ИНТЕЛРОС > №151, 2012 > Колонка редактора

Владимир Максимов
Колонка редактора


31 марта 2013

 

 

Владимир Максимов

Колонка редактора

 

1974, № 1. Комментарий на тему года

«Уезжаете, уезжайте...» — писал когда-то Александр Галич в твердой уверенности, что минует его «чаша сия».

Но минная зона общественной глухоты, вызывающей враждебности, смертельных угроз, наподобие петли, все плотнее стягивалась вокруг замечательного певца и стихотворца современной России: уезжали ближайшие друзья, унося родину «на подошвах своих башмаков», все молчаливее становился телефон и все крикливее власть имущие, дорогие сердцу книги и вещи постепенно перекочевывали в цепкие руки чутких на легкую добычу скупщиков. И он не выдержал — решился. Но над ним еще поизголялись, потешились, погоняли с больным сердцем по этажам самодовольных канцелярий, прежде чем он, с единственным чемоданом в руках и с зачехленной гитарой под мышкой, провожаемый близкими и филерами, поднялся по трапу самолета, чтобы уже через три с небольшим часа очутиться в Венском аэропорту.

А до Галича — Иосиф Бродский, Андрей Синявский, Наум Коржавин. И каждый из них украсил бы собой литературу любой страны. Они не судят тебя, родная земля, ибо не ведаешь ты, что творишь!

Того же, кто стоял до конца, кого не сумели вынудить к «добровольному» отъезду ни травлей, ни бездомностью, ни угрозой смерти, кем до скончания века будет гордиться мировая культура, трусливо выманили из дому, воровски, под покровом ночи упрятали в каталажку, чтобы уже ранним утром, пока не продрала глаза ленивая, но все же любопытная столица, впихнуть в самолет и отправить за кордон — с ненавидящих глаз долой, а из черного сердца вон! Долго тебе еще краснеть от стыда, моя страна, когда очнешься ты наконец от злых чар своего державного Черномора, при одном воспоминании об этой позорной ночи!

Но куда худой конь с копытом, туда и тощий рак с клешней: не отставали от нас и в сопредельных социалистических епархиях. Какой еще там гроссмейстер? Какой еще Пахман? Вытряси из него душу и долой! Лешек Колаковский? Не знаем такого и знать не желаим! Долой! Кардинал Миндсенти? В тюрьме не забили? Гони!

Теперь наступил черед Некрасова. Того самого Виктора Некрасова, книга которого о войне «В окопах Сталинграда» имеется в доме у каждого бывшего фронтовика от рядового до маршала. Бывший теперь уже лау­реат Государственной премии, бывший член двух творческих союзов, в одном из которых являлся многолетним членом правления, бывший член партии, но зато  настоящий писатель, настоящий гражданин, настоящий Человек.

Но ни он, никто другой из нас не покинули родины, родину мы привезли сюда, с собой, в своей душе и в своем сердце. И она уже никогда не покинет нас, ибо мы остались верны ей до конца в самом высоком смысле этого слова!

 

1975, № 3. Из-под глыб насилия и лжи

Казалось бы, менее чем за год нашим властям удалось навести «полный порядок» в своей идеологической епархии: выслан Солженицын, «добровольно» отправились за рубеж Бродский, Синявский, Галич, Коржавин, Некрасов, надежно упрятаны за решетку Буковский, Мороз, Марамзин, Осипов. Как говорится: тишь да гладь!..

И вдруг, словно гром с ясного неба: в центре Москвы, среди бела дня, открыто, четыре интеллигента собирают пресс-конференцию, на которой перед всем миром заявляют свое категорическое «нет» социализму как доктрине, дают беспощадную оценку недавнему прошлому своей страны, с надеждой говорят о ее христианском будущем. Действительно, такого еще в нашей новейшей истории не было!

Причиной пресс-конференции послужил выход в свет религиозно-философского сборника «Из-под глыб», в котором эта четверка смельчаков — Игорь Шафаревич, Мелик Агурский, Евгений Барабанов и Вадим Борисов — приняла самое активное участие.

