В развитых странах Запада, в Южной Америке и на Ближнем Востоке политический терроризм стал обыденным явлением. Однако тезис, что террористическая война — один из специфических видов войны, упорно опровергается — прежде всего представителями левых и либеральных сил. В особенности левые тотчас же пытаются приписать государственной власти намерение воспользоваться этим тезисом для того, чтобы лишить граждан записанных в законе основных прав. […]

Индивидуальные террористические «перегибы» известны в истории с незапамятных времен, в том числе и местный анархистский терроризм снизу против репрессивного террора государственной власти. Имей мы, однако, и сегодня дело с явлениями подобного рода, говорить о мировом терроризме было бы, по меньшей мере, неуместно.

Уяснив коллективное предрасположение к терроризму, можно приступить к обрисовке этого феномена и его специфических закономерностей. При этом особо обращают на себя внимание следующие моменты:

своими истоками современный терроризм уходит к западному анархистскому студенческому движению, начало которого датируется 1965 годом;

в проводимых террористами акциях видную роль играют женщины;

состоятельный средний класс западных стран представляет собой основной слой, из которого рекрутируются кадры террористов;

политическая мотивация терроризма порождает необыкновенно широкие и «квалифицированные» круги сочувствующих — преимущественно в интеллектуальной среде;

и, наконец, варварской беспощадностью своих действий, а вместе с тем их изощренностью и остроумной утонченностью, террористическое подполье бросает непривычно дерзкий вызов силам безопасности любой страны.

По сравнению с мерами борьбы против уголовных банд или преступников-одиночек, подавление современного терроризма требует совершенно иных средств. Террористическая война ведется, так сказать, на высоком интеллектуальном уровне.

Основные понятия

Термин «террористическая война» не столь употребителен, как «гражданская война» или «террор». Этот термин — искусственное словообразование, которое лишь еще более выразительно подчеркивает, что государственные границы уже не являются единственной и исключительной линией разграничения для военных действий того или иного рода.

В войне между государствами достижение поставленных военных целей включает в себя задачу пересечения границы. Это война, в которой воюющими сторонами являются государства.

В противоположность этому гражданская война означает внутренний распад государственного организма, раскол по меньшей мере на два вступающих в ожесточенную борьбу лагеря. Гражданская война — это процесс умирания нации, который, однако, не обязательно завершается ее смертью.

Поэтому можно сказать, что всеобщая террористическая война есть расширение гражданской войны до глобальных масштабов.

По определению Фридриха Гаккера, под террором с незапамятных времен подразумевалось применение господствующей верхушкой насильственных мер подавления и устрашения, тогда как терроризм представляет собой подражание и практическое применение террористических методов со стороны (по меньшей мере временно) бесправных, презираемых и отчаявшихся, пришедших к убеждению, что никаким другим образом, кроме применения силы (и при этом вне всяких рамок и правил), они не могут добиться удовлетворения своих притязаний.

Возникновение третьего основного понятия — «герилья» (именно этот термин получил распространение в западноевропейских языках для обозначения современного террористического подполья) — однозначно связано с одним конкретным моментом европейской истории. Когда испанцы в 1808 году восстали против французской оккупации, они изобрели свою, иберийскую, форму «малой войны»: вооруженные отряды испанских партизан («герильерос») атаковывали французов и сразу же после схватки быстро отходили с места боя. При этом отход завершался полным роспуском вооруженных групп, которые буквально растворялись в родном окружении, чтобы затем — по первому сигналу —вновь сформироваться для концентрированных ударных действий.

Этот основной методический принцип партизанской войны остался неизменным до наших дней. Изменилось другое. Современная партизанская война ведется не во имя нации, а во имя идеологии! И именно это диктует цель освободительной борьбы.

Рамки «малой войны» — в отличие от войны «большой», территориальной — сохранились в форме сельской и городской герильи, или по-русски — сельских и городских партизан. Источником вдохновения для партизан мировой гражданской войны служит Латинская Америка, сложившиеся на этом континенте образцы и условия. […]

Интернациональное братство террористов

Двадцать седьмого июня 1975 года, вскоре после наступления темноты, трое сотрудников французской службы безопасности — старший комиссар Эрран и агенты контрразведки Ду и Донатини — вошли в один из жилых домов на рю Туйе в Париже. Вместе с ними был подследственный — ливанец Мукарбель, 9 июня задержанный полицией и вновь выпущенный на свободу в Бейруте, 21 июня арестованный в Лондоне, высланный затем во Францию и здесь вновь взятый под стражу.

