1. Национальные течения в республиках

С самого начала установления советской власти новое правительство столкнулось с сопротивлением на национальных окраинах. Огромная Российская империя распадалась на глазах. Польша, Финляндия, Эстония, Литва, Латвия, Украина, Грузия, Армения, Азербайджан и другие районы провозгласили свою независимость. Несмотря, однако, на провозглашенный принцип «самоопределения», большевики сразу начали восстанавливать прежнюю империю. […]

Типичным был захват Грузии. Советское правительство признало ее независимость, заключило договор о дружбе и сотрудничестве как с независимым государством. В соответствии с этим договором Грузия разрешила у себя легальную деятельность коммунистической партии, а через несколько месяцев после заключения договора советские войска вторглись на территорию Грузии.

С самого начала на национальных окраинах возникла оппозиция новой власти, причем как среди населения, настроенного против коммунистов как таковых, так и среди самого партийного аппарата. Такие течения возникли на Украине, в Грузии, Татарии, и все они были подавлены. Одной из первых жертв чисток оказался известный татарский коммунист Султан Галиев, защищавший идею объединения тюркоязычных народов. Затем пострадало руководство Грузии во главе с Мдивани и Кавтарадзе, которые всерьез восприняли официально провозглашенную федерацию Грузии и РСФСР, рассматривая себя как суверенную сторону. Они даже приняли закон, который разрешал жителям РСФСР селиться в Грузии не иначе, как при условии выплаты большой суммы денег. Грузинский вопрос рассматривался на XII съезде партии, в результате чего возник термин «национал-уклонизм». Этот вопрос побудил больного уже Ленина встать на защиту грузинского руководства, в то время как большинство Политбюро оказалось против Ленина. Более того, Ленин под влиянием конфликта с Грузией вообще предложил распустить только что образовавшийся СССР как неудавшийся. Но новое партийное руководство не последовало этому совету. В результате руководство Грузии, обвиненное в уклонизме, было снято и выслано в разные места страны. Вскоре, однако, правительство изменило свою политику и в течение ряда лет откровенно поощряло местный национализм в рядах партийного аппарата.

Так, на Украине был выдвинут лозунг «украинизации», а в Белоруссии — «белоруссизации». По-видимому, такая политика была обусловлена внутрипартийной борьбой, в процессе которой Сталин, Бухарин и другие старались сплотить вокруг себя умеренные элементы против Троцкого и его сторонников, защищавших, в частности, скорейшую денационализацию.

Еще в 1928 году на Украине был выпущен декрет, согласно которому все чиновники под угрозой увольнения должны были сдать экзамен по украинскому языку.

Однако примерно в 1930 году ситуация резко изменилась. Победив все виды оппозиций, Сталин больше не нуждался в опоре на местные силы. Начиная с этого года все национальные силы в местном аппарате были обвинены в уклоне и подверглись различного рода репрессиям. С тех пор в отношении национальных республик велась постоянная политика подавления любого вида независимости, хотя в области развития экономики там было сделано многое. Во время чисток 1936–1938 годов подавляющее большинство местных национальных кадров было уничтожено. Тем не менее в первые послевоенные годы, а именно в 1947-м, местный украинский партийный аппарат и часть интеллигенции были обвинены в национализме.

Вплоть до 1953 года в республиканском аппарате доминировали русские. Это особенно чувствовалось на Украине, где первым секретарем никогда не был украинец. Положение начало меняться в 1953 году. На Украине впервые на пост первого секретаря назначается украинец — Кириченко.

Как только централизованный тотальный контроль после смерти Сталина стал ослабевать, в местном аппарате стали складываться группы, заинтересованные в большей самостоятельности и независимости от центра. Вполне естественно, что эти группы должны были взять на вооружение национальную идеологию, чтобы оправдать свое существование и упрочить свою местную базу. Наиболее сильная национальная тенденция в аппарате проявилась на Украине, самой крупной республике СССР. Разумеется, эта тенденция была лишена традиционного культурного и национального содержания и была лишь результатом деятельности группки аппаратчиков. Однако и такая тенденция привела к далеко идущим последствиям. Это особенно проявилось в период правления Шелеста, который добился гораздо большей автономии Украины и пытался играть даже самостоятельную роль во внешней политике. В конечном счете Шелест потерпел поражение, но это лишь отложило конфликт на некоторое время.

