ИНТЕЛРОС > № 9, 2002 > Кавелин о происхождении Российской государственности

Джузеппе Астуто
Кавелин о происхождении Российской государственности


05 сентября 2012
До Кавелина российские историки, изучавшие вопросы происхождения Российского государства, не владели комплексным методом, который сегодня общепризнан как бесспорное завоевание современной историографии. Будучи в основном историками права или философами, занимавшимися правом, они приспосабливали свои теоретические схемы к изучению источников уже открытых до них (например, летописей).
В первой половине XIX в. преобладало мнение о глубоком различии между историческим развитием России и западной Европы. Поддержанный лучшими знатоками истории Древней Руси, но не подтвержденный специальными исследованиями и достаточной фактической базой, этот тезис был «освящен» во многих исторических работах общего характера. Понемногу стали появляться попытки немногочисленных ученых, высказывавших сомнения в глубине этой теории. Карамзин в начале XIX в. озаглавил свое основное произведение «История государства Российского», признавая государственный и политический элементы жизненной частью русской истории. В этом произведении он неоднократно обращал внимание на то, что немало русских институтов были удивительно схожи с германскими.
Славянофилы дали новое прочтение так называемой «норманской теории». Придавая особое значение добровольному «призванию» норманнов, они подчеркивали, что русское государство, в отличие от других западных государств, возникло не в результате завоевания. Для России, таким образом, не годились теории французских историков (Гизо и Тьерри), привносившие социальные конфликты в борьбу двух этнических групп, завоевателей и завоеванных.
Этим взглядам было противопоставлено новое культурное течение, сформировавшееся в конце 40-х годов XIX в., – историки-западники так называемой «государственной школы», самыми авторитетными
из которой были молодые профессора Московского университета Кавелин, Соловьев и Чичерин. Впервые русская история, как древняя, так и современная, стала историей государства и историей политики. Откуда возник их интерес к изучению истоков русского государства? Недавние исследования Берлина, Валицки и Вентури прояснили вопрос о способах и времени проникновения европейской (в частности, немецкой) философской мысли в Россию в первой половине XIX в. Из идеалистического историцизма представители «государственной школы» приняли в основном миф о государстве и его прогрессивной функции в развитии страны. Исходя из этих предпосылок строились их исследования о зарождении и характере русского государства. Суждения об этих историках должны строиться, однако, на внимательном анализе их произведений, на что я и обращаю особое внимание. Я изучал работы этих историков; результаты исследований будут опубликованы в ближайшее время. Сейчас я остановлюсь только на открытиях в области историографии и новом междисциплинарном, то есть комплексном методе Кавелина.
Необходимо вспомнить о новом культурном контексте, в котором созревают эти новые исследования. Это был период, названный Анненковым «замечательным десятилетием», в течение которого интеллигенция, принимая новые идеи, привнесенные из Европы, порвала связи со старым миром и традиционной культурой. Несмотря на усилия цензуры, в самодержавной и православной России целое поколение интеллектуалов приближается к западной литературе и философской мысли. В эпоху сильного авторитаризма интеллигенция обращается к изучению наименее опасных наук: истории, литературы и философии. Исторические исследования в таком контексте играют важную роль и концентрируются в основном на особенностях русской истории, истоков возникновения государства и связях России и Европы. В доказательство тесной связи русской и западной культур наиболее оригинальный вклад внес в 1-й половине XIX в. Густав Эверс, немецкий историк, который в своем исследовании «Древнейшее русское право в историческом его раскрытии» попытался объяснить переход от жизни племенной к форме государственной в России. Долго концепции Эверса не находили отклика у русских историков. Однако в середине 40-х годов, когда принципы исторической школы и немецкой философии распространились в России, Кавелин, Соловьев и Чичерин подхватили теории немецкого профессора и развили их в своих исторических исследованиях. Исторические дебаты на темы племенной жизни становятся самым важным вопросом для исследователей русской истории, так же, как
несколько десятилетий назад «норманская теория». Именно Кавелин впервые в русской истории применит племенную теорию. В противоположность концепциям славянофилов Кавелин укажет сходство русской племенной жизни с патриархальной жизнью других народов и, таким образом, сблизит историческое развитие России с развитием Западной Европы, нанеся удар теории самобытности истории развития России, и откроет новые просторы для изучения славянских институтов власти.
Сформировавший свои взгляды не без влияния Грановского и Белинского, Кавелин, профессор истории русского права юридического факультета Московского университета, занимается изучением древнерусского права. В 1847 г. он публикует в журнале «Современник» исследование, в котором формулирует свои историографические концепции, – «Взгляд на юридический быт древней Руси». По утверждению современников, оно стало истинным манифестом новых исторических концепций западников.
В противовес Карамзину, более расположенному воспринимать исторические факты как выражение фатальных обстоятельств и проявление Провидения, Кавелин занят поисками духа и принципов, характеризующих русское прошлое. Понять их значение помогает ему теория, воспринятая им из гегельянских концепций, привнесенных в Россию Эверсом. Но схема развития социальной жизни и русских учреждений (семья – племя – род), предложенная Эверсом, и три фазы развития человеческого общества, описанные Гегелем («семейная» фаза, «гражданское общество» и «государственная» фаза), его не убеждают. Кавелин принимает принципы, но меняет фазы. По новой схеме Кавелина эволюция русской государственной структуры начинается с «племенного» периода, в течение которого политическое единство страны гарантировалось наличием единственного главного клана, исключавшего, однако, «принцип индивидуальности». 2-я фаза – «семейная» (или «наследственная»), характеризующаяся политическим дроблением России; но в отличие от соответствующего периода «гражданского общества» в Европе индивидуум не был свободен от семейных уз. Во время последней, «государственной», фазы установилось политическое единство страны и укрепились основы индивидуальной, личностной жизни. С формулировкой племенно-семейной теории и последующего развития государства отрыв Кавелина от славянофилов очевиден. Особые предрасположенности русского народа его уже не интересуют. Освободившись от идеализации славянофилов, Кавелин может изучать русскую историю,