В багаже Мукарбеля было обнаружено 10 кг хлористого поташа и металлический предмет, внешне похожий на шариковую ручку, а на самом деле взрыватель.

Еще 25 июня в квартире, где хранился багаж Мукарбеля, французская полиция задержала одного западногерманского гражданина, имевшего при себе два удостоверения личности — на имя Вильфрида Бёзе и Акселя Клау­диуса. Задержанный оказался человеком, разыскиваемым в ФРГ в связи с незаконным хранением оружия. На допросе Бёзе-Клаудиус показал, что удостоверения личности он получил во Франкфурте-на-Майне от некого Карлоса.

Когда Мукарбеля ознакомили с показаниями Бёзе и пообещали, что если он «пойдет навстречу» следствию, то и следствие, в свою очередь, позаботится о его безнаказанности, Мукарбель изъявил готовность отвести полицию в квартиру, где, вероятно, можно получить информацию о местопребывании Карлоса.

Никто из трех агентов полиции, вступивших в тот вечер в квартиру, снятую на имя венесуэлки Нэнси Санчос Фалькон, не имел при себе оружия.

В квартире в это время находились два венесуэльских студента, одна студентка и человек, который, собственно, и был нужен полиции — Санчос Ильич Рамирес, по кличке Карлос. Едва Мукарбель опознал Карлоса, как тот тотчас же открыл огонь. Мукарбель, Ду и Донатини были на месте убиты, старший комиссар Эрран — тяжело ранен, но все же сумел уйти. В бегство обратился и сам Карлос, который до сих пор находится на свободе^[1].

После того как Карлос скрылся, полиция установила наблюдение за квартирой на рю Туйе. В этой квартире были замечены: гражданка ФРГ Ульрика Шанц, подозреваемая в оказании активной помощи палестинским террористам; француз Жан-Мари Лелё, связанный близкой дружбой с Сертанией Менезес, будто бы поддерживавшей связь с революционной «Национально-освободительной армией», действующей в Аргентине; венесуэлец Луис Гонсалес Дук, который уже с 1964 года участвовал в подпольных акциях левоэкстремистской венесуэльской организации МИР.

Уже на первых допросах Гонсалес сообщил следствию, что к числу его друзей относились некоторые работники посольства Кубы в Париже. Десять дней спустя из Франции были высланы три кубинских дипломата, оказавшихся агентами «Дирексион Женераль де Интелихенсиа». Эта «Дирекция» тесно связана с советским КГБ; выдворенные из Парижа кубинцы регулярно поддерживали связь с Карлосом; двое из них входили в число друзей Гонсалеса.

Первую информацию о личности Карлоса французская полиция получила от одного англичанина и его испанской подруги, которые по помещенному в газете описанию опознали в неизвестном некого Карлоса Мартинеса, венесуэльского «коммерсанта», побывавшего у них в гостях в мае 1975 года. В чемодане, который он оставил на хранение в квартире мистера Берри Вудхемса, полиция обнаружила оружие и взрывчатку.

Кроме того, в чемодане оказались документы, на основании которых полиция, наконец, смогла установить его личность. Спасшийся бегством террорист оказался Ильичом Рамиресом Санчесом, сыном состоятельного венесуэльского адвоката, открыто признающего себя приверженцем коммунистической идеологии и до февраля 1975 года проживавшего в Лондоне, в респектабельном районе Кенсингтоун (трем своим сыновьям адвокат дал имена Владимир, Ильич и Ленин).

В 21 год «Ильич» стал студентом университета имени Патриса Лумумбы, основанного в Москве и широко известного в качестве центра по подготовке молодых революционных кадров для стран третьего мира. Руководство этим университетом осуществляется непосредственно ЦК КПСС.

В 1969 году Карлос — якобы за антисоветскую деятельность — был выдворен из Союза. Однако истинные причины его высылки неизвестны. От случая к случаю советские органы безопасности прибегают к этому тактическому приему по отношению к людям, которые впоследствии за рубежом работают на КГБ. Частично это люди, подписавшие соответствующие обязательства еще в России; частично — те, которых по тем или иным причинам приходится призывать к порядку шантажом.

Так или иначе, но уже с 1972 года Карлос участвует в террористических акциях. Непосредственно на его счет полиция относит покушение на видного представителя английского еврейства и владельца крупной сети магазинов Джозефа Сифа в декабре 1973 года, попытку убийства югославского дипломата в Лионе, взрыв бомбы, заложенной в одном драгсторе^[2] в Париже, и участие в захвате заложников во французском посольстве в Гааге, в результате которого трое японских террористов добились освобождения бойца японской «Красной армии», отбывавшего заключение во Франции.

