Антон Яковлев

 

 

НЕДОЛГОЕ ПЛАВАНИЕ

 

 

ГЕНЕРАТОР СТРАХА

 

Генератор страха маячил в углу театрального зала,

где мы репетировали.

 

Его украшали разнообразные отпечатки ног.

 

Генератор страха тихо урчал,

как разбитый двигатель после аварии.

 

Наша пьеса была написана специально для нас,

 

Но генератор в углу шипел,

и слово «груша» превращалось в «глушишь».

 

«Почему ты грустишь?» – звучало как

«Почему у меня из-за тебя появились круги под глазами?»

 

Со временем мы стали друг для друга хуже смерти.

 

«Признайся, – настаивал я, – речь шла о груше».

«Подавись своей грушей», – вырвалось у тебя.

 

Слева от сцены генератор страха не унимался:

«Обними меня. Обними меня. Обними меня. Обними меня. Обними меня».

 

В один прекрасный день конец света не наступил.

На следующее утро мы остались без философии.

 

Неделю спустя наша пьеса никуда не годилась.

Через две недели ее уже транслировали в высокой четкости.

Генераторы страха бесчинствовали в кинотеатрах,

нападая на зрителей.

 

Мы пытались смеяться,

но нашему злорадству никто не верил.

 

Тридцать лет спустя мы продолжаем хранить наши половинки

генератора, сожалея, что он развалился.

 

Перевод с английского Игоря Сатановского при участии автора

 

 

В БУДУЩЕМ

 

В будущем каждый автомобиль

будет продаваться с деревом,

прикрепленным к выхлопной трубе,

чтобы отфильтровывать углекислый газ.

 

Инспектировать такие машины

будут садовники,

проверяющие состояние деревьев.

 

Парни, приглашая девушек

на выпускной вечер,

будут должны внимательно ухаживать

за своими выхлопными деревьями,

потому что отцы девушек

будут пристально наблюдать за их выхлопами

из окон второго этажа.

 

Пожарные будут соревноваться

на дружеских олимпиадах,

где жюри будет измерять,

на чьей машине больше выхлопные деревья.

Пожарные будут демонстрировать,

как они тушат горящие дома,

не повреждая свои деревья.

 

Деревья будут выращивать

в специально охраняемых садах,

искусственно ускоряя их фотосинтез,

чтобы они могли фильтровать

в тысячу раз больше углекислого газа,

чем деревья сегодняшние

где-нибудь на Парк-авеню.

 

Символом удачи будут считаться

садовые гномы в автомобиле.

Бергенский районный завод

по производству садовых гномов

станет гигантом индустрии.

Задравшие нос наследники гномовых магнатов

откроют престижные галереи.

 

В будущем в каждом городе будут ветряные турбины

вдоль всех улиц, там, где раньше были деревья.

Улицы будут окрашены в белое:

белый асфальт меньше нагревается.

Хорошие солнечные очки станут обязательным

предметом обихода для автомобилистов.

 

А в небе искусственный Зевс

будет добавлять облака в стратегически важных местах,

затеняя мир, чтобы айсберги снова сформировались

и полярные медведи смогли бы

снова пить свою кока-колу,

ни о чем не волнуясь.

 

До этого светлого дня ты не доживешь.

Не доживу и я.

Наши правнуки будут изучать

нашу генеалогическую линию

и посещать те места, где стояли наши дома,

испытывая ностальгию

по нашему безразличию и неосторожности,

идиотизму и беззаботности,

по нашим лошадиным фермам и по неожиданным секвойям,

которые росли, где им вздумалось,

и никому не приходило в голову

прикреплять их к бамперам машин.

 

Они будут говорить:

«Я бы так хотел поговорить с ними» –

и выкладывать старые цифровые фотографии

в свой живой журнал,

а дрессированные вороны будут парить за окнами

с солнечными батареями,

прикрепленными к крыльям.

 

 

УЛЫБКА

 

Возможно, вы почувствуете его дыхание

за своей спиной.

Он хочет пожать вашу руку.

 

Его лицо не видно в полнолуние.

Он подойдет тихонько сзади,

но никогда не коснется.

 

Те, кто ищет любви на одну ночь,

должны использовать GPS-навигацию,

чтобы случайно не пересечься с ним.

 

С его рук капает пот и сажа.

Он плачется о своей жизни

дельфинам в аквариуме.

 

Улетевшие воздушные шарики

пролетают мимо него ночью.

