ИНТЕЛРОС > №147, 2011 > Некоторые предварительные итоги

Андрей Пионтковский
Некоторые предварительные итоги


07 августа 2011

1. Национальный зомби

В условиях загнивающих авторитарных режимов людей охватывают тоска, отчаяние и отвращение. В яркой форме это чувства «критически мыслящего меньшинства», но, в той или иной степени и выражаясь в разных идеологических формах, они постепенно распространяются в очень широких слоях. Они прячутся за конформизмом и цинизмом и разъедают режим изнутри. Так было при позднем царском режиме. Так было при поздней советской власти. И схожие чувства стали формироваться при путинской «стабилизации».

Чувство безнадежности усиливается именно тогда, когда ненавистные режимы уже пережили свою акме и их жизненный цикл приближается к концу. Это как бы признак начала конца, чувство безысходности — признак того, что исход близок.

Это начало статьи Дмитрия Ефимовича Фурмана, одного из наших самых глубоких аналитиков2 . Я разделяю далеко не все положения статьи, но для меня важно здесь зафиксировать очень близкую мне и прекрасно сформулированную г­ном Фурманом постановочную часть его анализа.

Третий раз за последнее столетие мы переживаем стадию гниения авторитарного режима, не столько осаждаемого оппозицией, сколько безнадежно потерявшего драйв и охваченного тошнотой (la nausee) и отвращением к себе. Дважды падение такого режима приводило к обрушению российской государственности.

Как избежать подобного сценария в третий раз подряд — вот центральная проблема наших дней для ответственного исследователя. Именно так ее и ставит Дмитрий Фурман. Уверен, что его статья станет началом серьезной дискуссии на эту тему.

Сам Дмитрий Ефимович, ссылаясь на наш печальный исторический опыт, видит основную опасность в демократическом нетерпении оппозиции — видимо, несистемной. Не могу с этим согласиться. И дело даже не в справедливости или несправедливости упрека по адресу оппозиции. Существеннее то, что сегодня ее организационные и ресурсные возможности реально влиять на политическую динамику незначительны, намного слабее, чем у демократической оппозиции времен перестройки, не говоря уже о революционной оппозиции царскому режиму.

Но и Февральская революция, и горбачевская перестройка были задуманы и совершены вовсе не оппозицией, а правящим истеблишментом. Его нетерпение определяло динамику событий. В последнем случае — нетерпение партийно-гэбистской номенклатуры, жаждавшей прорваться к манящим вершинам западных образцов комфорта и потребления. На пути к этой заветной цели она сбрасывала все — опостылевшую идеологию, империю, государство. А демократическая интеллигенция с энтузиазмом отработала у нее на подтанцовке, а затем была объявлена демшизой и списана в архив, чтобы не путалась под ногами.

Тем более сегодня эндшпиль обреченного путинизма будет разыгран прежде всего самим правящим классом. И от степени именно его ответственности зависит будущее страны. При самом благоприятном для нее сценарии оппозиция сможет лишь косвенно повлиять на идущие внутри его процессы.

Это тот же самый правящий класс позднего СССР, победивший в «демократической революции» конца 80-х — начала 90-х, разбавленный вторым и третьим эшелонами номенклатуры, бывшими бандитами, фарцовщиками, майорами мухосранских резидентур, младшими научными сотрудниками, письмоводителями питерской мэрии, украшающими сегодня официальные и теневые мировые списки «Форбса».

К его порокам можно отнести все что угодно кроме нетерпения, тем более демократического. Напротив, это самый застывший в ступоре, самый застойный и самый неспособный к какой­либо позитивной эволюции класс в истории угасавших авторитарных режимов. Путинизм как карикатурный симулякр большого идеологического стиля имел слишком коротенький жизненный цикл, чтобы внутри него успело вырасти новое поколение, оспорившее ценности отцов.

На плаву все те же победители ельцинской, а затем путинской волн приватизации, судорожно вцепившиеся в яхты, резиденции, Рatek Philippe и прочие cимволы своей случайной и блудливой власти. У них уже был свой звездный час. Жизнь удалась, и для них наступил конец истории.

Не могу понять, где мог уважаемый автор увидеть Путина, осознавшего «к концу правления бесперспективность дальнейшего подавления общества», или Медведева, «искренне провозгласившего свой демократический идеал».