Не вдаваясь в подробности его содержания (об этом довольно широко и достаточно квалифицированно писалось в мировой печати), мы считаем необходимым прежде всего отметить здесь беспрецедентную в наше время честность мысли авторов, их духовное мужество, полное отсутствие у них, говоря словами Достоевского, стыда собственного мнения.

Наперекор удушающей инерции вульгарно клишированного мышления современной «прогрессивной» интеллигенции, не боясь угрозы быть причисленными к лику «реакционеров» и «консерваторов», сквозь трафаретную убогость политической демагогии «революционеров в качалках» они открыто провозгласили себя: а) принципиальными противниками радикального насилия; б) безусловно верующими людьми; в) убежденными сторонниками сугубо нравственной революции.

С ними можно соглашаться или не соглашаться, но их невозможно опровергнуть: за них свидетельствуют более шестидесяти миллионов исчезнувших без следа, расстрелянных и замученных насмерть! Что, кроме безответственной теоретической болтовни, могут противопоставить им душевно оглохшие от пресыщения и праздности юродствующие экзистенциалисты от анархии?

На встрече с корреспондентами в Цюрихе, посвященной выходу сборника «Из-под глыб», Александр Солженицын, кстати сказать, один из основных его участников, напомнил собравшимся слова Достоевского, вложенные последним в уста Дмитрия Карамазова:

«Красота (т. е. гармония) есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей».

Можно смело сказать, что в этой битве новый вклад русской мысли в мировую культуру — еще одна победа духа над бездуховностью.

 

1975, № 4. Один год

Этим номером завершается год существования «Континента». Можно, как говорится, подвести первые итоги. Становление нового журнала — дело, разумеется, требующее бóльшего времени и дальнейших поисков, хотя уже первые его номера, при всем их несовершенстве и частных срывах, нашли не только своих критиков, но и своего благодарного читателя.

«...Наконец-то первый номер “Континента” появился и в Москве. Успех небывалый. Номер перепечатывают, перефотографируют, переписывают от руки... В. С.: Москва».

«О “Континенте” говорят на улицах и в кафе. Это не только событие в литературе Восточной Европы, но и надежда... С. Б.: Варшава».

«Будем надеяться, что “Континенту” суждена долгая жизнь. Может быть, это самое значительное событие в духовной жизни наших стран за последнее время»...

«Сейчас многие писатели здесь прямо связывают свою судьбу с судьбой “Континента”... Н. В.:  Москва».

Подобные отзывы не только радуют, но и ко многому обязывают основателей и редакторов журнала. В настоящее время мы завязываем связи с самыми широкими кругами России и Восточной Европы, стремясь объединить представителей различных культурных, общественных и религиозных направлений на платформе духовного сопротивления одному противнику — тоталитаризму.

В любом ответственном начинании неизбежны ошибки, отклонения, неудачи. Это естественные издержки всякого поиска и эксперимента. Поэтому, на наш взгляд, критика «Континента» не может ограничиваться беспредметной регистрацией недостатков журнала, а должна прежде всего позитивно участвовать в его постепенном становлении, если, разумеется, она — эта критика — вдохновляется добрыми намерениями и благой целью. Страницы нашего журнала в таком случае всегда открыты!

Итак, четыре номера «Континента» позади. Журнал вступает в следующий год своего существования с ожиданием и надеждой.

 

1975, № 5. Трогательное единодушие

Еще задолго до выхода в свет нашего журнала вокруг него разгорелась, хотя и противоречивая, но весьма бурная полемика. Об этой полемике достаточно подробно писалось в мировой прессе, поэтому сейчас нет надобности возвращаться к ней вновь.

Куда больший, на наш взгляд, интерес представляет реакция на уже вышедшие в свет номера. Наряду с самыми сочувственными и теплыми отзывами по ту и другую сторону железного занавеса, в печати появилось множество критических, а то и просто отрицательных оценок нового издательского детища.

Теперь, спустя год, можно, не боясь впасть в крайность, подразделить наших ожесточенных критиков на три отчетливо выраженные категории.

1. ТАСС, АПН, газеты, Радио СССР и Восточной Европы, зарубежные листки, издаваемые в разных странах советскими посольствами.

