ИНТЕЛРОС > №3, 2019 > Там, где мой прах Хорхе Луис Борхес
|
Хорхе Луис Борхес
ТАМ, ГДЕ МОЙ ПРАХ
УЛИЦЫ
Буэнос-айресские улицы моею стали сутью. Не жаждущие улицы, стесненные толпой и суетою, но сломанные улицы предместий, почти не замечаемые по привычке, те улицы окраин, лишенные деревьев благочестья, суровые дома осмеливаются едва где под тяжестью бессмертных расстояний, в видении глубоком потеряться равнины и небес. Для одинокого они – как обещанье, ведь тысячи отдельных душ их населяют, единственных пред временем и Богом, и, безусловно, драгоценных. На Запад, Север и на Юг развернуты они – и родиной мне стали; в стихах, что набросал я здесь, хотя бы пусть развеваются их флаги.
КЛАДБИЩЕ РЕКОЛЕТА
Убежденные в бренности всего столькими благородными утверждениями пыли, мы говорили все медленнее и тише среди длинных рядов усыпальниц, чье красноречие мрака и мрамора обещает и предвосхищает желанное достоинство смерти. Прекрасны гробницы, обнаженная латынь и закрепленные роковые даты, единение мрамора и цветов, и площадки со свежестью патио, и многие вчерашние дни истории, сегодня заключенной и одинокой. Мы перепутали это спокойствие со смертью и думали, что желаем нашего конца, и желали сна и безразличия. Трепещущая в клинках и в страсти, здесь спящая в плюще, только жизнь существует. Пространство и время – ее нормы, волшебные инструменты души, и когда она умирает, с нею умирают пространство, и время, и смерть, так же, как при угасании света исчезают изображения в зеркалах, которые уже истончил вечер. Благодатная тень деревьев, ветер с птицами, что кружится над ветвями, душа, что рассеивается среди других душ, – это чудо, что когда-нибудь прекратится, чудо необъяснимое, хотя его воображаемое повторение наполняет страхом наши дни. Вот о чем я думал на кладбище Реколета, там, где мой прах.
СОНЕТ О ТАНГО, ПРОЗВУЧАВШЕМ В СУМЕРКАХ
Кто выразил все в этом старом танго, чья сладость долгая остановила меня у скромных, маленьких балконов не твоего, цветущего квартала?
Я знаю, что c его тоской увидел тот двор, что разглядел в одном предместье, когда оно закатом озарилось. Как никогда, в тот миг тебя любил я.
И, к музыке прильнув, я под луною, под сердцем улицы, недвижно замер, и ветер, погоняя ночь, промчался.
И танго вечное меня манило. К созвездьям новым. К риску быть собою. К воспоминанью, что ищу глазами.
ПРОЩАНИЕ
Вечер, прервавший наше прощание.
Вечер острый и восхитительный, и ужасающий, как темный ангел. Вечер, когда наши губы жили в обнаженной близости поцелуев.
Неминуемое время разливалось над напрасным объятьем. Мы вместе растрачивали страсть, не ради нас, но ради одиночества, уже близкого.
От нас отказался свет; ночь наступила поспешно. Мы были у этой ограды, в этой тяжести мрака, которую уменьшала звезда.
Как тот, кто возвращается с далекого луга, я вернулся из твоего объятья. Как тот, кто возвращается из страны клинков, я вернулся из твоих слез.
Вечер живой, длящийся, как сновиденье, среди других вечеров.
А затем я ушел, настигая и оставляя позади дневные пути и ночи.
УЛИЦА С РОЗОВЫМ МАГАЗИНОМ
Уже разбегаются взоры вечером по каждой улице и, как предчувствие засухи, – дождь.
Уже все дороги так близко и даже дорога чуда.
Ветер несет задержавшуюся зарю. Заря – это наш страх делать разные вещи, она обрушивается на нас сверху.
Всю святую ночь я бродил, и ее волнение меня оставляет на этой улице, которая могла бы быть любой другой.
Здесь снова безопасность равнины на горизонте, и пустошь, рассеивающаяся в кустах и проводах, и магазин, такой отчетливый, как растущая луна вчерашним вечером.
Родной, как воспоминание, угол улицы с этими вытянутыми цоколями и обещанием патио.
Какое приятное свидетельство, вечная улица, потому что так мало в тебе увидели мои дни! Свет уже царапает воздух.
Мои годы прошли дорогами земли и воды, и только рядом с тобой я тебя чувствую, улица, суровая и розовая.
Я думаю, что вдруг твои стены придумали рассвет, магазин, что на кончике ночи так отчетливо виден.
Я думаю, и мой голос становится среди домов исповедью моей бедности: я не вглядывался в реки, ни в море, ни в горы, но со мной подружился свет Буэнос-Айреса, и я кую стихи моей жизни и моей смерти в этом уличном свете.
Улица, большая и терпеливая, ты единственная музыка, о которой знает моя жизнь.
Перевод с испанского Павла Алешина
Хорхе Луис Борхес (1899–1986) – аргентинский прозаик, поэт, публицист. Лауреат премий Сервантеса, Бальцана, Национальной премии литературных критиков США и др. Считается одним из основателей авангардизма в испаноязычной латиноамериканской поэзии.
Павел Алешин – поэт, переводчик. Родился в 1990 году в Москве. Автор двух книг стихов. Переводы публиковались в журналах «Новый Берег», «Prosōdia» и др. Живет в Москве. Вернуться назад |