Днем мимо проходит бешеный опоссум.

 

Он улыбнется опоссуму.

Зверек улыбнется в ответ.

Он протянет опоссуму руку.

 

 

НЕ НАХМУРИВ БРОВИ

 

Я помню, как ты смотрела исподлобья

до того, как я

исчез из твоего мира.

Как ты сдержалась и не зарыдала.

 

Сегодня ночью вспомнил твои ресницы,

как сильно они на меня действовали.

Сижу, обхватив голову,

между стеной и диваном.

 

На крутящейся пластинке

березовый гимн Чайковского.

Ты бы покачала головой.

 

В гостиной меня накрывает

пустой театр. Твои

закрытые глаза – Шерлок Холмс!

 

Бог – это светофор,

на котором ты тормозишь и

кто-то другой перебирает

радиостанции в твоем стерео

 

и где я уже никогда не открою

дверь твоей машины.

 

Перевод Саши Гальпера при участии автора

 

 

НЕДОЛГОЕ ПЛАВАНИЕ

 

Виселица стояла в самой низкой точке долины, без петли и без палача. Все туристы писали о ней по вечерам в своих дневниках. В основном они размышляли о приговоренном, гадали, где он сейчас находится, и надеялись, что кто-нибудь уберет виселицу, прежде чем смерть будет приведена в исполнение. Никто не размышлял о преступлении. Некоторые скакали, как зайцы, через долину и пили кофе в полой тени виселицы.

 

Ты была единственной, кто отождествил себя не с приговоренным, а с виселицей. Тебя потрясали ее одиночество и выносливость. Не прошло и минуты, как ты стала говорить со мной голосом виселицы, стала разглагольствовать, какая нужна выдержка, чтобы так день и ночь стоять, слушая метеориты, превозмогая искушение упасть вместе с ними.

 

Твои глаза сияли, как лампочки в подвале Исаака Азимова. На тебе был черный жакет с красной полосой по диагонали, похожей на перерезанное горло. Все еще говоря голосом виселицы, ты попыталась помолиться, но переврала имя Господне и разразилась такими ругательствами, что чуть сама не споткнулась о кусок сгнившей коры. «Хорошо, что виселицы не ругаются!» – пошутил я и провел руку сквозь твои волосы, из которых посыпались давно забытые лепестки роз. Ты напевала свою любимую песню, посвященную Афине Палладе.

 

Потом ты достала флягу и пригубила коньяку, стараясь на меня не смотреть. К нам подошел турист ученого вида и стал прыгать, как заяц. Я спросил: «Это не вас приговорили к смерти?» Он снял с себя всю одежду и поскакал к виселице, потом мимо нее, и сгинул восвояси.

 

Я уже не помню всего, что произошло в тот день. Я не могу сказать, какой у меня был пульс, нормальное ли было у меня давление и хотел ли я кофе, как какой-нибудь бурый медведь, у которого болит голова. Но я помню, как ты пыталась имитировать форму виселицы, как ты пыталась встать так, чтобы твоя тень была похожа на ее тень.

 

Намного позже ты мне рассказала, что пришла со мной в эту долину по рекомендации человека, в кого была тайно влюблена, поклонника архаичных орудий казни, с которым ты однажды выпила чашечку кофе в уголке магазина подержанных книг. Ты носила его подержанную книгу в кармане. Ты потеряла с ним связь. Это из-за него ты так хотела стать виселицей и непоколебимо стоять посреди травяной равнины.

 

Я вспоминаю твои позы, вспоминаю твой силуэт на фоне ярких фар проезжающих вдалеке вездеходов. Я давно не нахожусь в контакте ни с кем, кто тебя помнит. Долину заасфальтировали. Виселицу заменили на музей современных искусств. Иногда я приезжаю на его паркинг, надеваю плавки, ныряю в вязкий асфальт и недолго плаваю.

 

 

ЭКЗОРЦИЗМ

 

О небезызвестный водитель

чрезмерно прославленного светло-синего кабриолета,

почему ты гнешь кинжалы своими серыми глазами?

 

В твоих левых поворотах чувствуется страх сцены.

 

Когда ты дуешься, ты роняешь темные мысли в котелок.

 

Я подозреваю, что ты наследник

Баскервилей, уже после собаки.

 

—

 

И по заказу, и просто так,

твои картины полны пауков.

 

Ты измеряешь полтергейстов в своем доме,

чтоб предсказать уменьшение размеров овец на острове Святой Кильды.