2. Западные «левые»: «Франкфуртер рундшау», «Нувель обсерватер», «Шпигель», «Форвертс», «Цайт».

3. Крайние русские монархисты и националисты: «Знамя России», «Свободное слово карпатской Руси», «Часовой» и ряд других помельче и уже совсем неопознанной до сих пор ориентации.

Таких примеров множество, но на наш взгляд хватит и этого.

О содержании их критики красноречиво свидетельствуют некоторые заголовки, взятые наугад из этих публикаций: «Солженицын предает русскую землю», «Андрей Синявский — Абрам Терц», «Солженицын надругивается над народом», «Иван не помнящий родства» (о Солженицыне же), «Диссиденты не представляют России» (монархическая [газета] «Знамя России»); «В упряжке дьявола» (социал-демократический «Форвертс»); «Король-то совсем голый» («Свободное слово карпатской Руси»); «Издание антисоветского журнала в Англии» (Московское радио); «На службе у Шпрингера» («Борба» — орган компартии Югославии); «На службе у империалистических разведок» (АПН — Москва); «Солженицын разоблачил и дискредитировал лишь самого себя» («Советская Россия» — Москва) и, как говорится, и так далее и тому подобное.

Воин «Часовой» идет еще дальше, недвусмысленно давая понять, что «Континент» — естественное продолжение печально известных операций советской госбезопасности, вроде «Треста» или похищения генералов Кутепова и Миллера. При этом вышеозначенный листок не упускает случая завистливо вздохнуть о «золотых каплях», якобы обильно ниспадающих на вновь прибывших диссидентов.

Спешим успокоить незадачливых публицистов, тоскующих по «золотому дождю» из таинственных источников: если под этим самым злополучным «дождем» имеется в виду скромный аванс, выданный нам на взаимовыгодных условиях западногерманским издательством Ульштайн, то аванс этот нами уже покрыт и в настоящее время журнал выходит на свои собственные средства!

Но, говоря всерьез, мы хотели бы заметить в заключение, что при всей, казалось бы, полярной политической разнице наших противников, в их позиции явственно проступает одно стержневое качество: животная ненависть ко всему, кто мыслит, живет и действует не так, как они, ко всем, кто отвергает закостенелый мир их отживших свой век, убогих догм и концепций.

Именно поэтому они так дружно сливаются сейчас в чернильном экстазе инсинуаций и лжи против «Континента».

Действительно, трогательное единодушие.

 

1975, № 8. Россия и самоопределение наций

Объявив «Континент» свободной трибуной России и Восточной Европы, мы тем самым взяли на себя нравственное и политическое обязательство раз и навсегда определить свое отношение к принципу самоопределения каждого народа, населяющего эту часть света.

В четвертом номере, в комментарии к статье Юлиуша Мерошевского, редакция уже высказалась по вопросу о УЛБ (Украина, Литва, Белоруссия). Внимательный и непредубежденный читатель, без сомнения, заметил, что в последнем абзаце этого комментария нами недвусмысленно сформулировано: «Что же касается так называемой проблемы УЛБ, то мы всегда заявляли и заявляем теперь, что признание священного права на самоопределение каждого из названных народов, без всякого вмешательства со стороны, является одним из основополагающих принципов нашего журнала».

Цель данной редакторской заметки состоит в том, чтобы еще раз во всеуслышание подтвердить этот принцип и заверить нашего читателя из Восточной Европы, в том числе Украины, Литвы и Белоруссии, что для нас это не слова, не временная тактика, не уступка общественному мнению, а постоянно действующее кредо.

Но в то же время нам хотелось бы здесь еще раз напомнить людям, ослепленным воинствующим национализмом, что в сегодняшней исторической ситуации русский народ — такая же жертва тоталитарного порабощения, как и все его братья по несчастью, будь то в Восточной Европе, на Кубе или в Китае. Современный тоталитаризм использует физическую величину и огромный промышленный потенциал России для завоевания мирового господства, но русская нация как таковая не принимает в этом душевного и духовного участия. Скорее наоборот. Именно в Москве, столице России, люди вышли на Красную площадь, протестуя против оккупации Чехословакии. Именно большой русский писатель и большой русский ученый — Александр Солженицын и Андрей Сахаров — одними из первых открыто подняли свои голоса за право наших народов самим решать свою судьбу.