Через десять дней после выстрелов на рю Туйе становятся известны новые детали, касающиеся Карлоса, а вместе с ним и Мукарбеля. Представитель «Народного фронта освобождения Палестины» (НФОП) заявил в Бейруте, что Карлос — старый член этой организации, а Мукарбель был ее «казначеем» (в действительности, скорее всего, — шефом ее центра в Париже).

По словам представителя НФОП, Карлосу было дано задание под руководством Мукарбеля и по указаниям «Фронта» готовить террористические акты во Франции, Англии и других европейских странах. 9 июня 1975 года, перед отлетом в Париж, Мукарбель был якобы арестован в Бейруте и подвергнут пыткам в присутствии агентов французской и американской службы безопасности. После этого будто бы было решено позволить Мукарбелю вылететь во Францию. Здесь систематически прослушивались все его телефонные разговоры с Бейрутом, во время которых речь зачастую шла о неком Карлосе. По версии НФОП, Мукарбель намеренно привел французских контрразведчиков к прошедшему отличную выучку убийце в квартиру на рю Туйе, чтобы тем самым облегчить бегство Карлоса.

Тем временем на найденной в вещах Мукарбеля чековой книжке французская полиция обнаружила запись с адресом одной колумбийки по фамилии Маснеле и американки по фамилии Армстронг. В снимаемой обеими девушками квартире на рю Амели был найден чемодан с рядом очень важных документов. […]

В одном из чемоданов на рю Амели было найдено специальное реле, предназначенное для взрывателя замедленного действия. Такие же реле были конфискованы при аресте группы палестинцев 20 и 21 декабря 1973 года в Вилье-сюр-Марн. Полиции тогда удалось арестовать двух палестинцев, десять турок и трех алжирцев, один из которых служил в Париже живым «почтовым ящиком» НФОП. В вещах арестованных полиция нашла 20 килограммов пластиковой взрывчатки, 31 взрыватель, 18 ручных гранат, 18 реле замедленного действия и учебные инструкции по организации засад.

Письменные материалы в вещах Мукарбеля содержали упоминания о ряде других террористических актов, временно отложенных или не реализованных вообще по техническим или тактическим причинам.

Что касается самого Карлоса, квартира на рю Амели обогатила следствие списком лиц, которые, по-видимому, должны были стать будущими жертвами подготавливаемых им покушений. В их числе оказались: Энтони В. Бэн, член британского кабинета и представитель крайне левого крыла правящей лейбористской партии, писатель Джон Осборн, жена египетского президента Джехан Садат, певица Вера Линн и известный своими умеренными взглядами министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейх Яммани (когда этот последний оказался в руках террористов, совершивших налет на штаб-квартиру ОПЕК, Карлос действительно угрожал ему смертью). Кроме того, записи содержали некоторые указания, свидетельствовавшие о подготовке диверсионного акта в Суэцком канале: бомбой замедленного действия террористы предполагали взорвать какое-нибудь судно, когда оно будет находиться в самом узком месте этого водного пути.[…]

Проведенное органами безопасности широкое следствие позволяет прий­ти к следующим выводам.

Францию, и прежде всего Париж, следует считать европейской штаб-квартирой оперирующего в широких мировых рамках политического терроризма. Именно здесь сходятся нити, связывающие латиноамериканских, арабских, западногерманских, баскских и итальянских экстремистов.

Основным ядром и движущей силой, вдохновляющей и сплачивающей террористов, представляется «Народный фронт освобождения Палестины», возглавляемый бывшим детским врачом Жоржем Хабашем. Стратегическая ставка этого движения находится в Багдаде; в Бейруте, — как вытекает из материалов, обнаруженных в вещах Карлоса и Мукарбеля, — расположилась политическая штаб-квартира, а оперативным центром является Париж.

Анализ акции по захвату заложников в Гааге (13 – 19 сентября 1974 года) однозначно указывает на тесное сотрудничество между палестинским «Народным фронтом» и японской «Красной армией». Взаимодействие этих двух составляющих, образующих в сумме взрывчатую смесь совершенно незаурядной силы, четко прослеживается почти во всех террористических актах, начиная с 1973 года. В их числе мы находим:

так называемый инцидент в Граве, когда 4 марта 1973 года при попытке контрабандой ввезти во Францию оружие и взрывчатку были арестованы три иорданца и один англичанин;

угон одним японцем, двумя арабами, двумя европейцами и двумя латиноамериканцами в июле 1973 года самолета «Боинг-747» японской авиакомпании «Джапан Эрлайн»;

захват смешанной террористической группой 5 сентября 1973 года здания посольства Саудовской Аравии в Париже;

раскрытие в июле и сентябре 1974 года конспиративной арабской «Красной армии», состоящей из японцев, французов и бразильцев;

проведенные 3–4 августа 1974 года многонациональной группой террористов акты бомбового террора против французских газет «Орор», «Минют» и «Л’Арш»;

совместные нападения немецких и арабских террористов на самолеты израильской авиакомпании «Эль-Аль» в парижском аэропорту Орли (обстрел израильских самолетов из безоткаточных орудий типа «базука» 13 и 19 января 1975 года).

