ИНТЕЛРОС > №2, 2020 > Два дерева Евгений Сливкин
|
Евгений Сливкин
ДВА ДЕРЕВА
ДЮМА
Дни были будничны и серы, а ночи – синие, как шторы, и мы вступали в пионеры, как поступают в мушкетеры. Потом нас портила крамола, ну а кого не пронимала – тот вырастал из комсомола и шел в гвардейцы кардинала. И мы друг другу поддаваться, о прежнем времени грустя, не начинали даже двадцать лет, то есть молодость, спустя.
В ЛАТГАЛИИ
Круг судьбы замыкается редко – и замкнуть его не торопись... Город наших исчезнувших предков называется Даугавпилс.
По нему прокатилась кроваво и одна, и другая война. На востоке – местечко Краслава, а оттуда граница видна.
Диверсанты в сырых маскхалатах... Нет, березки на пристальный взгляд. И не видно столбов полосатых – молча аисты в поле стоят.
У отчизны под боком ночуя, в сердце чувствуешь легкий озноб: и уснешь от ее поцелуя и проснешься от выстрела в лоб.
* * * Светлы виденья или мглисты, сиянье или тень в углу – мы неизбежно морфинисты, нас всех положат под иглу. И опиумный алкалоид, исправно поступая в кровь, волненье плоти успокоит под наблюденьем докторов.
Что происходит с человеком, когда он пойман на крючок, и под его прикрытым веком не виден суженный зрачок, а медсестра попеременно ему нетрепетной рукой свободу вводит внутривенно, и внутримышечно – покой!
Что если Тот, кому отмщенье, не станет отличать существ двуногих кровообращенье от оборота наркосредств? И, воздавая нам сторицей, Верховный этот Индивид, от нас незримую границу стеной больничной заслонит.
* * * Снаружи ни минус, ни плюс, но стужей несет из подвала; тот угол, где елка стояла, особенно кажется пуст.
Как будто среди мишуры мерцала, таясь, позолота, как будто бы значили что-то стеклянные эти шары!..
* * * Тебе, наверно, страшно было, детка, и больно, как от раны ножевой!.. Я вспоминал так нехотя и редко тебя, покуда ты была живой.
И вот опять я просыпаюсь ночью и думаю, не зажигая свет, про отношенье точки к многоточью, поставленному там, где оной нет.
Но ты меня смятенным и бессонным – придуркам и лунатикам под стать – могла бы сделать просто телефонным звонком... Что нужды было умирать!
* * * Город немеркнущий. Воздух проклятый. Время, которое движется вспять. Я возвращаюсь в родные пенаты. Жизнь ли винить! На себя ли пенять!
Счеты закончены. Выдернут корень. Нужно сподобиться без скулежа где-то вдали умереть, как Печорин, даже до Персии не доезжа...
Но возвращаюсь – с проклятьем сквозь зубы – в царство камней и чугунных перил. Так вот, наверно, влечет душегуба к тайному месту, где душу сгубил.
* * * Когда в моем саду в знак неразлучья два мертвых дерева друг к другу тянут сучья, я вспоминаю маму и отца, не долюбил которых до конца. Они могли прийти в ограду к сыну кустом крыжовника и зарослью малины. Могли бы старой яблоней и сливой стоять в сторонке парою учтивой. Могли переплестись в любви великой смородиной и спелой ежевикой... В моем аду, принявшем образ рая, в моем саду я сам с собой гуляю. И вижу в светоднях зимы и лета два сцепленных ветвями силуэта. Им не страшны ни зной, ни холода. И я спилить не дам их никогда.
Евгений Сливкин родился в 1955 году в Ленинграде. Поэт, филолог. Автор шести поэтических книг. Стихи публиковались в журналах «Звезда», «Арион», «Новый мир». С 1993 года живет в США. Преподает на кафедре современных и классических языков и литератур Вирджинского политехнического института (Блексбург). Вернуться назад |