Их пример — пример высокого интернационализма — должен и, мы уверены, будет служить всем нам на долгом, но благодарном пути окончательного взаимопонимания и действительного братства.

 

1976, № 10. Инерция политических клише

Нормальный человек, впервые прибывающий на Запад из тоталитарного мира, долгое время ощущает себя здесь как бы в перевернутом мире: настолько непривычными оказываются в этом новом для него обществе все моральные, духовные, политические точки отсчета, критерии, посылки.

Согласитесь, неискушенному уму трудно усвоить, например, почему во Франции Жан-Поль Сартр, в свое время ярый апологет советских концлагерей, заявивший себя сейчас сторонником самого крайнего социального насилия, является «прогрессивным и передовым интеллектуалом», а великий драматург современности, выступающий за представительную демократию и духовную свободу, Эжен Ионеско занесен в список «крайне правых реакционеров»? Трудно бесхитростному мышлению согласиться также с тем, что фанатичный сталинист из Португалии Альваро Куньял числится здесь знаменосцем демократии, а горячий сторонник парламентской системы правления и объединения Германии Франц-Йозеф Штраус окрещен «ястребом холодной войны» и чуть ли не исчадием ада. В той же степени непонятно западному неофиту, с какой же это стати главный редактор бульварного издания «Штерн» Генри Наннен, в прошлом один из ведущих пропагандистов ведомства Геббельса, охотно публикующий на страницах своего издания просоветские сочинения, заслужил у себя на родине репутацию «левого» публициста, а узник гитлеровских концлагерей, телевизионный обозреватель Бернард Левенталь, постоянно выступающий в защиту инакомыслящих России и Восточной Европы, склоняется в известной части здешней печати как оголтелый консерватор и мракобес. И т. д., и т. д., и т. п.

К счастью, большинство вновь прибывших быстро преодолевает этот психологический шок и продолжает здесь исповедовать те же моральные и общественные принципы, которых оно придерживалось на родине, хотя нельзя отрицать того печального факта, что спекулятивно сообразительное меньшинство (кстати сказать, наименее качественное) быстро приспосаб­ливается к обстоятельствам, или, как говорят теперь, к «политической реальности», начисто забывая, к чему привели нашу страну подобные социальные эксперименты.

Но едва ли эта тема заслуживала бы специального разговора, — слишком уж очевидно происхождение вышеуказанных политических клише, — если бы они — эти клише — не имели хождения среди определенной части нашей интеллигенции внутри страны. Люди, зарекомендовавшие себя на протяжении многих лет стойкими противниками насилия в любой области общественного существования, легковерно подхватывают отштампованные советским пропагандистским аппаратом оценки личностей и событий в современном мире.

Но, на наш взгляд, настало время, когда из горчайшего опыта тотальной лжи, через который мы прошли, каждый из нас должен сделать непреложный вывод: если наши отечественные органы массовой информации пытаются кого-либо политически ошельмовать, значит — все надо понимать наоборот. Примеры кровавых процессов 20-х-30-х годов, дело «врачей-отравителей», кампания против Пастернака, многолетняя травля Сахарова и Солженицына — убедительное тому доказательство.

Нам не следует забывать, как дорого заплатил наш народ за свое почти шестидесятилетнее легковерие.

 

1977, № 14. «Континент» в океане всеобщей толерантности

Помнится, когда три с лишним года назад мы начинали свое восхитительно безнадежное дело, многие из нас еще наивно полагали, что наши западные собратья по перу, воспитанные, как известно, в лучших традициях европейского плюрализма, воспримут появление нового издания если не с восторгом, то хотя бы с умеренной демократической лояльностью. Но, к сожалению (а может быть, и к счастью), нам пришлось утратить эти иллюзии уже до выхода в свет первого номера «Континента». Едва в печати промелькнуло сообщение о предстоящем событии, как в лобовую атаку на нас бросились два святых Себастьяна немецкой политической толерантности — Генрих Бёлль и Гюнтер Грасс. Не жалея страсти и не стесняясь в выражениях, что, видимо, по их мнению, составляет привилегию всякого плюрализма, они заранее обвинили основателей «Континента» во всех смертных грехах и, так сказать, призывали нас к толерантности с позиции абсолютной нетерпимости.