используя новый методологический подход. Исторические данные относительно общественного строя и изучение права становятся предметом исследований Кавелина, начиная с эпохи средневековой Руси.
В отличие от Погодина, товарища славянофилов, его не интересует более вопрос о том, были ли норманны завоевателями или же были призваны славянами добровольно. Кавелина интересует, внесли ли пришельцы серьезные изменения во внутреннюю организацию Руси. С племенной теорией мотивы «призыва» норманнов упрощаются. Поскольку племенная жизнь не благоприятствовала развитию социального духа, выбор главы, или князя, провоцировал бесконечные разногласия. В этом контексте славяне предпочли пойти под власть иностранца, чужого в равной мере для всех. Таким образом норманны были призваны в качестве судей и военных стражей. Едва прибыв, они повели себя таким образом, как вели и во всем мире: сражались на стороне разных родов, добывали тяжелые дани, судили. Так родилась военная дружина под командованием иностранных князей. Дружина, как подчеркивает Кавелин, говоря о том новом, что привнесли норманны, это организация, основанная на личностной основе и, следовательно, незнакомая Руси племенной. Впервые появились зачатки государственности и политического единства Древней Руси. Но, продолжает Кавелин, норманны быстро попали под местное (туземное) влияние, и новые учреждения, как привнесенные извне, потеряли силу и исчезли вместе с норманнами.
В кратком экскурсе в средневековую Россию Кавелин собирает как факты, подтверждающие племенной принцип, так и указывающие на его распад, сначала при процессе образования гражданского общества, а затем государственности. Во время княжения Ярослава Россия управлялась одной родственной группой, и каждый князь, который принадлежал к ней, получал часть территории. Самый старший становился великим князем, которому подчинялись все другие. Кавелин описывает формирование уделов и трансформацию князей в простых собственников – вотчинников. В борьбе княжеств постепенно возникает Великое княжество Московское.
Кавелин указывает разные области деятельности, где Московские князья, забыв о личном, все внимание уделяли государственным делам: войнам, мирным договорам, образованию огромной территории, которая требовала регулярного административного управления. Так, по Кавелину, с объединением Руси под властью единого Великого князя началась новая эпоха в политической и государственной жизни. Московское государство, однако, лишь подготовило почву новому процессу, который продлится два столетия. По Кавелину, деятельность
Ивана IV некоторым образом предваряет деятельность Петра Великого. К сожалению, после смерти Ивана IV все его реформы либо были пущены на ветер, либо потеряли свое значение. Во время его правления прекратилось разделение на опричнину и земщину. Снова появились наместники в местных администрациях. Дворяне превратились в чиновников, которым присваивались аристократические титулы. Могло ли падение Ивана изменить ход истории? Кавелин, не забывая принципов исторической преемственности, указывает, что несмотря ни на что, необходимость продолжения реформ проявилась в XVII в.
С первыми Романовыми возобновилась борьба царя против остатков старины, предшествующих появлению государственности. Правительство, как и раньше, вело эту борьбу в области административной. Алексей Михайлович постепенно уклонился от контроля Боярской думы и все важные вопросы стал решать с секретарями Тайного приказа, противодействовал местничеству, а в 1682 г. Федор Алексеевич упразднил этот государственный институт. XVII в. представляет, по схеме Кавелина, типичную переходную эпоху, в которой все более важную роль начинают играть государственные институты. С приходом Петра Великого этот процесс ускоряется. По Кавелину, Петр Великий явился творцом новой России и своими реформами заложил возможности последующей европеизации страны. Это – тема, которая и помимо академических диспутов сама по себе приобретает в конце сороковых годов особое политическое значение. Славянофилы, подчеркивая уникальность прошлого России, приходили к заключению об оригинальности будущего. На их утверждения Кавелин отвечал, что несмотря на разницу и множественность путей, все народы вдохновляются единым идеалом и что русский народ в эпоху Петра Великого вступил на путь европеизации.
Несмотря на то, что его исследование синтетическое и в нем есть противоречия, Кавелин оставил глубокий след в русской историографии. Его университетские ученики, Соловьев и Чичерин, углубят его теоретический замысел историческими исследованиями, основанными на богатом архивном материале, используя новые более сложные методы. Работы Соловьева являются краеугольным камнем в русской историографии (об отношении Новгорода с великими князьями, история отношений между Рюриковичами, а затем первые тома истории России с древнейших времен). Почти в те же годы выходят работы Чичерина: «Областные учреждения России в XVII в.», «Опыты по истории русского права». «Духовные и договорные Грамоты великих и удельных князей», «Обзор исторического развития сельской общины в России» и «О народном представительстве». Этими работами государственная школа закладывает фундамент для целой серии исследований о русской государственности, благодаря которым именно в Московском университете в последующие десятилетия появились такие ученые, как Ключевский.
В настоящее время ощущается необходимость исследований об этих историках XIX в., чтобы четко осветить то, что побудило их изучать истоки возникновения русского государства и поставить, таким образом, на новом историческом витке проблему отношений Западной Европы и России.

Вернуться назад