ИНТЕЛРОС > №3-4, 2018 > ИЛЛЮЗИЯ ОГНЯ Ефим Бершин
|
* * * Скульптура дерева. Иллюзия огня. Цветная улица, сбежавшая с палитры, и бюст прохожего, и на исходе дня – горящий купол каменной молитвы.
Скульптура хохота. И чучела собак, рванувшись из кустов, как из-за ширмы, сосут заледеневший бензобак небрежно припаркованной машины.
Скульптура площади, где рыночный сатир торгует нимфам каменные кости и где торжественно из каменных квартир ко мне приходят каменные гости.
Бежать, – покуда вечер не погас, пока еще не поздно и не рано, – на станцию и у билетных касс случайно встретиться с Карениною Анной,
готовою скользнуть за парапет, туда, где ни любви, ни парапета. Послушай, Анна! Для чего тебе билет? Туда уже не продают билета.
Нас не учли в расценках на отъезд и страховой не выписали полис. Но бог не выдаст, и свинья не съест, пока на рельсах изнывает поезд и жжет охота к перемене мест.
* * * Перерисую пейзаж за случайным окном. Перерисую проулок, и доски забора перерисую. И вспыхнет медовым огнем Купол березы, похожий на купол собора.
Сосны – на стены, звезду – на печную трубу перерисую, ничем для себя не рискуя. Перерисую дорогу, и даже судьбу, если получится, заново перерисую.
И не взорвется в июле воинственный дождь – как не воротится в ствол раскаленная пуля. Просто не будет июля. И ты не придешь. И хорошо. Проживем как-нибудь без июля.
ПАМЯТИ ЖЕНИ
Когда я верить в чудо перестал, Когда освободился пьедестал, Когда фигур божественных не стало, Я, наконец-то, разгадал секрет, – Что красота не там, где Поликлет, А в пустоте пустого пьедестала. Евгений Блажеевский
Давай поговорим о пустоте, проделавшей дыру в беспечном быте. Недолго пребывая в пестроте застолий и мелькающих событий,
поймешь, что арендован пустотой на должность записного златоуста, как арендован клен звенеть листвой, покуда он листвой усеян густо,
как арендован ливень петь струной, шептать и разливаться безвозмездно, пока не взялся коркой ледяной заросший пруд у твоего подъезда.
Приходит осень. И пустая плоть, ненужная, как валенки в июле, напоминает почерневший плод, золу в камине или след от пули.
И понимаешь, что любовь чиста, как первый луч на мартовской мимозе, что Родина – сквозная пустота, свистящая, как выстрел на морозе,
что догорает тополь, как свеча, что лист его изъеден и скукожен, что жизнь уйдет, как воздух из мяча уходит сквозь разодранную кожу,
что под кленовый аккомпанемент ваятель, вдохновенный и искусный, очищенный тобою постамент займет твоим недоуменным бюстом,
и все расставит по своим местам: граненый воздух – предоставит зелью, дыханье – ветру, голос – небесам, все остальное – в землю, в землю, в землю.
ЧУЖИЕ НЕБЕСА
Маргарите Крапчан
Ты помнишь старый сквер на берегу лимана? Сочился из окна задумчивый кларнет. И пахло сентябрем. Но из-за океана ты помнишь этот сквер? Его сегодня нет.
Ты помнишь этот дом? И за забором, рядом, – еврейские зрачки продолговатых слив? И плакала лоза осенним виноградом. Ты помнишь этот дом? Его уже снесли.
Ты помнишь тихий Днестр в эпоху листопада и лодку, что тайком забилась в камыши, и девочек в трико... и мальчиков... Не надо. Не надо вспоминать. Они уже ушли.
Ушли. И никуда от этого не деться. И тополиный мир, пропоротый насквозь, как тот футбольный мяч, что мы гоняли в детстве, скукожился и сник, насаженный на гвоздь.
И стайки воробьев, трещавших без умолку, как взрывом отнесло за близлежащий лес. Ты думаешь, легко бездомному осколку рассеянно скользить среди чужих небес?
А надо мной – сугроб. И тучи – как из стали. И чудо из чудес: коты загнали пса. А впрочем, напиши. Я думаю, доставят по адресу: Восток, чужие небеса.
ТРИПТИХ
1.
А мне господь не дал проводника. Не понимая, где восток, где – запад, сорвавшись, словно сука с поводка, бегу, ориентируясь на запах,
под бесконечным ливнем октября, по осени, по прошлогодней гнили, мне черт – не черт, Вергилий – не Вергилий, а впереди – ни дна, ни фонаря,
ни улиц, ни зарубки на пеньке, ни звука. Лишь у мусорного бака, задравши лапу, писает собака, рисуя схему жизни на песке.
2.
Зачем дорога, если нет конца дороги? Для чего в краю осиновом, играя роли сына и отца, не быть, по сути, ни отцом, ни сыном,
ни мастером, ни глиною? Зачем продрогшим псом под бесконечным ливнем, изнемогая от житейских схем, бежать стремглав за журавлиным клином?
Свободы нет! Незримый поводырь меняет вечность на часы и годы. Но горизонт, изъеденный до дыр, еще таит иллюзию свободы.
3.
Как хочется на круге на шестом или седьмом, когда иссякнет вера, остановиться, возвратиться в дом и в дураках оставить Люцифера.
Но нет уже ни дома, ни крыльца в пространстве, где ни выхода, ни входа. Как сладостна, как гибельна свобода, лишенная начала и конца.
Ревет огонь. Изнемогает ночь. И прямо посреди кипящей бездны, выламываясь из привычных нот, безумствует симфония победы. Вернуться назад |