Анализ изложенных выше деталей облегчит ответ на вопрос, действительно ли наступила эра террористической войны.

Многое говорит в пользу этого.

Террористическая активность носит всеобъемлющий характер, проходит на наступательных и оборонительных рубежах, пересекающих континенты; средства связи и системы снабжения и обучения террористов образуют подобие сети, раскинувшейся между отдельными опорными пунктами, и они совершенствуются на базе широкого многонационального опыта. В фокусе взятых нами примеров находится деятельность так называемого Народного фронта освобождения Палестины (НФОП). Но наряду с ним существуют и другие центры подобного рода, — правда, действующие не со столь выразительным международным эффектом.

Однако решающим для определения понятия мировой гражданской вой­ны является сочетание внешних проявлений и внутренних мотивов.

Мотивом, стимулирующим действия радикальных палестинцев, является их стремление уничтожить Израиль и создать палестинское государство. Таким образом, речь в данном случае идет не об анархизме, а о классической освободительной борьбе. Терроризм здесь — не самоцель и не служение утопии, но средство для достижения национальной цели. Другими словами, радикальные палестинцы не ставят перед собой задач мировой гражданской войны, но исключительно свои «национальные» задачи.

Однако чтобы добиться широкого мирового воздействия, освободительный фронт должен прибегнуть к другим мотивам, в изобилии предлагаемым ныне международным революционным подпольем. Два вида мотивации представляются в этом плане особо «заразительными»: порожденный благосостоянием анархизм в Европе, пытающийся найти себе оправдание в гуманно-утопических представлениях, и нигилистический анархизм в Японии — чистейший культ насилия.

Анархизм, пустивший, кстати, метастазы и в Соединенных Штатах, избрал своим девизом мировую революционную войну. Конечные представления и цели его апостолов не выходят за рамки разрушения существующей государственной, общественной и моральной структуры. Вооруженные в своем большинстве крайне смутной марксистской критикой капитализма, революционеры отмежевываются от любых традиционных представлений об общественном порядке.

Основной слой, из которого рекрутируется пополнение анархистов, — это европейская, северо- и южноамериканская буржуазия, находящаяся ныне под угрозой морального и духовного разложения. Кризис протекает в интеллигентной среде. В Южной Америке еще наблюдается ренегатство в самом серьезном смысле этого слова: социальный конфликт представляет достаточно импозантный мотив. В районах земного шара, где отсутствуют разительные социальные противоречия, отправным пунктом служит не истинно пережитое, но подражание на основе сознательного акта.

Взлет борьбы за мировую революцию есть исходное условие для анархизма в обществе благоденствия. Или, — говоря наоборот, — борьба за мировую революцию вынуждена базироваться на политических полномочиях, олицетворяемых борьбой за национальное освобождение и социальную справедливость. Именно они, эти политические полномочия, вливают свежую кровь в ее худосочные артерии.

Каждый отдельный бой, каждая отдельная стычка идеологически обобщаются как часть освободительной борьбы мирового пролетариата. Красное знамя реет надо всем и вся. Анджела Дэвис, Че Гевара, Кастро, Хо Ши Мин — мадонны и святые. Или, перефразируя Ницше, вместо любви к ближнему, «любовь к дальнему».

Невротическая непреложность, с которой прошлое и настоящее общества ощущаются как нечто априори несправедливое, а стало быть, и неприемлемое, порождает надломленное отношение к истории и действительности. А это, в свою очередь, непременная предпосылка для любого последовательно претворяемого в жизнь анархизма. В противном случае преграда, отделяющая анархизм словесный от анархизма действия, непреодолима. В качестве посредника тут выступает идеолог.

Остатками исторического бюргерства, которое, по оценке немецкого историка Эрнста Нольте, некогда олицетворяло мир общественного и идейного синтеза, тип так называемого интеллектуала был освобожден от ответственности за свое экономическое существование. Пребывая ныне в положении общественного иждивенца, он отправляет свою жреческую власть и с привилегированных позиций в сфере коммуникативных средств, педагогики и теологии «исправляет» историю.

