Моногород, или монопрофильный город, возникший вокруг градообразующего промышленного предприятия, был и остается ключевым элементом организации городского пространства в бывшем Советском Союзе. Моногород – символ процесса, характерного для всего Советского Союза, а именно появления большого количества малых и средних городов. К концу советской эпохи почти 30% населения страны проживало в промышленных поселках городского типа, насчитывавших менее 100 тысяч обитателей. С такой специфически социалистической системой организации пространства связан целый ряд социальных и культурных маркеров, обозначающих классовую принадлежность, родственные отношения, социальные связи, самоопределение местных жителей и т.п. Эти маркеры надолго пережили и социализм, и «конец» советского индустриального опыта, и «распад» классов, и даже вхождение России в систему мировой экономики. Моногорода всегда отличались гораздо большим разнообразием, чем принято считать. Они могли быть крупными, как Тольятти (советский Детройт), и крохотными, как Излучино – цементно-бетонный завод в Калужской области, куда я ежегодно приезжаю уже с 1998 года, а с 2009 года провожу там этнографические изыскания

Notes on the “Worthless Dowry” of Soviet Industrial Modernity:
Making Working-Class Russia Habitable

Jeremy Morris is an associate professor at the Centre for Russian,
European, and Eurasian Studies, University of Birmingham.
Address for correspondence: Ashley Building, University of Birmingham,
Edgbaston, Birmingham, B15 2TT, UK.
j.b.morris@bham.ac.uk.

Despite a narrative of deindustrialization, monotowns and former industrial settlements are numerous in today’s Russia, and are significant not only in terms of the territory they occupy and the population they host but also because of the particular economic and cultural practices, logics of community building, and particular types of “connectedness” and horizontal networks that make these places special and habitable for their “dwellers.” This article offers an ethnographic account of the daily lives of blue-collar workers in a former industrial town in central Russia. Based on extensive fieldwork, the article demonstrates how people live their lives and manage to remain “satisfied” with what they have despite the crisis and relative poverty they faced after the fall of the socialist project, losing the town-forming enterprise, and the social trends associated with neoliberal transformation. The article presents a case study that shows the “other life” in today’s Russia, which is not at all present in mainstream academic discourse