Нередко приходится сталкиваться с заблуждением, источник которого кроется в соблазне понимать буквально то, что на самом деле есть не более чем метафора: мы склонны верить, будто задача исторического метода и ожидаемый результат его применения заключаются в восстановлении фактов прошлого и воссоздании самого этого прошлого именно таким, каким оно якобы и было, и будто бы мы способны этого достигнуть, мысленно проецируя свой взгляд на перспективу этого прошлого и историческую обстановку того времени, о котором идет речь. Такая точка зрения столь же абсурдна, как если бы кто-то стал требовать от историка, чтобы он рассматривал «объективные факты» прошлого, которые на самом деле безвозвратно ушли, или ждать от него воссоздания картины, которая в точности отображала бы ту или иную прошедшую эпоху. На самом же деле то, что представляет для нас интерес в прошлом, мы не можем искать в самом прошлом: прошлого уже нет как актуальной данности, и нигде, ни в каком месте, мы не сможем поймать его именно в том виде, каким оно когда-то было. Мы должны искать прошлое там, где от него еще что-то сохранилось в настоящем, в том, что выжило в какой бы то ни было форме1 и в качестве формы доступно нашему нынешнему восприятию и опыту. Картина, рисующая прошлое, не может быть ничем иным, кроме как игрой фантазии, поскольку того, что могло бы быть изображено и воплощено в этой картине, более уже не существует: оно присутствует только в нашем представлении