ИНТЕЛРОС > №10, 2011 > Ольга КЛЮКИНА. ЗЕРНЫШКООльга КЛЮКИНА. ЗЕРНЫШКО27 октября 2011 |
![]() Сегодняшняя гостья «Строф» трудится в литературе уже давно. Правда, до последнего времени стихов она не писала. Уроженка Приволжья Ольга Клюкина пишет прозу. Читательская же известность пришла к ней сравнительно недавно, когда в 2002 году появился роман «Эсфирь», — отсылающий своим названием к одноименной ветхозаветной книге. Переложенная в художественную форму история о девочке по имени Гадасса, о наложнице, которая стала царицей и спасла свой народ от беды, захватила многих светских читателей. Откликаясь на «Эсфирь», нерелигиозные люди с удивлением говорили, что вместе с романом и его героями, — Библия словно бы вдвинулась в их повседневную жизнь. А именно об этом Ольга и мечтала: всей душой полюбив Писание, открыв его и прикоснувшись к глубинам Книги, она желала делиться своими открытиями с помощью своего ремесла. Скоро окружающий ее мир обрел еще более устойчивые очертания, — постоянными читателями Клюкиной стали дети и подростки. Например, мои сыновья обожают повесть «Огненный меч Гедеона», и слушают ее аудиоверсию, кажется, бесконечно. А еще у Ольги есть повесть об Ионе и ките, книга об отцах-пророках «Огоньки в пустыне» и «Верный страж Мардохей». Часто переиздается составленный ею сборник христианских притч «Жил человек». Список можно длить и длить. Однажды писательницу спросили в интервью, что она думает о Гарри Поттере, и в ответ прозвучало: «Мне немного обидно, что дети мало знают и о других чудесах на свете, без волшебной палочки — о чудесах веры». Она узнала: великие сокровища — рядом, надо только помочь обрести путь к ним. Что же до поэзии, то признаюсь: Ольга Клюкина совсем не стремилась публиковать свои стихотворения в периодике — это была просьба наших «Строф». Мне захотелось поделиться с вами её новообретенным — в звуке и в ритме — изумлением перед Божьим миром с его тайнами, тревогами и красотой. Добавлю, что на этом новом пути Ольгу ободрили такие признанные поэты, как Светлана Кекова и Лариса Миллер… Ее лирическое зернышко, верю, долетит к своему читателю. ПАВЕЛ КРЮЧКОВ, редактор отдела поэзии журнала «Новый мир» Гравюра То ли береза под снегом скрипит, то ли где-то ворона каркнула. Я сижу за столом на кухне почти что за партой. Рыжий кот на окне — сегодня он медной расцветки. Смотрит на черно-белый мир в феврале, или просто на ветку. Я читаю толстую книгу про древний народ, как они воевали, жили… Мой кот щурится на золотой переплет. И, наверное, тоже по буквам читает: Библия. Снова снег полосами пошел. Кофе черный медленно стынет. Тишина… Только ветка качнулась. Но кот уже спит. Ему хорошо. Он сегодня — почти что лев При блаженном — почти — Иерониме. Майская песня Я растворяюсь в птичьих трелях день ото дня, день ото дня с начала марта. И в апреле. И вот сейчас. Их не унять: зачем бросаются, как в омут? Ныряют в наш тенистый сад с вершин своих? И плеск, и гомон… Послушай, как они кричат для храбрости! И от волнений, что не дотянутся до дна заглавных летних песнопений. До дня — когда не надо хором. До тишины — где только соло, сады с новорождённым Словом, и нет меня. И нет меня! ![]() Рисунок Наталии КОНДРАТОВОЙ Сон на 22 мая …Мне приснилось, что я пришла в место, которого уже нет. И на стене написала, чтобы ты меня вспомнил, поскорее нашёл. Какой-то привет. Я очень старалась, чтобы надпись была понятной, совсем простой. Не как на пиру Валтасара: «Мене, мене, текел, упарсин…» Там смысл был примерно такой: «Ты взвешен на всех весах, найден слишком легким, уже разделён…» И еще слово «перес». Что-то про персов, мидян, про всех них… И ни слова — о нас вдвоем. Ведь тогда решалась судьба всего Вавилона, многих-многих тысяч людей! А я здесь одна. Как перст. Но ты тоже давно меня взвесил, и нашел слишком лёгкой, легкомысленной, никакой, нулевой, разделил — и сделал ничьей. Я знаю, все пошло со строки: «…И неизреченную красоту лица Твоего». Там было света кольцо, и в нем — не Тот, Кто открывает в тесноте простор, и даже не папин пронзительный взгляд, а борода седая, и твоё почему-то лицо. Каких же теперь ожидать мне известий в своей одиночке-темнице под названием «ночь»? … Но кто-то гладит по волосам, щеку греет, в глаза светит. — Это — я. Никола Летний, если по-вашему. Очнись, вавилонская дочь! Сад в августе Мой сад серебряный, всё больше ты в цене — в прожилках, патине и благородных пятнах — в начале августа. Но ведь и так понятно, что скоро станешь ты сусально-золотым, и платиновым… Ну, куда дороже? Я — скряга-ростовщица, Скопи-дым. Мой августейший, я — твой верный сторож, сокровище-хранилища вассал. Я по ночам не сплю, брожу на ощупь. Вот лист резной, холодный, как металл. Прикручен. Но непрочно. * * * Ох, душа моя, худышка Где же бродишь ты, малышка, беспризорница? И суешь в свои кармашки нитки, перышки, бумажки, фантик-золотце. Вот, глупышка-замарашка! Оторвяга, первоклашка, моё горюшко… Понаделала секретов из осколков и конфеток. Нет бы — зернышко. Вернуться назад |