Какой «конец правления»? Почетный председатель кооператива «Озеро» может как свободный мыслитель осознавать все что угодно, но он никогда не решится добровольно завершить свое просвещенное правление. Никаким гарантиям и иммунитетам он не поверит, да и члены кооператива, единодушно требующие продолжения банкета, никуда его не отпустят. Что делает дискуссию об искренности медведевских «идеалов» уже совершенно не актуальной.

Двухлетние игры в оттепель и либерального наследника закончились. Венценедоносный был взвешен и найден очень легким. Вся «элита», включая системных либералов­с и самого местоблюстителя, дисциплинированно выстроилась под своего ночного портье. Запланированный им для себя новый 14-летний срок фактически начался.

На мой взгляд, наибольшую опасность для российской государственности представляет именно это циничное терпение «элит», а не «демократическое нетерпение» оппозиционеров.

Любой, даже самый жесткий авторитарный режим не может опираться исключительно на насилие. Недаром и гитлеровская, и сталинская диктатуры придавали такое огромное значение идеологическому, вернее, мифологическому обеспечению, на ниве которого расцветали гениальные Сергей Эйзенштейн и Лина Рифеншталь.

Свой маленький миф о молодом энергичном офицере спецслужб, посылающем русские полки в глубь Кавказа, несущем ужас и смерть террористам и всем врагам встающей с колен России, создали в телевизионной пробирке и циничные кремлевские жулики-политтехнологи в далеком 1999 году. Истосковавшаяся по властному повелителю женская душа России потянулась тогда от солидного, но пресноватого Евгения Максимовича к молодому герою-любовнику.

В следующей избирательной кампании уже заматеревшему байкалинвестгруппенфюреру была всажена еще одна лошадиная доза миф­инъекции «Заступник народный, бескорыстный и бескомпромиссный борец с олигархами». Подключились и слетевшиеся как мухи на елей мастера культуры соответствующего розлива — михалковы и бондарчуки-младшие.

Все это довольно мило работало лет десять, пока не подступила та неизбежная тоска и тошнота, о которой так справедливо говорит Дмитрий Фурман.

И никакими ритуальными целованиями в животики мальчиков, осетров и спящих тигриц, швыряниями ручек в дерипасок и задушевными беседами с катями и сережами время вспять не повернуть. Путинский миф мертв.

Пытаться сцементировать общество и заморозить Россию еще как минимум на полтора десятилетия шаманским поклонением национальному зомби — это путь, ведущий к метафизической катастрофе. Подобный выбор правящей «элиты» — еще одно свидетельство крайней степени ее безумия, бессилия и безответственности.

Второе пришествие Путина композиционно видится мне как ремейк знаменитого полотна Александра Иванова. Навстречу застывшим в тоскливом ожидании на полусогнутых нотаблям по выжженной пустыне российского политического пространства устало бредет, неприятно подергивая желвачками, миф­зомби с мифом­выкидышем на руках. Головка национального выкидыша повязана ленточкой с надписью мелкими буковками «Свобода лучше, чем несвобода».

21.06.2010

 

2. В одну и ту же речь дважды

«Сенсационное» выступление местоблюстителя Дмитрия Медведева перед золотой ротой российской дипломатии — до боли, я бы сказал, до тошноты знакомый вечный сюжет русской истории.

Который уж раз после очередного многолетнего антизападного приступа бешенства державно-патриотической матки, после воплей о своей высочайшей духовности, о Третьем Риме, о Евразийском Хартленде или, на худой конец, об островке стабильности, после братаний со всеми диктаторами и оборванцами третьего мира российский правитель вдруг неожиданно начинает дружелюбно махать западным «партнерам» своим вполне симпатичным современным хвостиком.

«Мы отстали на 20-30 лет от передовых стран Запада, — произносит он в своем внутреннем кругу затертую за последние три столетия до срамоты сакраментальную фразу, — и мы должны преодолеть это отставание в кратчайшие сроки».

Неважно, как зовут очередного вождя и чем он лично был особенно очарован или уязвлен на этом вечно проклинаемом и вечно притягательном Западе — амстердамскими верфями, дрезденским пивом или сан­францисскими айфончиками и айподиками. Важно, что царь-модернизатор действительно искренне хочет привнести все эти замечательные и полезные инновации в Россию. Для этого он готов даже попросить своего министра-концептуалиста иностранных дел на некоторое время заткнуться и перестать пророчески рычать о крахе западной цивилизации и невиданном расцвете новых прогрессивных центров силы.