Характерно, что национальные тенденции в республиках вовсе не связаны с каким-либо либерализмом. Напротив, эти течения большей частью весьма тоталитарны, причем чем сильнее национализм местного аппарата, тем сильнее уровень тоталитарного давления на население.

Опыт Албании, Румынии, Северной Кореи показывает, что добиться большей независимости от СССР можно было не за счет либерализма, а за счет укрепления диктатуры. Либеральные же режимы Венгрии в 1956 году или Чехословакии в 1968 году привели эти режимы к поражению. С другой стороны, наличие местных центробежных сил даже в аппарате делает невозможным какие-либо существенные экономические реформы, ибо они неизбежно повели бы к децентрализации, а таковая немедленно способствовала бы сепаратизму.

Любопытной проблемой, связанной с национальными тенденциями, является отсутствие республиканского партийного аппарата в РСФСР. Такого аппарата нет с самого начала советской власти. Это, с одной стороны, ставит РСФСР как республику в неравноправное положение, но, с другой стороны, делает аппарат ЦК КПСС преобладающе русским. Если бы был создан партийный аппарат РСФСР, то ЦК КПСС пришлось бы делать многонациональным. Таким образом, стремление доминировать в ЦК КПСС оборачивается для русских, по существу, неравноправием своей собственной республики. […]

Заметим также, что с давних пор в СССР ликвидированы территориальные воинские части, так что узбеки служат, например, в России, а армяне или русские — в Узбекистане и т. д. Это показывает стремление центра исключить всякую возможность для республиканского руководства опереться на национальные воинские соединения.

Национальные тенденции в республиканском партийном аппарате оказываются мощным фактором внутриполитической жизни СССР, причем фактором, значение которого усиливается. Советские республики превратились в развитые процветающие страны, у которых, естественно, будет усиливаться стремление играть самостоятельную роль. Почему, например, следует ожидать, что высокоразвитая в промышленном и научном отношении Армения должна довольствоваться ролью советской провинции, в то время как такие, например, малые и отсталые страны, как Йемен или Шри Ланка, не говоря уже о многочисленных микрогосударствах, составляющих нынешнее большинство ООН, играют важную роль в международной жизни? Тем более что значительное число армян недовольно ролью Советской России по отношению к турецкой аннексии части армянской территории в 1921 году, когда Москва пыталась заручиться поддержкой Анкары. […]

Естественно, что национальные течения, направленные на достижение большей самостоятельности советских республик, проникающие в их руководящий партийный аппарат, опираются на официальную советскую идеологию и скорее стремятся к большему тоталитаризму, чем в центре, ибо это способствует повышению устойчивости их положения. Однако, наряду с национальными тенденциями аппарата, существуют и даже усиливаются нацио­нальные движения, направленные не только на увеличение независимости или же на полную независимость своих республик, но и против существующей идеологии, с которой неразрывно связан местный партийный аппарат.

Такие движения существовали также с самого начала советской власти. Как известно, вооруженное сопротивление возникло на многих национальных окраинах, когда стало ясно, что новая власть выступает активным врагом всех местных национальных и религиозных традиций, чего не было даже во времена дореволюционной России. Между прочим, самое упорное сопротивление оказало население некоторых среднеазиатских республик. Подавление вооруженного сопротивления в Узбекистане, получившего в официальных советских источниках название «борьбы с басмачеством», заняло много лет. Кровавая расправа с вооруженным сопротивлением в Средней Азии надолго усмирила непокорные до того народы, хотя политика геноцида по отношению к ним не прекращалась вплоть до войны 1941 года. Десятки тысяч узбеков, туркмен, таджиков насильно депортировались из своих стран и усеяли своими костями прославленные стройки пятилетки. Особенно много погибло их на стройке канала Москва–Волга, который во многом был построен их руками.

Когда же в 1941 году настал час суровых испытаний для СССР, те же среднеазиатские народы, которых безжалостно уничтожали в течение 10-15 лет, сыграли в ряде случаев решающую роль в защите страны от немцев. Мало кто задумывается теперь над тем, что Панфиловская дивизия, задержавшая наступление немецких войск на Москву, формировалась в Казахстане и состояла в основном из представителей среднеазиатских республик, о чем наглядно свидетельствует национальная принадлежность большинства героев-панфиловцев.