Поскольку в европейском анархизме культ социального начала и культ насилия играют почти равнозначную роль, в этом месте я вынужден просить читателя вернуться к философии немецкого идеализма, а вместе с тем и к психологическим последствиям проигранной войны и ее неосуществленных задач, нацеленных на достижение политической гегемонии в Европе. Эти последствия заключаются, в частности, в кризисе реального сознания.

Динамика порожденных войной духовных побуждений сходит на нет лишь спустя несколько поколений. Поэтому и акции террористов представляют собой, кроме прочего, подражание военным действиям.

Культы социального начала и насилия, уходящие своими корнями к таким образцам и идеалам, как Маркс и Ницше, предлагают оправдания, получившие уже в свое время уничтожительную оценку из уст Эрнста Нольте: «Марксизм не является спонтанным самовыражением пролетариата; это прежде всего учение, которым мощный мыслитель… хотел поставить новейшее порождение буржуазного общества на службу своим безмерным надеждам на возрождение человека. Мышление Ницше не является идеологией буржуазии; с одной стороны, это крайне растерянный протест художественной среды против мирового развития в целом, а с другой, — крайне резкая реакция феодальных элементов буржуазного общества на нависшую над ними угрозу».

Тем самым мы уже затронули самую суть мировой революционной войны.

Как всегда, когда речь идет о явлениях с историческими последствиями, мы находим дух, а не материю, волю, а не интересы. Не нужда, но в большей степени — депрессия, порожденная отсутствием значительной роли. Не благородный порыв, но недостаток разума. Такова, в немногих словах, суть европейского варианта анархизма. (Мотивы других вариантов — японского, например, — отклоняются от него и покоятся на другой культуре.)

Именно этот экскурс в сущность мотивов делает возможным увидеть феномен террористической войны в свете двоякой системы соотносительности понятий.

Во-первых, во взаимозависимости между конкретной, лимитированной поставленными целями национальной и социальной освободительной борьбой в различных районах мира, с одной стороны, и амбициями в плане мировой революции, с другой, которые для своей постоянной готовности к действию ищут вещную, обладающую сообщаемостью и придающую ей юридическую силу причину.

И, во-вторых, в связи между различными «поколениями» революционной борьбы. Между прежними и современными формами партизанской войны и терроризмом, в виде которого она конкретно проявляется ныне, существует определенная связь. Для темы, которую мы рассматриваем, крайне важно проследить, как изменялись технические предпосылки и внешние условия, методика, политические рамки и политические цели.

Испанская герилья против наполеоновских оккупантов в 1808 – 1814 годах была ограничена одной Испанией. Однако, подобно освободительной борьбе в Тироле под руководством Андреаса Хофера, партизанское движение в Испании уже содержит элемент народно-революционной войны, который в движение народов Европы за достижение национальной государственности внесла Французская революция.

В курсе лекций, в 1810 – 1811 гг. прочитанных в Военной академии в Берлине, Карл Клаузевиц сформулировал теоретические основы герильи. Партизанская война, по его словам, — это «война в войне». Иными словами, Клаузевиц признает за ней только узкую дополнительную функцию. Герилья в конечном счете выливалась в народное восстание против господства чужеземных поработителей, вынужденное при этом прибегать к поддержке покровительствующей державы, которая субсидировала борьбу.

В плане тактики и методики партизанская война была нацелена на изматывание противника. Поскольку это была борьба слабого против сильного, массированные операции, проводимые крупными силами, не могли входить в ее намерения. Партизаны наносили удары по заранее выбранным вражеским целям: небольшим воинским частям, военным складам, путям подвоза, техническим сооружениям. Именно так действовал против турок полковник Лоуренс в Первую мировую войну.

Новую главу в историю партизанского движения вписывает Мао Цзэ-дун. Его военная доктрина послужила образцом для войн в Индокитае, Алжире, Кубе, Вьетнаме, на Филиппинах, в Малайе и Бразилии. В основу этой доктрины положен контраст между городом и деревней в условиях тяжело поддающейся контролю страны.

Мао Цзэ-дун различает три стадии борьбы:

1)  стратегическое отступление — партизанские силы формируются по ходу отступления в глубь страны, консолидируются и, сконцентрировав в отдельных пунктах свои силы, наносят подобные налетам удары по врагу;

2)  равновесие сил — как только противник начинает выказывать признаки истощения, партизаны переходят к маневренному бою;

3)  ведение войны регулярными вооруженными силами с целью уничтожения врага.

