающих бесед со старшей дочкой Лизой (4 года), посвящая ее в имена и названия книг любимых писателей. Результатом чего через пару дней стал такой диалог:
— Папа, а он в Царствии Небесном…
— Кто?
— Твой любимый писатель, Достоевский…
— Откуда ты знаешь?
— А его отпевали…
Что тут скажешь? Достоевщина, дорогие братья Стругацкие!