В 1944 году вооруженное сопротивление на окраинах развернулось с новой силой. На сей раз ареной вооруженной борьбы оказались Прибалтика и Западная Украина. Кошмарный опыт массовых репрессий, последовавший за захватом этих территорий в 1939–1940 годах, заставил взяться за оружие сотни тысяч людей, которых поддерживали миллионы. Характерно, что до войны никакого вооруженного сопротивления новой власти не было.

Вооруженное сопротивление, оказанное после войны на Украине, было настолько сильным и упорным, что потребовало едва ли не 6-7 лет для его окончательного подавления, в результате чего миллионы украинцев, включая женщин и детей, были депортированы на «Архипелаг ГУЛаг».

Много лет продолжалась партизанская борьба в Прибалтике, которая также была жестоко подавлена.

В 1943–1944 годах было совершено новое преступление, на сей раз против многих народов, попавших под немецкую оккупацию и проявивших признаки национальной самостоятельности. Миллионы чеченцев, ингушей, балкар, калмыков, карачаевцев, греков, крымских татар и других были насильственно депортированы на Восток[1].

Национальное движение на окраинах, существенно усилившееся после 1956 года, не могло быть неожиданностью. Уже во второй половине 50-х годов на Украине начались процессы над отдельными нелегальными группами, ставившими себе целью как независимость этой республики, уже члена ООН, так и ее освобождение от тоталитаризма. Вновь оживилось национальное движение в Прибалтике. В Литве национальное движение объединилось с религиозным, поскольку Католическая церковь подвергалась там сильнейшему атеистическому давлению. Литовское движение оказалось одним из наиболее сильных национальных движений в стране. Многие литовцы были арестованы и отправлены в лагеря.

Появилось армянское национальное движение, сменившее послевоенный энтузиазм зарубежных армян, решивших вернуться на свою историческую родину, но впоследствии жестоко в этом разочаровавшихся. Это движение выразилось как в стремлении к независимости, так и в стремлении вернуть свои земли, в свое время аннексированные Турцией.

Национальное движение оживилось и в Средней Азии, в первую очередь в Узбекистане, наиболее развитой республике этого района.

Но самым сильным национальным движением продолжает оставаться украинское. От него существенно зависит развитие и других национальных движений в стране. Участники украинского движения занимают не последнее место в числе советских политзаключенных. Такие имена, как Валентин Мороз, Вячеслав Чорновил, Святослав Караванский, — известны всему миру. Сила украинского движения, между прочим, состоит и в том, что оно пользуется значительной поддержкой большой и хорошо организованной украинской эмиграции.

Независимые национальные движения в советских республиках вступают в противоборство не только с колониальной политикой советского руководства, но и в очень существенной мере даже с националистически настроенными элементами в местном аппарате, ибо для местных аппаратчиков независимые национальные движения в первую очередь представляют угрозу их собственной власти. Более того, они даже стремятся сделать тоталитарное давление на свои народы еще большим, чем оно есть в целом по стране.

Исключительно важную роль играют [также] национальные движения тех народов, которые лишены своих национальных территорий. Это еврейское и немецкое национальные движения, а также движение крымских татар.

Движение крымских татар оказалось одним из наиболее сильных. Оно на­правлено на ликвидацию одной из самых больших несправедливостей ста­линского периода — изгнания целого народа со своей родины. Если все остальные народы, выселенные после изгнания немцев, были возвращены на свою родину и им была возвращена их республиканская автономия, то крымские татары до сих пор находятся в изгнании. Как известно, это движение первым получило поддержку советских инакомыслящих, так что некоторые из них, как генерал Григоренко и Илья Габай, были арестованы и осуждены за это.

Еврейское и немецкое движения отличаются тем, что оба они, разнясь от остальных, направлены на эмиграцию из СССР. Особенно сильным оказалось еврейское национальное движение. Оно приняло поистине массовый характер. Ему первому удалось заручиться широкой международной поддержкой. Оно впервые в истории СССР пробило брешь в железном занавесе и привело к массовой эмиграции. Оно сильно повлияло также и на другие национальные движения примером своего успеха.

Немецкое движение также добилось некоторых, хотя и меньших, успехов в деле осуществления права на эмиграцию в ФРГ. Заметим, что почему-то в ГДР никто из советских немцев поехать не захотел.

