Опыт ностальгии

 

...Когда переезжали через Неву, Пушкин шутливо спросил:

 

— Уж не в крепость ли ты меня везешь?

 

— Нет, — ответил Данзас, — просто через крепость на Черную речку самая близкая дорога!

 

Записано В. А. Жуковским
со слов секунданта Пушкина — Данзаса

 

 

 

...То было в прошлом феврале,

 

И то и дело

 

Свеча горела на столе...

 

Б. Пастернак

 

 

 

...Мурка, не ходи, там сыч

 

На подушке вышит.

 

А. Ахматова

 

 

 

                                               * * *

 

Не жалею ничуть, ни о чем, ни о чем не жалею,

 

ни границы над сердцем моим не вольны, ни года!

 

Так зачем же я вдруг при одной только мысли шалею,

 

Что уже никогда, никогда, Боже мой, никогда...

 

Погоди, успокойся, подумай —

 

А что — никогда?

 

 

 

Широт заполярных метели,

 

Тарханы, Владимир, Ирпень —

 

Как много мы не доглядели,

 

Не поздно ль казниться теперь?!

 

Мы с каждым мгновеньем бессильней,

 

Хоть наша вина не вина.

 

Над блочно-панельной Россией,

 

Как лагерный номер — луна.

 

 

 

Обкомы, горкомы, райкомы

 

В подтеках снегов и дождей.

 

В их окнах, как бельма трахомы

 

(давно никому не знакомы),

 

Безликие лики вождей.

 

 

 

В их залах прокуренных — волки

 

Пинают людей, как собак,

 

А после те самые волки

 

Усядутся в черные «Волги»,

 

Закурят вирджинский табак.

 

 

 

И дач государственных охра

 

Укроет посадских светил,

 

И будет мордастая ВОХРа

 

Следить, чтоб никто не следил.

 

 

 

И в баньке, протопленной жарко,

 

Запляшет косматая чудь...

 

Ужель тебе этого жалко?

 

Ни капли не жалко, ничуть!..

 

 

 

Я не вспомню, клянусь, я и первые годы не вспомню,

 

Севастопольский берег — младенчества зыбкая быль...

 

И таинственный спуск в Херсонесскую каменоломню

 

И на детской матроске — Эллады певучая пыль!

 

Я не вспомню, клянусь!..

 

Ну, а что же я вспомню?..

 

 

 

А что же я вспомню? Усмешку

 

На гадком чиновном лице,

 

Мою неуклюжую спешку

 

И жалкую ярость в конце.

 

 

 

Я в грусть по березкам не верю,

 

Разлуку слезами не мерь,

 

И надо ли эту потерю

 

Приписывать к счету потерь?

 

Как каменный лес, онемело

 

Стоим мы на том рубеже,

 

Где тело — как будто не тело,

 

Где слово — не только не дело,

 

Но даже не слово уже!

 

 

 

Идут мимо нас поколенья,

 

Проходят и машут рукой,

 

Презренье, презренье, презренье,

 

Дано нам, как новое зренье

 

И пропуск в грядущий покой!

 

 

 

А кони? Крылатые кони,

 

Что рвутся с гранитных торцов,

 

Разбойничий посвист погони,

 

Игрушечный звон бубенцов?!

 

 

 

А святки? А прядь полушалка,

 

Что жарко спадает на грудь?

 

Ужель тебе этого жалко?

 

Не очень... А, впрочем, чуть-чуть!

 

 

 

Но тает февральская свечка,

 

Но спят на подушках сычи,

 

Но есть еще Черная речка,

 

Но есть еще Черная речка,

 

Но есть еще Черная речка...

 

Не надо об этом, молчи!

 

 

 

 

 

                                               * * *

 

Ты прокашляйся, февраль, прометелься

 

Грянь морозом на ходу — с поводца,

 

Промотали мы свое прометейство,

 

Проворонили свое первородство!

 

 

 

Что ж, утешимся больничной палатой,

 

Тем, что можем ни на что не решаться,

 

Как объелись чечевичной баландой,

 

Так не в силах до сих пор отдышаться!

 

 

 

                                   Слушая Баха

 

На стене прозвенела гитара,

 

Зацвели на обоях цветы.

 

Одиночество Божьего дара —

 

Как прекрасно и горестно ты!

 

 

 

Есть ли в мире прекрасней, чем это —

 

(Всей докуке земной вопреки!)

 

Одиночество звука и цвета,

 

И паденья последней строки?!

 

 

 

Отправляется небыль в дорогу

 

И становится Былью потом...

 

Кто же смеет приказывать Богу

 

И заведовать Божьим путем?!

 

 

 

Но к словам, ограненным строкою,

 

Но к холсту, превращенному в дым —

 

Так легко прикоснуться рукою

 

И соблазн этот так нестерпим!

 

 

 

И не знают вельможные каты,

 

Что не всякая близость близка,

 

И что в храм ре-минорной Токкаты

 

Недействительны их пропуска!..

1975, № 2