 

Рассеянный Харон,

ушедший на пенсию с Леты,

собирает пепел твоих дневников.

 

—

 

В твоей голове звенят колокола,

и тебе отвратителен их звук,

но нравится медленный огонь отвращения.

 

Даже твой мягкий пес любит поковырять кость раздора.

 

—

 

Я видел тебя на Brighton Beach в день после Рождества.

Ты выходил из воды.

 

И тем не менее мы одинаково реагируем

на сквозняк, загибающий пальцы

зимними вечерами, когда время меняет скорость.

 

—

 

Забудь, куда ты идешь.

Оденься в белое,

закрой глаза,

скажи что-нибудь съемочной группе за дверью твоей квартиры.

 

Тебе не надо завтра на дуэль.

Все будет хорошо.

 

Смотри: на углу открылась новая закусочная.

 

 

ПАМЯТЬ

 

Сорняки скоропортящихся хот-догов на тележках.

Сорняки сандалий, сделанных по счастливому случаю.

Сорняки рутинной тени

пляжного зонтика предков. Сорняки воды.

Сорняки галлюцинационной давки.

 

Мы ходим по ним

Мы их вытаптываем

Но они появляются снова

Появляются снова

 

Сорняки твоего самокопания в кармане открытого поля.

Сорняки плоскостопия на разгневанной дороге.

Сорняки дождя, обливающего твой брызгающий мозг.

Сорняки чьей-то ссылки.

Сорняки болтовни. Сорняки утопления и еще раз утопления,

и превращения в армию утопленников.

Сорняки сгнивших синиц.

Сорняки мавзолейной скуки.

Сорняки перебесившейся катастрофы.

 

Мы ходим по ним

Мы топчем их нашими хищными ботинками

Но все равно они становятся фейерверком

Становятся фейерверком

 

Сорняки современных кенгуру. Сорняки хорошего места,

чтобы себя запугать. Сорняки возможной необиды.

Сорняки самого утомительного клоуна.

Сорняки тени фламинго на диких цветах.

Сорняки красоты. Сорняки обеда за доллар.

Сорняки несчастного человека, осчастливившего всех других.

Сорняки, черт побери. Сорняки невежественной машины.

Сорняки льда. Сорняки выброшенных за ненадобностью.

Сорняки других планет на твоем пальце.

 

Мы протягиваем над ними ноги

Мы протягиваем свою метафизику

Но все равно они срывают с нас кожу

До смерти срывают с нас кожу

 

Сорняки бойни. Сорняки соприкосновения.

Сорняки глобализма в саквояже.

Сорняки опыта. Сорняки свиней в сорняках.

Сорняки побоев.

Сорняки Савонаролы. Сорняки наслаждения,

о котором мало кто теперь думает.

Сорняки сокрушительной истории. Сорняки твоего ухода.

Сорняки твоего солнца. Сорняки твоей честности.

Сорняки твоей вечности. Сорняки

товарищей. Сорняки абсолютных ковбоев.

Сорняки невысказанных личинок. Сорняки

нас. Сорняки преобразующей смерти.

 

Мы их разлюбливаем

Мы перестаем ими быть

Но все равно они грабят нашу волю

Все равно возвращают нас в музыку

 

Перевод автора

 

 

 

Антон Яковлев – поэт, переводчик, редактор. Родился в 1981 году в Москве. В 1996 году переехал в США, окончил Гарвардский университет. Автор сборников стихов на английском языке “NeptuneCourt” (TheOperatingSystem, 2015), “TheGhostofGrantWood” (FinishingLinePress, 2015), “OrdinaryImpalers” (KelsayBooks, 2017) и “ChronosDinesAlone” (SurVisionBooks, 2018), а также книги английских переводов Сергея Есенина “TheLastPoetoftheVillage” (SensitiveSkinBooks, 2019).

 

 

Игорь Сатановский – поэт, художник, переводчик. Родился в 1969 году в Киеве. Автор четырех поэтических сборников на русском языке и одного на английском. Публиковался в американской, израильской, итальянской, российской, чешской периодике. Главный редактор литературно-художественного альманаха «Новая Кожа». С 1989 года живет в Нью-Йорке.

 

 

Александр Гальпер родился в 1971 году в Киеве. С 1990 года живет в Нью-Йорке. В 1996 году окончил Бруклинский колледж по специальности “Creativewriting”. Авторнесколькихкнигстихов.