Различные национальные движения в свое время были существенно разобщены, однако с некоторых пор стали проявляться признаки сотрудничества между ними. В этом значительную роль сыграло либерально-демократическое движение. В частности, важную роль играла и играет «Хроника текущих событий», публиковавшая сведения о всех движениях. Затем выдающуюся роль сыграл академик Сахаров, выступавший в защиту всех народов страны без различия. И, наконец, исключительно важную роль сыграло то, что представители различных национальных движений встретились вместе... в политических лагерях. Красноречивым свидетельством этого являются совместные выступления, доходящие до нас из-за колючей проволоки мордовских и пермских лагерей. Последним и наиболее замечательным свидетельством такого рода является совместное выступление украинца Вячеслава Чорновила и еврея Бориса Пэнсона[2].

Но наибольшее значение имеют отношения национальных движений не друг с другом, ибо они естественные союзники. Главный вопрос, в каких отношениях они окажутся с нарождающимся русским национальным движением. От этого зависит очень многое в будущих судьбах страны.

 

2. Русский национальный вопрос

Национальная программа, разработанная большевиками до революции, оказалась дилетантской и была опрокинута действительностью. Большевики, следуя марксистской доктрине, рассматривали нации и национальные культуры как некий преходящий элемент исторического развития, который должен исчезнуть после уничтожения классов. Иначе говоря, национальные различия объяснялись социально. Поэтому в первый период революции большевики боролись против национальных культур как против проявлений классового врага. И хотя борьба велась против всех национальных культур без исключения, главный удар был направлен против наиболее сильной русской национальной культуры как станового хребта всех остальных национальных культур, несмотря на то, что русский язык приобрел после революции гораздо большее значение, чем до революции. Но один только язык без национальной культуры, без ее духовного содержания оказался лишь средством уничтожения других национальных культур, не сохраняя собственной. Распространение русского языка среди других народов страны оказалось не средством их русификации, а средством их денационализации.

Другим результатом революции оказались существенные демографические сдвиги. Целый ряд национальных меньшинств получили возможность большими массами переселяться в столицы и центральные районы России, где раньше они не проживали. К этим меньшинствам принадлежали евреи, латыши, поляки, венгры, финны и т. д. Более того, все они вместе взятые оказались в 20-е – 30-е годы исключительно влиятельной силой и даже доминировали в ряде важнейших областей жизни. Вплоть до середины 30-х годов национальные меньшинства занимали большое количество ключевых постов в партийном и государственном аппарате, тайной полиции, армии, дипломатическом аппарате и т. д.

Это было результатом стихийного процесса, и представители национальных меньшинств никогда не выступали в нем как организованные группы, сообща добивавшиеся общих целей.

Борьба большевиков против русской национальной культуры, резкое увеличение роли национальных меньшинств, их массовый наплыв в центральные районы страны не мог не вызвать реакции со стороны русского населения. Этот процесс совпал с борьбой за власть внутри партийного руководства. Поскольку антисталинская оппозиция насчитывала большое количество представителей различных национальных меньшинств, Сталин незамедлительно попытался придать этой борьбе национальную окраску в узко эгоистических целях, так что столкновение с национальными меньшинствами в руководящей элите превратилось в один из главных, хотя и скрытых мотивов политической борьбы. Столкновение с оппозицией в 1925–1927 годах показало Сталину, что реакция русского населения против уничтожения русской национальной культуры, против резко возросшего влияния национальных меньшинств может быть эффективно использована, причем в рамках существующей тоталитарной системы, без отбрасывания официальной идеологии. Сталин не изобрел эту реакцию, а лишь увидел в ней могущественное орудие укрепления своей власти. Он решил взять из нее только то, что соответствовало его личным целям. Именно поэтому национализм, использованный Сталиным, будучи лишен всякого культурного и духовного содержания, приобрел уродливую форму, не имея ничего общего с подлинными национальными интересами русского народа.

Ничего иного и не могло быть в условиях тоталитаризма и фанатического антирелигиозного террора. По существу, имела место лишь подмена ценностей. Эта реакция и была одним из орудий Сталина в гигантских чистках 36–38 годов, которые не были исторической случайностью. Эти чистки были результатом действия реальных социальных, экономических и национальных сил. Сталин не вызвал термидора, он лишь искусно им воспользовался. В противном случае события грозили смести и его самого. Сталин лишь угадал ход исторических событий и поплыл по течению. Национальная реакция русского населения, резко обострившаяся к концу 20-х и началу 30-х годов, явилась одним из могущественных исторических потоков, угрожавших самому существованию нового строя, но Сталин успешно использовал его, введя в государственную систему.