Призыв лидеров демократии с человеческим лицом был немедленно подхвачен всем кругом средств массовой информации «прогрессивного» толка. Причем непосредственный предмет разговора, то есть журнал «Континент», отошел на задний план, о нем, как правило, упоминалось вскользь, между прочим, даже нехотя, словно о чем-то, не имеющем особого значения. Внимание главным образом сосредоточивалось на имени издателя Акселя Шпрингера, с которым, по их сугубо толерантному убеждению, мы не должны были сотрудничать. Цитадель западногерманского политического плюрализма газета «Форвертс» с присущей ей терпимостью озаглавила статью об этом сотрудничестве, как говорится, простенько, но со вкусом — «В упряжке с дьяволом». Следуя своей готтентотской логике, этому респектабельному органу печати следовало бы озаглавить статью о дружеских попойках их лидера Вилли Брандта с палачом восточноевропейской социал-демократии Леонидом Брежневым самым лирическим образом. Например: «В упряжке с ангелом». Приблизительно в этом же духе впоследствии выступил и сверхдемократический «Штерн», главный редактор которого обучался политической терпимости в ведомстве доктора Геббельса, призывая уничтожать врагов дорогого его либеральному сердцу фюрера. Господи, думал ли мой отец, погибая в бою под Смоленском, что через тридцать пять лет бывшие гитлеровские пропагандисты будут преподавать его сыну уроки общественной толерантности!

С появлением «Континента» оживилось также и заросшее мохом дремучее племя русских черносотенцев. В их безграмотно и на скорую руку сляпанных листках и листочках (причем не более и не менее как от имени «старой, доброй русской культуры») запестрели антиконтинентовские филиппики с целым набором погромных обвинений в «сионистских деньгах», «еврейском заговоре», «руке КГБ» и т. д. и т. п. «Старая, добрая русская культура» в лице бывших вольноопределяющихся эсесовских зондеркоманд с дубинкой диффамации в руках спешила на помощь своим западным собратьям по толерантному мародерству.

Но когда эти в высшей степени толерантные ипостаси здешнего политического спектра слились в едином политическом экстазе против нашего журнала, мы поняли, что стоим на правильном пути. Последовавшие затем клишированные наскоки самой демократической в мире советской печати только укрепили нас в этом убеждении. Остальное зависело от нашего собственного мужества, нашей профессиональности, нашего взаимопонимания.

Становление журнала, да еще в условиях изгнания, эмиграции, географической разобщенности, — дело крайне трудное, если не мучительное. Мы искали своего идейного и духовного единства в острых, иногда доходивших до разрыва дискуссиях, в противоречиях живой действительности, в советах и помощи наших друзей на родине. И в конце концов мы обрели его — это единство демократического многообразия, — омрачив тем самым музыку хорошо налаженному оркестру толерантной конспирации как на Западе, так и на Востоке.

Путешествие «Континента» в океане всеобщей западной толерантности продолжается. Демократические ангелы, в полном соответствии со своей классически тоталитарной психологией, пытаются преследовать или саботировать наш журнал во всех направлениях: в прессе, в публикации, в распространении. Но, показав в своей повседневной практической деятельности пример подлинной и последовательной общественной терпимости, журнал приобрел надежный и все расширяющийся круг союзников как у себя на родине, так и за рубежом, и теперь уверенно смотрит в будущее. Сегодня мы с полной уверенностью можем присоединиться к словам, сказанным в интервью с нами одним из ведущих лидеров «Пражской весны» Зденеком Млынаржем, что в «Континенте» «с развитием дела в целом можно найти такую основу для объединения наших сил, которая принимала бы в расчет все имеющиеся демократически гуманные традиции при полном равноправии, чтобы они могли сосуществовать друг с другом, преследуя общую цель — гуманистическую и политическую». И мы убеждены, что в конце концов найдем такую основу.