Политтехнологическая обслуга обозначала в разные времена это мудрое воздержание как мирное сосуществование, новое политическое мышление или (новейшая загогулинка!) модернизационный альянс.

Но модернизатор (тем более если он всего лишь местоблюститель) не может отказаться от сакральной сущности русской власти, налагающей на верховного правителя необходимость ряда символических действ сообразно соборному духу исторической эпохи:

— лично рубить головы стрельцам и пытать собственного сына на предмет несанкционированных контактов с иностранцами (конец XVII – начало XVIII века),

— лично распиливать огромные бабки с путиными, абрамовичами, сечиными, тимченками, дворковичами, чемезовыми, вексельбергами (начало XXI века).

Кстати о Вексельберге­Сколковском. Есть много причин, по которым маршал Берия смог украсть у США и воспроизвести с помощью замечательных советских ученых атомную бомбу, а у Вексельберга все закончится воровством из бюджета и десятком яиц, снесенных Путину для отмазки.

Во­первых, бомбу Берии принесли сами американские ученые, видевшие в СССР (как выяснилось, ошибочно) надежду всего человечества. От путинской воровской России ученые шарахаются как от чумы. Оторопь вызвало на встрече в Сан-Франциско экстравагантное обещание мультимиллионера Дворковича построить в Сколкове лучшие в мире поля для гольфа.

Во­вторых (и это продолжение во-первых), почти все еще оставшиеся в России современные молодые сверхталантливые Курчатовы, Ландау, Зельдовичи, Сахаровы уже со старших курсов физтеха и физфака работают в американских исследовательских центрах.

And last but not least, Лаврентий Павлович совершил немало злодеяний, но он был не мелким воришкой, а крупным государственным деятелем. У руководителя советского атомного проекта не могло быть в собственности крупного пакета акций какого-нибудь американского заводика по обогащению урана с устаревшей технологией. Или двух швейцарских компаний, продукцию которых он включил бы в государственную программу закупки иностранных технологий. И ему не надо было повышать капитализацию земель вокруг Сарова, заблаговременно закупленных олигархом Кагановичем.

Петровский и сталинский тоталитарные режимы могли чудовищным напряжением, не считаясь с жертвами, воспроизвести какие­то казавшиеся им ключевыми для собственного выживания атрибуты западной технологической цивилизации. Но они принципиально, на генетическом уровне отвергали те институты Запада, которые порождали и продолжают порождать все эти манящие уже столько веков наших правителей технологические инновации.

Сравнительно мягкий, бархатный путинско-медведевский авторитаризм находится, как ни парадоксально, в еще более безнадежном положении в том, что касается перспектив модернизации.

Озабоченные по понятным причинам прежде всего пожизненным удержанием власти, его вожди, так же, как их исторические предшественники, никогда не позволят создать живительную институциональную среду конкуренции в политике, бизнесе, науке, идеологии. Все эти птенцы питерской мэрии и занюханной дрезденской резидентуры просто неспособны будут выдержать элементарных публичных дебатов об итогах их деятельности. Дискуссия очень быстро перейдет в банальную уголовно-процессуальную плоскость.

В то же время откровенно воровская природа их разложившейся властной вертикали обрекает на провал любую попытку изолированного технологического заимствования. Путинская Россия не в силах ни создать, ни украсть, ни воспроизвести в массовом масштабе ничего подлинно современного в сфере высоких технологий.

Похоже, что спичрайтеры — авторы медведевской речи в МИДе — это прекрасно понимают. Их святотатственный для собравшихся в зале закаленных борцов с однополярным миром проект «модернизационного альянса с Европой и США» был жестом отчаяния.

Альянс с кем, простите? С теми, по меткому выражению нашего национального лидера, «стоящими за спиной исламских террористов более могущественными, более опасными традиционными врагами России, которые стремятся нас расчленить и поработить»?

Альянс в чем? У Европы и США достаточно проблем, но ни в какой российской помощи в модернизации они не нуждаются. Европе еще некоторое время нужны будут поставки российского газа. Но для этого и без всякого модернизационного альянса их канцлеры и премьеры служат за хорошие бабки холуями на путинских бензоколонках.

