*Justitia debet esse libera, quia nihil inguens venali justitia; plena quia justitia non debet claudicare et celeris, quia dilatio est quadem negatio. – Правосудие должно быть свободным, ибо нет ничего более несправедливого, чем продажное правосудие; полным, ибо правосудие не должно останавливаться на полпути; скорым, ибо промедление есть вид отказа. (Латинское изречение.)

Даже школьники знают, что justitia – по латыни «справедливость». В выражении, которое использовано в заголовке, justitia имеет значение «правосудие». Таким образом, нетрудно прийти к выводу, что древние практически не отличали справедливость от правосудия. Как-то само собой подразумевалось, что одно без другого не существует, что они суть одно целое, ибо нет ничего более несправедливого, чем продажное правосудие.

Древние ошибались. В наше время и особенно в нашей стране справедливость и правосудие – далеко не одно и то же.

Рассуждая об этом, я, разумеется, вынужден буду обращаться к своему опыту наблюдения за российским правосудием. Тем более что наблюдать его вблизи мне пришлось не один год. А вернуться к некоторым воспоминаниям и рассуждениям заставило недавнее решение Европейского суда по правам человека, который оставил мою жалобу против России без удовлетворения.

Если приговор военного суда, постановленный в отношении меня в 2001 году, я без сомнения считал и считаю сейчас и неправосудным, и несправедливым, то решение ЕСПЧ – просто несправедливым.

По мнению некоторых юристов, несправедливость судебного решения возможна в четырех случаях:

1) если норма, которая применяется судом, является несправедливой;

2) если судом была избрана «не та» норма права;

3) если суд не установил в необходимой степени обстоятельства дела;

4) если юридическая норма, хотя и была избрана верно, истолкована неправильно.

В случае с рассмотрением моей жалобы, думаю, надо вести речь о пункте 4-м. Я не большой знаток всех тонкостей механизма рассмотрения жалоб в ЕСПЧ, но в данном случае, на мой взгляд, суд стал заложником нескольких условностей. Условность первая: соблюдать нейтралитет по отношению к законам той страны, где первоначально рассматривалось дело. ЕСПЧ не оценивает национальные законодательства. Следовательно, если российский закон допускает существование военных журналистов, которых нигде больше в мире нет, то и ЕСПЧ вынужден согласиться с этим.

Условность вторая: ЕСПЧ не требует в таких случаях от России менять законы. Хотя по логике вещей само наличие в стране военных журналистов (читай – комбатантов) грубо нарушает международную конвенцию, согласно которой все журналисты – некомбатанты. Согласно Женевским конвенциям о защите жертв войны 1949 года и Дополнительному протоколу I 1977 года, к некомбатантам относятся медицинский, интендантский персонал, военные юристы, корреспонденты, репортеры, духовные лица.

Условность третья (суждение субъективное, но необходимое): желание ЕСПЧ продемонстрировать России свою независимость таким образом, чтобы показать, что не все свои решения этот суд принимает не в пользу России. (Особенно если учесть, что ежегодно ЕСПЧ принимает больше сотни решений НЕ в пользу России!) То, что в качестве примера такой демонстрации подвернулась именно моя жалоба, разумеется, случайность.

Условность четвертая: необходимость выделения военных из общей категории граждан, на которых распространяются положения международных конвенций. Во всем мире военные – недограждане, лица второго сорта, имеющие различные ограничения в повседневной жизни. Судьи ЕПСЧ наверняка знать не знают, что военные журналисты в России в своей повседневной жизни как раз руководствуются гражданскими законами (о СМИ; об авторском праве и смежных правах; о государственной тайне…).

Поскольку даже в границах рассуждения «законность – справедливость» все приговоры по «делу Пасько» были и незаконны, и несправедливы, то о них я вообще не веду речи. Приведу лишь несколько цитат из документа, который мало кто из юристов видел в глаза и который вряд ли читали те, кому он бы адресован. Речь идет о надзорной жалобе, составленной моими адвокатами Анатолием Пышкиным, Иваном Павловым и Генри Резником. Недавно я перечитал эту жалобу – образец блестящего юридического документа, так бездарно проигнорированного председателем Верховного Суда РФ. Вот цитаты. Но перед этим – короткое пояснение. Меня признали виновным в том, что я неправомерно присутствовал на заседании военного совета и там записал в блокнот сведения об итогах учений. Несмотря на то, что меня туда специально послал редактор и что сбор сведений об итогах учений – это моя журналистская обязанность, обвинение решило сыграть на том, что я там был незаконно. Это и легло в основу приговора военного суда в декабре 2001 года. Однако Верховный суд из окончательной редакции приговора своим постановлением решил: на заседании я был все-таки правомерно.

Итак, цитаты.

«Вменение Пасько в вину шпионского сбора сведений, доверенных ему по службе на заседании Военного совета ТОФ, было изначально несостоятельным, ибо содержало в себе непримиримое противоречие. Или шпионское собирание информации, или доверительное ее получение по службе. Одно исключает другое».