Невозможно было производить в области национальной жизни сомнительные эксперименты над огромной страной с консервативными традициями без того, чтобы не вызвать сильную реакцию.

В ходе чисток к власти пришел совершенно новый социальный и национальный слой, в основном происходивший из крестьянства и городского мещанства. Казалось бы, что отныне, после этого, политика правительства должна была стать национальной. Однако Сталин направил национальную реакцию в русло советского империализма, стремясь отвлечь население на усиление государственной мощи, внешнюю экспансию, доминирование над другими народами. Советский империализм оказался лишь культом силы. Он органически противоположен культурным и духовным ценностям русского народа.

Победа над Германией, резкое расширение советской империи вызвали бурный рост империалистических настроений как в аппарате, так и в народе, отнюдь не ограничиваясь одним русским населением. Но уже в этот период стали ощущаться отрицательные последствия империалистической политики СССР для русского народа. Прежде всего, во избежание недовольства на национальных окраинах и в независимых от СССР странах, уровень жизни там поддерживался на более высоком уровне, чем в России. Русские солдаты стали опорой армии, на них легла основная тяжесть сохранения и расширения империи. Они стали выполнять также роль главной физической силы в промышленности всей страны, в том числе на национальных окраинах, и особенно при добыче полезных ископаемых. С одной стороны, это привело к широкой колонизации национальных республик, а с другой стороны — к опустошению русской деревни, главного источника индустриализации СССР. Отсутствие традиционных форм культурной и религиозной жизни и беспомощность господствующей идеологии отрицательно отозвались на моральном состоянии населения.

Наследники Сталина еще более усилили тенденцию к империализму. И хотя действительной мотивировкой этого империализма были тоталитарные устремления, советское правительство всегда стремилось изобразить свою политику в глазах русского населения как продиктованную русскими национальными интересами.

В настоящее время советский империализм стремится протянуть свои руки в самые отдаленные районы мира, которые прежде были едва даже известны населению страны. Вряд ли простые русские люди могут сочувствовать такого рода авантюрам, зная, что именно на их плечи ляжет основная тяжесть бремени империалистической политики.

В русском народе давно уже зреет понимание, что его истинные национальные интересы требуют скорейшего отказа от политики империализма, что истинное национальное возрождение России связано не с сомнительным расширением государственной мощи, которая скорее усиливает слабость [страны], а с восстановлением культурных и духовных ценностей, веками накопленных русским народом. Именно поэтому в настоящее время и появилось русское национальное движение, ставящее себе целью истинное национальное возрождение России.

 

3. Оппозиционный русский национализм

В настоящее время стало вполне очевидным, что советский империализм наносит вред национальным интересам русского народа, ибо возлагает на него основную тяжесть бремени поддержания советской империи, за что русскому народу приходится расплачиваться самым низким уровнем жизни среди всех других народов СССР, а также исчезновением русской национальной культуры. Таким образом, интересы русского народа, как и других народов страны, существенно ущемлены. Советская государственная система всегда старалась отвлечь недовольство русского народа на вымышленных внешних и внутренних врагов, и это в значительной мере удавалось ей в течение десятков лет, но в 60-х годах, в условиях общего оживления общественной жизни страны, впервые за 40 лет стало возникать независимое русское национальное движение, отвергавшее тоталитаризм как главную причину кризиса в русской национальной жизни. Это движение возникло одновременно в разных местах. Можно выделить по крайней мере два центра, влияние которых впоследствии распространилось по всей стране. Это, во-первых, лагеря политических заключенных в Мордовии, а во-вторых, таким центром оказался Ленинград, где возник так называемый Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа. Движение, возникшее в мордовских лагерях, не было организационно оформлено и вначале переболело различными «детскими болезнями», естественными в такой ситуации. Ленинградская организация возникла в феврале 1964 года и просуществовала три года, после чего она была выдана, и ее 60 участников были арестованы. По-видимому, ВСХСОН был самой крупной подпольной организацией в СССР после 20-х годов. Лидер этой организации Игорь Огурцов был осужден на 15 лет, его ближайший помощник Михаил Садо — на 13 лет. Другие участники были осуждены на сроки заключения до 8 лет. Недавно в Париже в издательстве «ИМКА-ПРЕСС» вышла книга[3], где изложена программа этой организации. Программа ВСХСОН отрицает и капитализм, и коммунизм, провозглашает принципы нового общества: демократического, построенного на корпоративной основе, без политических партий как орудия власти.