США же от кремлевских нужно только одно — чтобы те как­то воздерживались от удовольствия гадить им хотя бы там, где при этом они гадят и самим себе. Ну, об этом, кажется, вот­вот договорятся в рамках перезагрузки в обмен на неприкосновенность авуаров российских вождей в западных банках.

А больше на Западе никому и ничем путинская Россия не интересна. И никто на Западе модернизацией России заниматься не будет, да и не сможет. Это прежде всего огромная внутриполитическая проблема. Проблема неадекватности институтов страны и порожденного этой неадекватностью тотального разложения высшей государственной власти и силовых структур.

15.07.2010

 

3. Чем кончается Родина

Реально функционирующая чисто конкретная конституция России сформулирована в устной афористической форме тремя не то чтобы бы отцами-основателями, но безусловно выдающимися нашими соотечественниками.

Борис Грызлов: «Дума не место для дискуссий».

Олег Дерипаска: «Я готов в любой момент отдать все свое состояние по первому требованию Владимира Путина».

Владимир Чуров: «Владимир Путин всегда прав».

Три источника, три составные части путинизма: декоративность политических институтов, феодальная обусловленность частной собственности лояльностью сюзерену, пожизненная несменяемость верховного правителя.

Подобная система обрекает отдавшуюся ей в силу каких­то исторических обстоятельств страну на вырождение, скорость которого определяется степенью хищности хорьков, оказавшихся на вершине власти.

Абсолютный цинизм и патологическая жадность бригады отечественных хорьков привели прежде всего к необратимому перерождению иммунной системы социума — правоохранительных органов. Поставленные на службу воровской преступной власти, они сами естественно получили от той же власти лицензию на собственное беззаконие и криминальное кормление. Как у больного, зараженного СПИДом, поражение одного за другим всех оcтальных жизненных структур российского общества стало неизбежным следствием.

Как же могло произойти подобное? Где были пастыри общества — либеральная интеллигенция, трибуны митингов и съездов, певцы перестройки, демократизации и приватизации? Почему не противостояли национальной катастрофе, не остановили реванша темных сил?

Да потому что не было никакого реванша и никаких темных сил.

Путинские хорьки из кооператива «Озеро» в конце 90-х были ничем — так, мелкими питерскими жуликами. Они пришли к власти и стали всем не в результате какого-то чекистского заговора или переворота. Их привели за руку во власть как собственных охранников либеральнейшие из либеральнейших политиков, чиновников, олигархов и просто жуликов в окружении Бориса Ельцина. Имена их хорошо известны — так же, как и постыдные обстоятельства операции «Преемник­2000».

Я напомнил эти события нашей недавней истории только потому, что они чрезвычайно важны для понимания cегодняшней ситуации. Все идеологи и технологи власти 90-х (за редчайшим исключением) по-прежнему на плаву. Они золотой фонд и мозговой центр системных либералов, этой неотъемлемой части режима. Они могут в своем кругу ворчать об эксцессах и тупости силовиков. Их могут раздражать нахрапистость таких безродных, с их точки зрения, фаворитов, как всякие тимченки и чемезовы. Они могут поиграться в потешную оттепель с генетически близким им айфончиком, пока на того не цыкнет по-пацански какое­нибудь крутое мутко.

Но они никогда не будут способны на серьезную конфронтацию с режимом, даже прекрасно понимая, насколько он губителен для России. Это их Власть, созданная ими и служащая им. «Либералов» абрамовичей, волошиных, чубайсов, юргенсов, иноземцевых, гозманов, медведевых кровно объединяет с «патриотами» путиными, сечиными, барсуковыми, патрушевыми, якуниными, гундяевыми глубочайшее убеждение в том, что в этой отсталой стране этому дикому народу ни в коем случае нельзя доверять выбирать власть на свободных выборах, — а то он обязательно выберет ужасных людей, которые поставят под угрозу дальнейший курс рыночных реформ и авторитарной модернизации. Или, иными словами, начнут задавать неприятные и неприличные вопросы о происхождении огромных состояний и тех и других.

И это общее убеждение всегда в критический момент будет бросать системных либералов и внимающую бескорыстному златоусту Радзиховскому бывшую советскую интеллигенцию в объятья нелюбимой власти. Нищие врачи и профессора будут по-шульгински кричать: «Пулеметов cюда! Пулеметов!» — при одной мысли о том, что воображаемые орды лимоновцев могут двинуться в направлении Рублевки.

