ИНТЕЛРОС > №2, 2014 > Сообщение в условиях жесткой регламентации языковой нормы. Комментарии к артефакту 1950-х гг. Андрей Трошин
|
Трошин Андрей Алексеевич,
Статья посвящена постановке проблемы взаимовлияния систем письма и развития культуры в контексте экономики СССР в 1950-е годы. В статье сквозь призму используемого ими языка рассматриваются различные типы сообществ – те, которые строились на выделении личности из коллектива и те, которые строились на нивелировании личности Наибольший интерес с точки зрения истории формирования хозяйственного ресурса, обеспечивающего существование современной России, представляют 1950-е годы. Именно в то время был выстроен фундамент нынешних: нефтегазовой промышленности, энергетики, транспорта, космических и оборонных технологий и пр. При этом следует признать, что этот период отечественной истории наименее изучен и осмыслен с культурологической точки зрения, его по обыкновению бегло просматривают как некое «междувременье» от смерти И.В.Сталина до эпохи шестидесятников. Историко-культурное знание мало интересовалось реальным бытованием в то время, к примеру, сообществ на промышленном производстве. Тех самых сообществ, которые своим трудом обеспечили качественный скачок в развитии послевоенной экономики. Сегодня мы ретроспективно наблюдаем результаты их деятельности, и понимаем, что к началу 1970-х эти группы исчезли как-то совсем бесследно. Во всяком случае, как ресурс инновационного развития они себя больше не проявляли. Тем сложнее сегодня понять движущие механизмы беспрецедентных успехов 1950-х, и тем интереснее выяснять роль мелких, на первый взгляд совершенно незаметных деталей этих «механизмов».
![]() ![]()
![]() Использование рассматриваемого штрих-кода в организации нового хозяйствования на конаковском заводе стало ключевым моментом, позволившим переструктурировать систему производства. То есть общность, ограниченная в использовании разговорного языка для своего самоопределения, прибегла к вспомогательным формам кодирования, что принесло ей успех.
![]() Один из героев романа так характеризует эту речь: «Несмотря на странное смещение глагольных форм и необычное сопоставление будущего и настоящего времени, фразы эти, которые Корней Иванович назвал про себя “формулой будущего”, никому не показались странными. Этот курносый паренек <…> имел право говорить о будущем, как о прошлом. Если бы он так не говорил, не думал, он не мог бы двигаться вперед» [3; с. 136]. И далее: «Грамматика и синтаксис не были еще приспособлены к такому выражению будущего через настоящее и даже через прошлое, и потому филологи могли найти фразу оратора построенной неправильно. Партактив нашел, что она правильна, и бурно аплодировал ей» [3;с. 137]. ![]() Внешний вид этих молодых людей, как и конаковский штрих-код, есть также форма сообщения, передаваемого в условиях жесткой регламентации языковой нормы. Но очевидно, что этими сообщениями заявляют о себе два разных типа сообществ, сосуществовавших в послевоенном советском обществе. Определить их различие позволю, отталкиваясь от высказывания Ф.Г.Юнгера: «Ныне уже никто не обладает картиной мира в смысле мира, понятого как картина, и наши наглядные представления о мире весьма скудны. Время кажется нам более важным, чем пространство, и понятие времени, в соответствии с которым человек испытывает дефицит времени, подавляет все пространственные представления» [4; с. 50]. Вот этот принцип - время важнее пространства - является системообразующим для молодежного сообщества. И хоть субкультуры такого типа сами по себе не являются долгожителями, код, при их помощи создаваемый, может господствовать в обществе долго. Он и господствовал до середины 1980-х гг. И это «Время, вперед!», как среда существования, было главнее неухоженных просторов. В тех же сообществах, что своей деятельностью обеспечивали в 1950-е годы промышленное развитие страны, системный принцип был иной - пространство важнее времени. Они рассматривали пространство как место осуществления социальных практик, которое напрямую связанно с чувственным восприятием и проекцией воображаемого. Пространство в таком контексте представляется наполненным различными символами, связанными с социальной деятельностью людей по поводу идентификации этого пространства. Отсюда распространение столь необычных, на взгляд современных людей, технологий, как умение работницы распознать 120 видов штрих-подписей, что создает вполне приличного объема словарь. Цифровой код, будучи языком особых сообществ, не ограничивает употребление ресурсов так, как это делает словесная регламентация. И он создает в культуре зоны неопределенности. Именно в таких зонах создается ресурс исторического изменения. Особенностью таких сообществ является чрезвычайно короткий срок их жизни. Я даже полагал определять их как «эфемерные сообщества». Но они способны не только к самовоспроизводству, но и к самовоссозданию. Поэтому их скорее можно определить как «мерцающие» структуры. Необходимо подробное исследование, задачей которого должно стать выяснение того, как могут формироваться и функционировать структуры общности в условиях, когда они не основываются на легальных культурных кодах. 1950-е годы - эпоха их расцвета в СССР. И именно такого типа структуры все чаще формируются сегодня, становясь средой социализации и инкультурации. ЛИТЕРАТУРА
© Трошин А.А., 2014. Статья поступила в редакцию 4 июня 2014 г. Вернуться назад |