ИНТЕЛРОС > №3, 2019 > Там, где мой прах

Хорхе Луис Борхес
Там, где мой прах


21 октября 2019

Хорхе Луис Борхес

 

 

ТАМ, ГДЕ МОЙ ПРАХ

 

 

УЛИЦЫ

 

Буэнос-айресские улицы

моею стали сутью.

Не жаждущие улицы,

стесненные толпой и суетою,

но сломанные улицы предместий,

почти не замечаемые по привычке,

те улицы окраин,

лишенные деревьев благочестья,

суровые дома осмеливаются едва где

под тяжестью бессмертных расстояний,

в видении глубоком потеряться

равнины и небес.

Для одинокого они – как обещанье,

ведь тысячи отдельных душ их населяют,

единственных пред временем и Богом,

и, безусловно, драгоценных.

На Запад, Север и на Юг

развернуты они – и родиной мне стали;

в стихах, что набросал я здесь, хотя бы

пусть развеваются их флаги.

 

 

КЛАДБИЩЕ РЕКОЛЕТА

 

Убежденные в бренности всего

столькими благородными утверждениями пыли,

мы говорили все медленнее и тише

среди длинных рядов усыпальниц,

чье красноречие мрака и мрамора

обещает и предвосхищает желанное

достоинство смерти.

Прекрасны гробницы,

обнаженная латынь и закрепленные роковые даты,

единение мрамора и цветов,

и площадки со свежестью патио,

и многие вчерашние дни истории,

сегодня заключенной и одинокой.

Мы перепутали это спокойствие со смертью

и думали, что желаем нашего конца,

и желали сна и безразличия.

Трепещущая в клинках и в страсти,

здесь спящая в плюще,

только жизнь существует.

Пространство и время – ее нормы,

волшебные инструменты души,

и когда она умирает,

с нею умирают пространство, и время, и смерть,

так же, как при угасании света

исчезают изображения в зеркалах,

которые уже истончил вечер.

Благодатная тень деревьев,

ветер с птицами, что кружится над ветвями,

душа, что рассеивается среди других душ, –

это чудо, что когда-нибудь прекратится,

чудо необъяснимое,

хотя его воображаемое повторение

наполняет страхом наши дни.

Вот о чем я думал на кладбище Реколета,

там, где мой прах.

 

 

СОНЕТ О ТАНГО, ПРОЗВУЧАВШЕМ В СУМЕРКАХ

 

Кто выразил все в этом старом танго,

чья сладость долгая остановила

меня у скромных, маленьких балконов

не твоего, цветущего квартала?

 

Я знаю, что c его тоской увидел

тот двор, что разглядел в одном предместье,

когда оно закатом озарилось.

Как никогда, в тот миг тебя любил я.

 

И, к музыке прильнув, я под луною,

под сердцем улицы, недвижно замер,

и ветер, погоняя ночь, промчался.

 

И танго вечное меня манило.

К созвездьям новым. К риску быть собою.

К воспоминанью, что ищу глазами.

 

 

ПРОЩАНИЕ

 

Вечер, прервавший наше прощание.

 

Вечер острый и восхитительный, и ужасающий, как темный ангел.

Вечер, когда наши губы жили в обнаженной близости поцелуев.

 

Неминуемое время разливалось над напрасным объятьем.

Мы вместе растрачивали страсть, не ради нас, но ради одиночества, уже близкого.

 

От нас отказался свет; ночь наступила поспешно.

Мы были у этой ограды, в этой тяжести мрака, которую уменьшала звезда.

 

Как тот, кто возвращается с далекого луга, я вернулся из твоего объятья.

Как тот, кто возвращается из страны клинков, я вернулся из твоих слез.

 

Вечер живой, длящийся, как сновиденье,

среди других вечеров.

 

А затем я ушел, настигая и оставляя позади

дневные пути и ночи.

 

 

УЛИЦА С РОЗОВЫМ МАГАЗИНОМ

 

Уже разбегаются взоры вечером по каждой улице

и, как предчувствие засухи, – дождь.

 

Уже все дороги так близко

и даже дорога чуда.

 

Ветер несет задержавшуюся зарю.

Заря – это наш страх делать разные вещи, она обрушивается на нас сверху.

 

Всю святую ночь я бродил,

и ее волнение меня оставляет

на этой улице, которая могла бы быть любой другой.

 

Здесь снова безопасность равнины

на горизонте,

и пустошь, рассеивающаяся в кустах и проводах,

и магазин, такой отчетливый, как растущая луна вчерашним вечером.

 

Родной, как воспоминание, угол улицы

с этими вытянутыми цоколями и обещанием патио.

 

Какое приятное свидетельство, вечная улица, потому что так мало в тебе увидели мои дни!

Свет уже царапает воздух.

 

Мои годы прошли дорогами земли и воды,

и только рядом с тобой я тебя чувствую, улица, суровая и розовая.

 

Я думаю, что вдруг твои стены придумали рассвет,

магазин, что на кончике ночи так отчетливо виден.

 

Я думаю, и мой голос становится среди домов

исповедью моей бедности:

я не вглядывался в реки, ни в море, ни в горы,

но со мной подружился свет Буэнос-Айреса,

и я кую стихи моей жизни и моей смерти в этом уличном свете.

 

Улица, большая и терпеливая,

ты единственная музыка, о которой знает моя жизнь.

 

Перевод с испанского Павла Алешина

 

 

 

Хорхе Луис Борхес (1899–1986) – аргентинский прозаик, поэт, публицист. Лауреат премий Сервантеса, Бальцана, Национальной премии литературных критиков США и др. Считается одним из основателей авангардизма в испаноязычной латиноамериканской поэзии.

 

 

Павел Алешин – поэт, переводчик. Родился в 1990 году в Москве. Автор двух книг стихов. Переводы публиковались в журналах «Новый Берег», «Prosōdia» и др. Живет в Москве.


Вернуться назад