Из программы ВСХСОН ясно также, что ее национальный характер отнюдь не имеет какого-либо великодержавного, империалистического оттенка. В ней отмечается, что «культурная политика социал-христианства исходит из признания, что живая культура есть средство национального самосознания и самовыражения и что она может процветать только в условиях свободы».

«Вместе с этим, — сказано далее, — христианской культуре присущ сверхнациональный характер, который в нашу эпоху сыграет решающую роль в деле сближения народов в единую всечеловеческую семью».

Как видно из истории организации, что хотя в состав ВСХСОН входили, наряду с русскими, и отдельные представители других национальностей, те считали себя русскими по самосознанию, и именно поэтому ВСХСОН была русской национальной организацией, ставившей себе целью национальное возрождение, не противопоставляя себя в то же время другим народам.

1971 год знаменует собой новый этап в развитии русского национального движения. Владимир Осипов начинает издавать легальный самиздатский журнал «Вече». В отличие от ВСХСОН, журнал «Вече» не ставил своей целью свержение существующего строя, а напротив, подчеркнуто провозглашал лояльность этому строю, хотя и добиваясь его мирного преобразования. Журнал объединил вначале весьма разнородные течения — от национал-демократов до национал-большевиков. В журнале подвергалось резкой критике уничтожение русской культуры, открыто провозглашалась приверженность православию, но среди его авторов и сторонников были и атеисты, антихристиане и даже неоязычники. Осипов лично придерживался демократической, антитоталитарной и религиозной линии. Но в то же время сотрудник «Вече» Геннадий Шиманов защищал существующий строй с религиозной точки зрения, утверждая, что со временем он окажется той базой, которая снова вернет Россию в лоно Церкви и даже послужит всемирной мессианской цели России.

Журнал «Вече» имел большой успех и быстро распространился по стране, вербуя новых сторонников. Но разнородность течений внутри журнала не могла не вызвать внутренних столкновений в нем. Быть может, это и не привело бы к драматическим последствиям, если бы не новые обстоятельства.

Стихийно возникшее русское национальное движение привлекло внимание определенной группы советского руководства. Эта группа решила использовать движение во внутриполитической борьбе, пытаясь направить его в русло патологического антисемитизма и оформить вокруг него влиятельную политическую тенденцию. Но это стремление натолкнулось на сопротивление группы религиозных националистов и демократов во главе с самим Осиповым. Стало ясно, что именно христианская направленность этих людей превратилась в основной тормоз на пути политических интриг вокруг русского национального движения. В результате в журнале «Вече» был инспирирован раскол, а Осипов, успевший издать два номера нового журнала «Земля», был арестован и недавно осужден на 8 лет..

Другим важным событием в русской национальной жизни оказался журнал «Московский сборник», который с 1974 года начал издаваться бывшим членом ВСХСОН Леонидом Бородиным. Если «Вече» и «Земля» носили больше публицистический характер, то «Московский сборник» имел религиозно-философский уклон.

Независимое русское национальное движение рассматривается в СССР как одна из главных угроз существующей системе, что, в частности, показывает жестокость приговора Осипову. Но не одним этим течением исчерпывается это движение. Сейчас наиболее выдающимися лидерами русского национального движения стали Солженицын, Шафаревич, Борисов, в той мере, в какой это выразилось в сборнике «Из-под глыб».

Уже в таком произведении, как «Матренин двор», опубликованном еще в 1963 году, Солженицын с горечью описывал распад русской деревни, разложение русского национального уклада, нравственный упадок людей, насильственно лишенных традиционных национальных и религиозных форм жизни в условиях советской власти. «Матренин двор», наверно, был первым произведением, опубликованным в официальной советской печати, которое с такой силой описывало крушение основных ценностей народной жизни.

Наиболее законченное выражение [эта тема] нашла в открытом письме патриарху Пимену, опубликованном в 1971 году.

Во всех этих произведениях Солженицын выдвигал первейшим условием возрождения русской национальной жизни обращение к ее религиозным истокам, к православию. Однако сам Солженицын не был связан в этот период с другими течениями русского национального движения. Более того, в некоторый период журнал «Вече» выступал против Солженицына как якобы против человека, изменившего русскому движению. Это, в частности, заявлял даже Осипов в своем интервью газете «Балтимор Сан» в 1972 году.