Коренное отличие от прежних партизанских войн заключается в увязке военных действий с классовой борьбой. Освобождение народа, о котором говорил Клаузевиц, происходит ныне в ходе гражданской войны, ведущей к освобождению угнетенного класса и установлению его гегемонии.

Во время возглавляемого Мао Цзэ-дуном «Великого похода» партизанская армия революционным путем осуществляет социальные преобразования. Партизаны освобождают крестьян и привлекают тем самым на свою сторону народ. Так города попадают в «окружение» сельских районов и, соответственно, лишаются сельскохозяйственной производственной базы; политическое руководство в городах оказывается отрезанным от ресурсов. Правда, процесс истощения может продолжаться достаточно долго. В конечном итоге судьбу войны решают действия двух регулярных армий.

Подобно Мао Цзэ-дуну оперировали во Второй мировой войне советские партизанские соединения против немецкого вермахта, его аэродромов и баз снабжения.

Маоистская концепция партизанской войны нашла образцовое применение в Алжире и дважды в Индокитае: в бой против колоссальной военной и административной машины здесь каждый раз вступала поначалу безнадежно уступавшая ей по силе горсточка партизан.

Беспощадный террор партизан против населения и чужой власти принуждал Францию и США направлять в эти районы все больше и больше войск. Партизаны предпринимали сенсационные акции, провоцировали острейшие контрмеры, стремились к широкому международному «паблисити». В Алжире и Индокитае в качестве «воюющих сторон» впервые участвовала пресса, а во Вьетнаме — и телевидение.

Партизанская стратегия, взявшая на вооружение революционной войны коммуникативные средства, привела к невероятному, едва ли не варварскому ожесточению военных действий, а затем, как следствие этого, — к тяжелым конфликтам в западном лагере, к мобилизации общественного мнения и, наконец, к расколу ведущих войну наций.

С другой стороны, партизаны сумели поднять народ на восстание против иностранного владычества, опираясь при этом на страны с коммунистическим режимом как на классическую «покровительствующую» им силу.

В Алжире и затем во Вьетнаме (во время наступления «тэт») на сцене впервые появляются городские партизаны-подпольщики. Наряду с этим партизаны действуют с опорных баз в соседних странах. Опыт поражений позволяет достаточно глубоко проанализировать ошибки, допущенные Францией и Соединенными Штатами.

Как центры политической власти Париж и Вашингтон проявили недостаток державной воли и моральное малодушие. В общем и целом, просто-напросто отсутствовала стратегическая концепция. Так называемая эскалация лишь стимулировала активность противника. Ни Франция, ни США не отважились отрезать восставших от опорных баз за рубежом, оккупировав соседние страны. Городские партизаны в Алжире и во Вьетнаме были разгромлены, однако к этому моменту конфликт и тут, и там уже был слишком «интернационализирован».

Четвертая республика во Франции прекратила существование, французская армия развалилась, президент Джонсон сдал позиции. Конец был неотвратим. Франция преодолела его последствия лучше, чем Соединенные Штаты.

 

Террористическая война

Перейдем к современному «поколению» партизанской войны, к которому я, однако, отношу отнюдь не все партизанские движения, действующие в настоящий момент. В какой-то степени это напоминает семьи, в которых разные поколения живут в одно и то же время, но вовсе не всегда имеют между собой что-то общее.

Так, в Африке в настоящее время существуют революционные и антиреволюционные группы, действующие по образцу кубинских партизан, наподобие отрядов «May-May», в свое время созданных Кениатой, типа палестинских террористов и, наконец, типа латиноамериканских городских партизан. При этом центр тяжести на этом континенте приходится на три первых метода, которые в принципе базируются на маоистской концепции ведения партизанской войны в сельской местности.

Напротив, в промышленно развитых странах основу движения образуют подпольщики, городские партизаны. Именно они — новейшее и наиболее опасное звено в ряду «поколений» партизанской войны, база и активное ядро мировой гражданской войны.

Изложенную выше духовную подоплеку партизанских действий в промышленных странах необходимо отличать от реальных факторов. По мнению Макса Вебера, исторический эффект возникает лишь при условии, когда реальные и идеальные факторы совпадают во времени. Ленин не мог бы добиться успеха в ситуации освободительной войны 1813 – 1815 гг. И, наоборот, боевые методы и приемы классических крестьянских восстаний оказались бы несостоятельными в условиях современного индустриального общества. Даже самый одаренный лидер не мог бы с успехом воспользоваться ими в наши дни.

Итак, в свете существования современной герильи попробуем задаться вопросом: наблюдается на нынешнем этапе ситуация, чреватая мировой гражданской войной, или же в историческом плане идея партизанского движения на службе мировой революции лишена почвы, «повисает в воздухе»?