На хорошо отутюженном либеральном фланге власти опасаться нечего. Он у нее в кармане. Поэтому в неожиданно рано начавшейся кампании нацлидеру не надо будет ходить с цветами на могилу Сахарова, заставляя Андрея Дмитриевича еще раз переворачиваться в гробу.

А для соблазнения левопатриотического фланга достаточно будет лихо прокатиться с брутальными байкерами на проверенной охраной трехколесной мотоциклетке, поинтересоваться состоянием сортиров на пляжах пролетарского Челябинска и задушевно, как секс-символ с секс-символом, спеть, роняя скупую чекистскую слезу, «C чего начинается Родина?» с Анкой Чапмен.

Так негромко и незаметно заканчивается Родина. Без ежедневных Бородино.

26.07.2010

 

4. Воровской пароход

Сан-Франциско — очень красивый город.

После холодной ночи настало теплое ясное утро. Стрелял по воронам.

Еду в Ванкувер. Природа Канады очень напоминает русскую.

Выспался хорошо. В 10 час. поехал к обедне, затем был доклад.

Очень много слов было сказано, а практических предложений по решению проблем не услышал.

В 6 час. был кинематограф. До 8 час. почитывал.

«Тайная вечеря» Леонардо — настоящий шедевр.

Кругом измена, и трусость, и обман.

Вы эхо, Дмитрий Анатольевич, Вы долгое эхо друг друга. Два сравнительно молодых человека, которые при иных обстоятельствах были бы даже трогательны в своей беззащитной беспомощности. Если бы не председательствовали, во всяком случае номинально, при первой и третьей русских катастрофах за неполное столетие.

Десакрализация в массовом сознании системообразующего мифа и тошнота «элит» — верный признак приближающегося конца любого авторитарного режима. У нас в России эти явления, биологически так же естественные, как человеческая старость, принято низкопоклоннически приписывать разрушительной деятельности могущественных жидомасонов и русофобов.

Какими же тогда матерыми русофобищами должны были быть и святой старец при дворе Николая, и сменявшие друг друга старцы в позднем Политбюро! И какой же головокружительной степенью посвящения в тайной жидомасонской ложе обладает, по-видимому, наш, извините за выражение, национальный лидер, чтобы, находясь в здравом уме и твердой памяти, выезжать на трехколесном драндулете и нести хрень о своем и Анки Чапмен героическом боевом прошлом в постели с врагами.

Последний раз в таком демонстративно опущенном виде появлялся на сцене царь Менелай в эпатажной мейерхольдовской постановке «Елены Прекрасной». Превращение мифологического героя в персонажа комиксов — это предпоследний этап неизбежной деградации исполнителя роли вождя угасающего режима. Следующий — городской сумасшедший.

Общую атмосферу гнетущей неадекватности усиливали младенчески счаст­ливое выражение лица и эйфорически возбужденное поведение персонажа. Его, по собственному выражению, сладкое трехколесное чувство свободы.

Жизнь удалась. Все то, о чем даже и мечтать не мог тот невзрачный мальчуган из питерской подворотни с зажатой в потной ладошке конфеткой, свершилось. Бабло немереное течет. Жена и дети давно уже неизвестно где, но наверняка в очень хорошем экологически чистом месте. Все девушки хотят ребенка от Путина. Да и не только девушки...

В жаркий и по-российски тревожный август «элиты» вступают в состояние растущей растерянности на фоне необратимого размывания авторитета двух их основных ориентиров в муляжном политическом пространстве.

«Мы всё понимаем, — говорил мне на днях доверительно один из ведущих идеологов системных либералов, — но мы уже не можем соскочить. За нами сразу придут. Поэтому мы вынуждены продолжать бежать, как белка в колесе. Как долго? Сколько хватит сил...»

Безусловно прав мой замечательный оппонент Леонид Радзиховский, когда он предупреждает, что падение сегодняшней власти станет рискованным прыжком в неизвестность. Но мне все­таки кажется, что коллега заблуждается, полагая, что сохранение этой самой власти менее рискованно. Напомню, что, как честный и непредвзятый исследователь, он видит един-ственное и решающее достоинство путинско-медведевской бригады в том, что при ней Россия умирает медленно и не больно.