 

1978, № 16. Хельсинки по-советски

Сначала маленькая иллюстрация.

В один из пермских лагерей по недосмотру администрации проник номер журнала ЮНЕСКО «Курьер» с опубликованной в нем Декларацией прав человека. Когда на очередном «политзанятии» какой-то дотошный заключенный, защищая свои права, попытался сослаться на этот документ, офицер-воспитатель, не задумываясь, ответил:

— Это не для вас написано, а для негров.

Этот простодушный постулат тюремного служаки исчерпывающе определяет сущность внешней политики советского правительства, которую, кстати сказать, сам Ленин, еще в начале 20-х годов, определил с тою же солдатской откровенностью: «Договора с капиталистическими государствами не только можно, но и нужно нарушать».

Спрашивается: почему же тогда, растоптав и отбросив на протяжении этих шестидесяти лет почти все подписанные им международные соглашения, оно, это правительство, до сих пор не потеряло своего внешнеполитического кредита? Почему вновь и вновь демократический Запад садится с ним — этим правительством — за стол заранее обреченных на саботаж переговоров? Почему, наконец, свободный мир позволяет ему, этому правительству, шантажировать себя с помощью столь грубой и примитивной демагогии?

Мне кажется, что причина этого вынужденного самообмана таится в хрупкой относительности нравственных критериев, определяющих здесь сейчас шкалу человеческих ценностей. Подчинение внешней и внутренней политики прагматической тактике и сиюминутным потребностям общества прочно доминирует теперь на Западе над соображениями устойчивой безопасности, не говоря уже о морали.

Если образно оценивать ситуацию, складывающуюся в отношениях между Востоком и Западом до сегодняшнего дня, то я бы позволил себе сравнить эти отношения с игрой на одной доске, но в разные игры: Запад — в шахматы, а Восток — в шашки. Отсюда все ее результаты. И, к сожалению, они, эти результаты, не в пользу Запада.

Аморальности нельзя противостоять аморальностью. Ключ к решению большинства самых жгучих проблем современности в возвращении к исконным человеческим ценностям. Поэтому новая политика президента Картера не только глубоко гуманна, но и наиболее дальновидна по своему содержанию. Отказываясь от духовного выбора между Добром и Злом в пользу либерального прагматизма, демократическая цивилизация заранее обрекает себя на гибель. Недаром в своем недавнем письме самые отважные заключенные пермских лагерей, обращаясь к западной общественности, пишут:

«Но если меновую стоимость в политической игре вновь приобретает свобода — чужая свобода, которую ваши предшественники помогли потерять столь многим, отдавайте себе отчет в том, что дурной опыт торговать чужой свободой неизменно грозит потерей собственной».

Возьмем, к примеру, совсем недавний случай. На Западе решил остаться крупный советский чиновник, заместитель генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко. Мне нет нужды вдаваться здесь в мотивы его решения, ближайшее будущее покажет подлинные причины этого почти беспрецедентного события. Я хотел бы только отметить сейчас тот поразительный факт, что первым свое возмущение поступком Шевченко выразил не Лео­нид Брежнев, не советское правительство, не даже Министерство иностранных дел СССР, а Курт Вальдхайм, демократ, стоящий во главе организации, призванной самим своим существованием защищать Права Человека, в том числе и право выбора местожительства по своему разумению и по своей совести. Видимо, для некоторых политических деятелей Запада теплое место под солнцем оказывается в конце концов дороже принципов Свободы и Демократии.

Если поведение генерального секретаря ООН сделается в политической жизни образцом для подражания, то недалек тот день, когда лагерный надзиратель, помахивая перед носом жителей западных стран их же собственными законами, изречет:

— Это не для вас написано, а для негров.

Но если, паче чаяния, к тому времени и наши чернокожие братья будут охвачены самой свободной в мире пенитенциарной системой, то он, этот надзиратель, сможет сослаться на пингвинов: те все стерпят без слов и обо всем будут судить единодушно.

Продолжать тешить себя иллюзиями — значит погибнуть. Смотреть правде в глаза — значит победить!


Вернуться назад