В то время как о неприглядной истории коммунизма в России напечатаны сотни и даже тысячи книг и исследований, о становлении коммунистической диктатуры в Югославии, о насильственной коллективизации, о югославских лагерях и тюрьмах по многим причинам очень мало известно и на Западе, и на Востоке. Важнейшая причина этому — независимость страны от Советского Союза, явившаяся результатом драматического разрыва Тито со Сталиным в 1948 году, да нынешнее положение Югославии, похожее более на союзничество с западными странами, чем на противоборство.

Верно, что Югославия, то есть югославская коммунистическая партия, впервые в новейшей истории расколола монолитный в те времена коммунистический лагерь и продемонстрировала возможность существования независимого от Кремля коммунистического государства. Вот за это на диктатуру Тито так долго на Западе смотрели сквозь пальцы, и — парадоксально — можно сказать, что были такие годы, с 1948 по 1955, когда правду о Югославии надо было искать в советской прессе. Вообще, когда коммунистические государства обличают друг друга, — обеим сторонам можно доверять, и описание нынешнего Китая в советской прессе намного правдивее, чем статьи в западной, обуреваемой желанием увидеть в Поднебесной Империи признаки серьезной либерализации.

К тому же, находясь в экономической и даже военной зависимости от Запада (в 1951 году Югославия на несколько лет фактически стала членом Североатлантического оборонительного пакта, заключив союз с Грецией и Турцией, в те времена полноправными членами НАТО), югославские коммунисты были вынуждены, в интересах поддержания диктатуры, пойти на либерализацию некоторых сфер жизни. И, несмотря на то, что политическая, организационная, информационная и идеологическая (своеобразный вариант «марксизма-ленинизма») монополия партии и культ личности бессменного вождя остались теми же, что и в других коммунистических странах, в экономической и культурной жизни страны после разрыва со Сталиным можно было видеть югославскую версию нэпа. В 1953 году начался роспуск колхозов (причем насильственная коллективизация проведена была уже после ссоры с Москвой, в 1949 году!), ликвидирован административный план в промышленности и введена некая форма рыночного хозяйства (без частной собственности на средства производства) с более или менее реальным самоуправлением трудящихся в сфере производства и — менее реальным в сфере распределения прибыли. Со своей стороны, даже такое социалистическое рыночное хозяйство выявило большое число безработных, что заставило партию открыть границы на Запад, где ныне работает миллион югославских рабочих, т. е. бóльшая часть рабочей силы страны. Так, полностью монопольно держа в руках все рычаги власти, югославская компартия прослыла более либеральной, чем все другие компартии у власти в однопартийных странах.

Очень часто именно примером Югославии иллюстрируется миф о порочности советского коммунизма, вызванной подпадением его под влияние исконно русских традиций.

Однако рано или поздно всякому мифу приходит конец. Коммунистическая диктатура всюду одинакова, вне зависимости от национальных традиций. […] Теперь уже можно сказать, что существуют достоверные свидетельства почти обо всех преступлениях югославских коммунистов, за исключением концлагерей на островах в Адриатическом море, где в течение семи лет, с 1949 по 1956, находились в заключении в страшнейших условиях несколько десятков тысяч так называемых коминформовцев, т. е. людей, либо высказавших симпатии к Советскому Союзу (а в Югославии это часто означает — просто к России), либо лишь обвиненных в этом. И хотя их в Югославии и на Западе часто называли «сталинистами», необходимо подчеркнуть, что они не имели ничего общего с советскими сталинцами. Югославским Сталиным ведь был Тито, а не Иосиф Виссарионович. И вот, за семь лет существования этих лагерей в них погиб каждый третий заключенный, процент, не уступающий сталинским лагерям. Выжившие — либо всё еще молчат, либо не находят слушателей в западном мире, в котором их по-прежнему считают «сталинистами», а Тито величают «героем свободы» (слова президента Картера из приветственной речи во время визита Тито в Вашингтон, март 1978). Смею заверить, что личные свидетельства этих югославских лагерников, которые я от них сам слыхал, намного страшнее всего, описанного всолженицынском «ГУЛаге». Надо надеяться, что раньше или позже мировая общественность сможет ознакомиться и с этой лагерной жизнью «антисталинского сталинизма». […]

 1980, № 24