Объясняется это провокационной деятельностью агентуры определенных политических кругов, стремившихся, как уже говорилось выше, использовать русское национальное движение в собственных внутриполитических интригах. Солженицын был для этих кругов недопустимой фигурой, ибо не позволил бы контролировать национальное движение, а главное, он придавал ему форму, опасную для власти правящей группы, ибо полностью отвергал господствующую идеологию.

Именно поэтому, пользуясь традиционными и хорошо разработанными методами политических интриг, на время удалось изолировать Солженицына от тогдашнего русского национального движения и даже спровоцировать конфликт между ними. […]

Кроме того, еще в конце 1971 года Солженицыну было адресовано так называемое Письмо Самолвина, в котором Солженицын объявлялся сионистским агентом, клевещущим на Россию в угоду евреям. Это письмо, как утверждает ряд свидетелей, имело большую популярность среди определенной части правительственных кругов.

Положение начало меняться в конце 1973 года в связи с начавшимся расколом в журнале «Вече», а также вследствие выхода в свет «Архипелага ГУЛаг», но в особенности после опубликования «Письма к вождям», после высылки Солженицына. В этом письме Солженицын открыто сформулировал программу национального возрождения России, которую он считал реальной политической платформой. Содержание «Письма к вождям» хорошо известно, но хотелось бы напомнить, что Солженицын в качестве основного тезиса выдвигает утверждение, что источником всех трагедий в истории страны, источником всех ее текущих недостатков является официальная коммунистическая идеология. В этом письме Солженицын вновь настойчиво призывал к национальному возрождению.

«Письмо к вождям» вызвало большую полемику, в которой оно подверглось критике с различных позиций Сахаровым, Медведевым и другими. Этого, конечно, можно было ожидать, но, по-видимому, наибольшее влияние «Письмо к вождям» оказало именно на тех, на кого оно отчасти и было рассчитано, а именно — на определенные слои правящего аппарата, которые в «Письме к вождям» могли впервые увидеть реальную политическую альтернативу для себя, — возможность приспособиться к изменениям в политической структуре власти при смене ее идеологии. Солженицын — гораздо больший прагматик, чем это принято думать. И его социальная база очень широка. Она не только и не столько в людях, открыто критикующих власти. Она внутри самой системы. Она, разумеется, направлена против определенной наиболее реакционной части правящего аппарата, связанного с идеологией, но в СССР есть и другие слои этого аппарата. И никто не может поручиться за то, что программа Солженицына не окажется для них приемлемой.

Новым шагом в области уточнения национально-политической платформы Солженицына явилась публикация сборника статей «Из-под глыб». Но здесь он уже выступает не один, а вместе с группой единомышленников, среди которых мы видим известного математика Игоря Шафаревича, историка Вадима Борисова, искусствоведа Евгения Барабанова и других. Солженицын существенно расширяет здесь круг рассматриваемых вопросов, сделав одним из центральных проблему интеллигенции. Солженицын, следуя авторам дореволюционных «Вех», определяет состояние, в котором находится современная советская интеллигенция, как одно из наиболее отрицательных явлений в жизни страны. В изменении ориентации интеллигенции он усматривает важное условие возрождения национальной жизни.

Что касается концепции Солженицына о самоограничении и раскаянии, то можно утверждать, что она является, несмотря на ее, казалось бы, очевидность, одним из его важнейших вкладов в русскую общественную мысль. Она показывает, что национальная идеология Солженицына не агрессивна, не имеет ничего общего с шовинизмом. Хотя Солженицын сам не формулирует своих взглядов теоретически, я бы назвал его национальные взгляды теорией национального плюрализма, согласно которой все человечество мыслится как гармоническая совокупность самоограниченных национальных сил. Отсутствие этого самоограничения не только нарушает устойчивость человечества в целом, но прежде всего грозит отрицательными последствиями для народа, потерявшего чувство реальности.

Именно в этом идеология Солженицына в национальном вопросе, и приписывать ему едва ли не агрессивный национализм есть сознательное или же бессознательное ее искажение[4].

Более того, можно полагать, что это движение ждет, пользуясь, может быть, слишком затертыми словами, большое и светлое будущее.

1976, № 10

 

---