В пользу ситуации, чреватой мировой гражданской войной, говорят три следующих фактора:

1. Мировые державы настолько остро заинтересованы в предотвращении атомных войн, что заблаговременно принимают меры, исключающие опасность военного столкновения между ними, вызванного «стараниями» других. Ни США, ни СССР не позволяют вовлекать себя в конфликты, либо оперируя на рубежах проходящих под их строжайшим контролем войн, которые за великие державы ведут другие (Советский Союз несколько раз вооружал и воодушевлял арабские государства на военные авантюры против Израиля), либо пытаясь добиваться успеха путем дипломатического посредничества в деле заключения мира (миссии Киссинджера).

Поэтому и войны, которые поныне ведутся в зонах еще не решенных конфликтов, не приносят удовлетворительных результатов ни одной из участвующих сторон. Едва ситуация начинает складываться так, что одна из них могла бы одержать верх, как великие державы тотчас же политическими средствами прекращают эту опасную игру. Решающее изменение их влияния в мире тут же обратилось бы угрозой для равновесия сил обеих великих держав, а соответственно и для исходной предпосылки состояния не-войны между ними. Так возникает пат^[3]. Малые страны не могут добиться своих прав, — как утверждает прежний премьер-министр Швеции Улаф Пальме.

Каким же образом, не ведя войн, могут достичь осуществления своих военных целей не столь могущественные государства? Лишь прибегая к такой форме войны, которая лежит за пределами контроля великих держав. Партизанская война заменяет собой «горячую» войну. С 1898-го по 1947 год в мире было зарегистрировано 55 открытых межгосударственных и гражданских войн, а с 1947-го по 1967-й — 80 одних лишь гражданских. В будущем террористическая война может стать формой революционной войны.

2. Конфликт между промышленно развитыми странами и государствами третьего мира таит в себе конкретные причины для возникновения войн. С особой четкостью это проявилось в ходе недавнего нефтяного кризиса.

Деколонизация отрезала промышленные страны от источников сырья и энергии. Торговые отношения не могут вознаградить утери гегемонии с позиции силы. Торговля подчинена политическому примату. Сырьевой бойкот открывает возможности шантажа небывалых прежде мировых масштабов.

В вопросе о новой организации политико-экономических отношений развивающиеся страны отстаивают позиции, реализация которых была бы возможна только в ущерб индустриальным государствам. Неустойчивость внутренней обстановки в этой части земного шара заставляет ожидать новых вспышек радикализма, нацеленного на слом существующей системы.

Мировое неравновесие благосостояния является неиссякаемым источником ненависти — ненависти к Западу.

3. Ситуации, чреватой гражданской войной в мировом масштабе, способствует социальное неравенство в различных странах мира.

Это состояние не ведет к восстанию масс, но к отщеплению радикальных групп игруппок от остатков буржуазии и от интеллигенции. Исполненное решимости меньшинство формирует концепцию тотальной гражданской войны против привилегированных. Именно такого рода стимулы породили боевую форму городских партизан в Южной Америке. Партизанское движение современного образца ищет интернациональной поддержки в стране и вместе с тем стремится интернационально развернуть ее в глобальных масштабах. Его лозунги: «Зажгите пламя трех, четырех Вьетнамов! Уничтожьте острова благосостояния!»

Успехи в подавлении партизанского движения достигаются не экономической помощью развивающимся странам, но, — как показывает пример Латинской Америки, — контрвосстаниями!

4. И, наконец, созданию ситуации, подобной мировой гражданской войне, способствовало то обстоятельство, что мировой коммунизм распался и не обладает больше притягательной силой примера, показывающего возможное решение проблем.

Повсюду возникают автохтонные, аутентичные варианты социализма. Вместо строгого порядка возникают хаотические, оторванные от реальности, левоуклонистские политические центры. Именно они и есть живительная почва терроризма.

 

Приемы террористической войны

Терроризм индустриальной эпохи во многом отличен от классических форм герильи, но между ними продолжает оставаться немало общего.

Новой является глобальная коммуникативность. Мировая торговля и мировой туризм открыли границы между государствами, благоприятствуют мобильности людей, повышают скорость переездов и привели к созданию небывало плотной сети средств связи. Неограниченный радиус действия — главная предпосылка для подпольной борьбы за мировую революцию.

Урбанизация приводит к естественному подразделению подпольных сил на рейдовых и городских партизан.