Впрочем, судьбоносный выбор уже не зависит (как и никогда не зависел) от нашей с ним публицистики. Чрезвычайно показательно другое. Независимо от своей воли и, видимо, неожиданно для себя самого Радзиховский стал ведущим и самым востребованным пропагандистом Кремля, последней линией его идеологической обороны. За последние года полтора я не слышал от кремлевских ни одного аргумента в свое оправдание кроме знаменитой формулы доктора Радзиховского: «медленно и не больно». Под телевизионным наркозом. Не приходя в сознание. Все остальное будет намного хуже.

Многие наблюдатели сравнивают текущую стадию третьей русской катастрофы с горбачевской перестройкой. Действительно, очевидные аналогии лежат на поверхности. Но есть и глубочайшее различие.

«Элита» времен перестройки и слова­то этого чужеземного не знала и по-партийному звалась номенклатурой. Зато она очень хорошо знала, чего она хочет, и агрессивно этого добивалась. У нее был цельный и последовательный проект — конвертация абсолютной коллективной политической власти в огромную частную собственность ее наиболее выдающихся представителей. Черномырдины и алекперовы стали мультимиллионерами, еще будучи членами ЦК КПСС, партии «голодных и рабов».

Чувство исторического оптимизма захлестывало тогда и всех остальных акторов политической сцены, что чрезвычайно облегчило «элите» реализацию ее золотой мечты. Интеллигенция, запоем читавшая толстые журналы, жаждала возвращения в Европу, цеховики — легализации своих свечных заводиков, бастовавшие шахтеры требовали мыла в душевых и власти трудовых коллективов.

Сегодня же у верхов нет никакого проекта. Им уже нечего желать. Их охватила тошнота у­вечности, и все они бегут в своем беличьем колесе кто на драндулете, кто с айфончиком, только потому, что не могут соскочить, опасаясь, что за ними придут.

Как справедливо заметил один из бегущих вместе г. Павловский: «Не забывайте, что все мы с вами воры, господа. Не раскачивайте лодку!»

Но нет ли в этой самой безнадежности «элиты» проблеска надежды для страны? Да, они не могут соскочить, но ведь они хотели бы соскочить. С одним только условием: чтобы за ними не пришли. Не такой уж это бином Ньютона. В интересах национального согласия стоит, мне кажется, вернуться к серьезному рассмотрению брошенной мною как­то вскользь идеи Воровского парохода.

Насквозь коррупционный проект сколковской шарашки закрывается. Случайно прилегающие к Сколкову земли государственных чиновников категории «А» Абрамовича и Шувалова конфискуются в пользу государства как незаконно приобретенные. На вырученные деньги эффективным менеджерам Вексельбергу, Суркову, Дворковичу поручается провести гуманитарную эвакуацию морем из северной столицы всей желающей соскочить «элиты». С нашими партнерами по Модернизационному Альянсу достигается в рамках перезагрузки секретное соглашение о неприкосновенности западных авуаров и недвижимости всех добровольно соскочивших.

Сами менеджеры после успешного завершения проекта покидают Санкт-Петербург последними на специально присланной из Лондона самой большой в мире частной яхте.

Вместе с ними под звуки марша «Прощание славянки» на борт яхты поднимаются по трапу навсегда оставляющие Россию национальный лидер, венценедоносный престолоблюститель, главы палат Федерального собрания, члены Конституционного суда и Священного синода, руководители средств массовой информации, Анна Чапмен, Алина Маратовна Кабаева, Татьяна Алексеевна Голикова, лабрадор Кони, Вадик пони, Вася Якеменко и заметно возмужавший мальчик Никитушка.

Провожаемая 21 артиллерийским залпом салюта наций яхта Eclipse выходит в море и берет курс к благословенным берегам Сардинии с ее знаменитыми белоснежными песчаными пляжами.

02.08.2010

 

Сноски:

 

 1     На этот раз мы предлагаем вниманию читателей подборку из нескольких очерков Андрея Пионтковского, которые объединяет общая тема: подведение некоторых предварительных итогов периоду путинско-медведевского правления России. Даты первого появления этих текстов на портале «Грани.ру» указаны в конце каждого очерка.

 2     Фурман Д. Плохой сценарий. http://www.ng.ru/ideas/2010-06-09/5_revolution.html

 3     http://grani.ru/Politics/Russia/President/m.179793.html.

Вернуться назад