ЗА ПОСЛЕДНЕЕ время новые подходы к вопросу об отношении между формами проявления инакомыслия и реальным содержанием неортодоксального дискурса позволили вновь вернуться к спорам об атеизме и «народном» неверии. В рамках этой проблематики вышло немало работ, которые рассматривали феномен богохульства с социальной и культурной точки зрения. Важнее всего то, что они видят в богохульстве своего рода язык, на основе которого, как это ни парадоксально, можно построить религиозную антропологию раннего Нового времени.

Я не стану здесь останавливаться на теоретических вопросах, сколь бы они ни были интересны, и предпочту воспользоваться предоставленной мне возможностью, чтобы затронуть один непростой и - для меня как для итальянца родом из такого региона, как Венеция, — более чем актуальный сюжет. Вопрос о богохульстве — и шире о народном антиклерикализме и антихристианских настроениях — оказывается столь непрост в первую очередь потому, что им трудно дать четкое определение. Потому я начну с того, что в целом опишу, как инквизиция и светские суды позиционировали себя по отношению к богохульству, чтобы затем выйти на более конкретный вопрос о корреляции между богохульством и неверием, а потом перейти к тому, каковы были пределы терпимости к богохульству в разных ситуациях.