Рейдовая группа ведет разведку и подбирает специалистов. Городские подпольщики, в свою очередь, предоставляют опорную базу, средства транспорта, свои знания о выбранном объекте и местности. Из обоих компонентов формируется совместное ядро для проведения намеченной операции. […]

Тезис Клаузевица, что партизанское движение есть «война в войне», соответствует ныне действительности только от случая к случаю.

Похищения самолетов в основном связаны с ближневосточным конфликтом и нацелены на подрыв авторитета государственной власти в ее слабом месте. Волна угонов началась в 1958 году одним-единственным случаем и почти целиком сошла на нет в 1975-м, когда было похищено всего пять самолетов. Между начальной и конечной точками этой волны были зафиксированы кульминационные пункты: в 1969 году террористы угнали 13, в 70-м — уже 24, а в 72-м — 51 самолет!

Акции современных партизан диктуются их собственной военной политикой и теми целями, которые она ставит перед собой.

Эта политика либо служит «освобождению товарищей» (как в случае нападения на посольство ФРГ в Стокгольме весной 1975 года), либо попыткам посредством террора парализовать систему городской цивилизации западных индустриальных государств — вывести из строя важные коммуникации, внести перебои в снабжение, уничтожить материальные ресурсы, деморализовать население.

Городские партизаны уже не могут опираться на тезис Мао Цзэ-дуна, согласно которому село должно одержать победу над городом. Урбанизация промышленно развитых стран с сопутствующей ей концентрацией в городских центрах управленческого аппарата и всей сферы услуг привела к господству города над сельской местностью. Окруженным теперь уже оказывается не город, а, напротив, деревня.

Поскольку партизаны ведут бой на внутренних рубежах, город скорее предоставляет им защиту, чем служит источником опасности. Благодаря сложнейшей плохо просматривающейся топографии городов и охраняемой законом неприкосновенности всей сферы личной жизни гражданина «внешние рубежи» сил безопасности, ведущих борьбу против терроризма, превращаются во фронтовую линию необозримой протяженности.

Главное место в действиях городских партизан занимают налеты (чтобы раздобыть деньги или просто «дать знать о своем существовании»), похищения людей с целью шантажа или ликвидация видных противников или предателей. Похищение политических противников почти полностью заменило ныне угон самолетов и является неоспоримым признаком прогрессирующего развития террористической войны.

Очень важны для современной герильи средства массовой информации.

Правда, целиком поставить их на службу подполья оказывается не так уж просто. До сих пор это имело место лишь в тех отдельных случаях, когда государственная власть была вынуждена идти на уступки вымогателям, и обе стороны настоятельно нуждались в достаточно надежном средстве для взаимного контроля за заранее согласованными действиями.

Образцовым примером в этом отношении может служить похищение Петера Лоренца в Западном Берлине в 1975 году. Вся связь между федеральным правительством, руководящим центром по преодолению кризиса, террористами (во власти которых находился Лоренц) и подлежащими освобождению заключенными осуществлялась при посредстве независимого, публично-правового по своей юридической форме телевидения. Временами вообще казалось, что режиссура полностью перешла в руки похитителей.

Однако не в последнюю очередь террористы смогли достичь этого успеха благодаря тому, что западный телезритель, — на эти несколько часов вовлеченный в роль непосредственного свидетеля и очевидца событий, — ничего не обожает больше, чем то, что можно было бы назвать «игрой в решение». Футбол и детективные фильмы ощутимо нейтрализовали в сознании телезрителя прежние ценности, и теперь уже совсем неважно, что развертывается на экране: телевизионный спектакль или же реальная драма захвата заложников. И то и другое зритель воспринимает и судит с одинаковым увлечением и строгостью.

А уж новый Робин Гуд найдется всегда!

И, наконец, как и на предшествующих исторических этапах, современная герилья тоже находит силы и государства, готовые оказать ей всемерное покровительство. Восточный блок, а наряду с ним и арабские страны, — такие, как Ливия, Южный Йемен, от случая к случаю и Сирия, — охотно предоставляют террористам помощь, защиту, убежище, вооружение и деньги.

Иллюстрацией этого является уже упомянутый пример похищения Петера Лоренца: вырвавшиеся на свободу в результате террора и шантажа уголовные преступники в сопровождении известного евангелического пастора вылетели в Аден. В течение ряда месяцев о них ничего не было слышно. Но в декабре 75-го — январе 76-го по меньшей мере трое из них внезапно вновь объявились где-то в странах немецкого языка. Террористическая война приобрела международные масштабы.

1977, № 11

 

 

---

^[3]     Пат (фр. pat) — в шахматной игре — положение, при котором игрок не может сделать очередного хода, не подставив под удар своего короля, и партия считается ничейной.