«Наличие или отсутствие нарушений при конспектировании выступлений участников разбора учений не значимы для уголовно-правовой квалификации действий Пасько и не могут составить шпионское собирание государственных секретов».

«Исключение Военной коллегией ВС РФ из приговора указания о том, что Пасько присутствовал на разборе учений ТОФ «неправомерно», устраняет квалификацию действий Пасько как государственной измены в форме шпионажа».

Несмотря на то что военный суд частным определением признал факт фальсификации материалов уголовного дела сотрудниками ФСБ, суд неправильно применил уголовный закон, были проигнорированы многие доказательства вины обвиняемого, экспертные заключения были сделаны заинтересованными лицами (примеры можно продолжать), обвинительный приговор состоялся.

Уже одного абзаца из надзорной жалобы вполне хватило бы для отмены обвинительного приговора, если бы мы вели речь о справедливости и законности. Но не было ни того, ни другого в российских судах по настоящему делу.

Вся беда в том, что Европейский суд не может вникать в доказательную базу, поскольку не рассматривает само дело по существу. (Здесь, правда, странно то, что ЕСПЧ не стал также вникать и в нарушение моих прав согласно Международной конвенции по правам человека).

 

В большинстве статей УК РФ санкции предоставляют суду альтернативу выбора того или иного вида наказания, а также определение в пределах, установленных законом, размера наказания. И хотя любое наказание в этих пределах формально будет соответствовать закону, суд обязан назначить не любое, а именно справедливое для данного случая наказание. Как раз с этим в российских судах большая проблема: они могут иногда соблюсти законность, но они чаще всего пожертвуют справедливостью. Я видел сотни приговоров, в которых тяжесть наказания не соответствовала степени содеянного. Российское правосудие по определению жестокое.

У своей коллеги Славы Тарощиной в «Новой газете» я как-то прочитал такой абзац. «Еще совсем недавно ниспровергатель основ Михаил Леонтьев (пропутинский журналист. – Г.П.) брал первое интервью у Путина, трогательно гладил собачку, и его глаза увлажнялись от счастья. Но вот уже он в концептуальном споре с Лидией Шевцовой о будущем России запускает в ход весьма эмблематичные обороты 'цивилизованный реванш' и 'минимальный уровень репрессий' в качестве альфы с омегой путинского правления…»

Фраза о «минимальном уровне репрессий» примечательна тем, что проявления этих репрессий мы все чаще встречаем в повседневной жизни. И репрессии эти многогранны. Чаще всего они применяются к политической оппозиции, к протестному населению (обманутые дольщики, автомобилисты, жители насильственно застраиваемых территорий и т.д.). Но изначально механизм этого «минимального уровня репрессий» был, на мой взгляд, запущен именно российскими судами. Суды наши скорее вынесут обвинительный приговор в отношении невиновного человека, чем признают несостоятельным сфальсифицированное обвинение.

Практика несправедливости наших судов так продолжительна, что нашла свое отражение в народном фольклоре. Народная мудрость зафиксировала несоответствие реальной судебной практики представлениям о правде и совести. Это выразилось в таких пословицах, как «Суд на неправде стоит», «Закон – что дышло: куда повернул, туда и вышло» и др. Таким образом, уже в древности стала очевидной необходимость корректировать деятельность суда в соответствии с морально-правовыми нормами. Одной из регулятивных идей здесь стала именно идея справедливости.

У философов вы прочитаете, что справедливость является важнейшей категорией социально-философской мысли, морального, правового политического сознания. Неоднократно обращались к проблеме справедливости и такие мыслители, как Г. Спенсер, Дж. Локк. В философии Древнего Востока и Древней Греции справедливость рассматривалась как внутренний принцип существования природы, как физический, космический порядок, отразившийся в социальном порядке.

Генерал Франко на «физический и космический порядок» наплевал одной фразой: друзьям – все, врагам – закон. Справедливость «по Франко» оказалась настолько привлекательной для разного рода авторитарных и тоталитарных князьков, что они пользуются ею до сих пор. В том числе, разумеется, в России.

Вольтер писал: «Абсолютная справедливость недостижима также как абсолютная истина; но справедливый человек отличается от несправедливого своим стремлением к справедливости и надеждой ее достичь, как правдивый от лживого – своей жаждой истины и верой в нее».

Справедливости ради отмечу: справедливость судебного процесса в отношении себя самого я наблюдал один раз: когда в колонии строгого режима рассматривалось мое ходатайство об условно-досрочном освобождении. Тогда судья Мария Стебновская приняла решение освободить меня, несмотря на колоссальное давление со стороны ФСБ, прокуратуры и администрации колонии.

Наблюдая за торжеством беззакония в России, я все чаще слышу слова руководителей, что у нас в этой системе почти полное благополучие. И еще чаще о том, что у нас – правовое государство.

Слова, слова, слова…

Дима Быков в том же номере «Новой», где была и статья Тарощиной, написал : «Туго верится в светлые дали. Ведь реальность теперь какова? Все права мы торжественно сдали, и в разгаре борьба за слова».