Статья представляет собой углубленную версию доклада, представленного на семинаре «Изменения гендерных отношений в северных сообществах России» (Цесвайне, Латвия, май 2008 года), организованном Центром Сибирских исследований Института социальной антропологии им. Макса Планка (Халле, Германия). Авторы выражают благодарность организаторам семинара Виржини Ватте, Ольге Поворознюк и Отто Хабеку за продуктивное обсуждение нашего выступления и рецензенту доклада профессору Пирсу Витебски (Кембридж) за конструктивные замечания, а также Рейвин Коннелл за критику, которая помогла авторам увидеть в обсуждаемом вопросе новые аспекты. Материал, собранный соавторами для данной статьи, также послужил основой для публикации Татьяны Барчуновой (Barchunova 2010).

Чуть охрипший гудок парохода

Уплывает в таежную тьму.

Две девчонки танцуют на палубе,

Звезды с неба летят на корму.

А река бежит, зовет куда-то,

Плывут сибирские девчата

Навстречу утренней заре

По Ангаре,

По Ангаре.

«Девчонки танцуют на палубе». Песня на слова Сергея Гребенникова и Николая Добронравова, музыка Александры Пахмутовой (1963)

Теоретико-методологическое введение: предмет исследования, используемые термины и эмпирическая база исследования, задача статьи

Предметом данного исследования является ное партнерство между молодыми женщинами. Такие отношения могут развиваться в широком спектре: от романтического поклонения и эротизированной дружбы до собственно сексуальной близости, которая служит средством социализации, идентификации или сугубо генитального удовольствия. Эти отношения мы условно обозначили формулой Shift-F2, где F2 – устойчивый союз или более или менее постоянные ные контакты между двумя женщинами, Shift – это символ перехода к ним. Под данную формулу можно подвести различные случаи смены предпочтений (скажем, переход от гетеросексуальных отношений к гомосексуальным, от менее близкого типа контакта – к более близкому, от одного партнера – к другому). Описываемое нами явление Shift-F2 – это текучий переход из одной формы контакта в другую или же маятниковое движение, опосредуемое виртуальным пространством Интернета, печатными периодическими изданиями, новым или временным местом проживания, публичными тéмными (тематическими) кафе или «приватизированными» локусами публичного пространства, которые в ЛГБТ-сообществе часто называют плешками. В крупных городах в качестве таких плешек выступают площади. В Санкт-Петербурге, например, это Екатерининский сад (в просторечии «Катькин садик»). Расположенный в центре Красноярска сквер имени А. С. Пушкина, известный как «Стакан», является местом сбора как представителей различных молодежных субкультур, так и местного ЛГБТ-сообщества.

Американский психолог Лиза Даймонд (Diamond 2008) назвала подобный опыт «сексуальной флюидностью», или «текучестью» (sexual fluidity). Содержательно родственным этому понятию является термин «пластичная сексуальность», связанный с так называемой «конфлюэнтной любовью», о которой говорит Энтони Гидденс в своей книге «Трансформация ности» (Giddens 1992: 2). Близким по значению можно назвать и такое определение, как «текучая любовь» (liquid love), о которой пишет Зигмунт Бауман (Bauman 2003). Все эти авторы описывают, по-видимому, один и тот же феномен позднего модерна (или постмодерна), наблюдаемый в сфере ного поведения и возникший в результате отделения сексуального поведения от репродуктивной функции и роста ценности сексуальной ности.

Когда говорят о «пластичной» или «гибкой сексуальности», то имеют в виду подвижность (malleability) форм эротического поведения как в сфере индивидуального выбора, так и в сфере социальных норм.

«Фиксированная сексуальность» (fixed sexuality) ассоциируется с бинарностями модерна: гетеросексуальная / гомосексуальная, в рамках брачного союза (законная) / за пределами брачного союза (незаконная), основанная на преданности / промискуитетная, нормальная (коитальная) / перверсная (анальная, аутоэротическая, садомазохистская). Пластичная сексуальность оформляется в соответствии с индивидуальными эротическими потребностями и желаниями. Она также может служить маркером индивидуальной идентичности и/или средством выражения радикальных сексуальных запросов (Reference on-line).

Освоение понятия пластичной сексуальности в русском научном дискурсе пока только начинается и протекает непросто. Когда упомянутая выше книга Энтони Гидденса была переведена на русский язык, то оказалось, что переводчик не справился с концептуальными проблемами текста (Апресян 2005б), поэтому использование русского издания в качестве источника теоретической базы для эмпирических исследований интересующего нас феномена затруднено. Так, например, Гидденс рассматривает конфлюэнтную любовь (confluent love) как свободный тип отношений, при которых эротические нужды обоих партнеров являются значимыми и важными. Этот вариант ных отношений, согласно британскому социологу, отличается от романтической любви, то есть от страстного обожания и эмоционально насыщенного союза партнеров (см. Luhmann 1986). Однако русский переводчик интерпретировал это понятие неверно – как «любовь-слияние», что не соответствует оригинальной трактовке пластичной любви как отношений, при которых исключительную значимость имеют индивидуальность и субъектность каждого партнера. В русском варианте текста имеются и другие терминологические неточности, которые искажают понимание аргументации автора. Так, S/M (садомазохизм) переведен как «сексуальные меньшинства».

Мы не ставим своей задачей критику этого перевода и анализ его курьезов. Для нас отсутствие понимания переводчиком концепции Энтони Гидденса в данном случае является симптомом сложности самой проблематики, обсуждаемой автором, которая обнаруживается уже на стадии терминологического обозначения феномена.

В нашей статье в качестве рабочего обозначения интересующего нас предмета мы принимаем термин «плавающая сексуальность». Мы отказываемся от понятия «сексуальная текучесть» Лизы Даймонд, так как слово «текучесть» нагружено в русском языке другими смыслами. Нам также важно дистанцироваться от понятия «пластичной сексуальности», так как в нем акцент делается на интенциональности субъекта, на его произвольном выборе, тогда как для нас значим не только момент вариабельности и изменчивости опыта, но и некие барьеры и границы ного поведения, внешние обстоятельства, ограничивающие свободное проявление желания. Подобный подход к сексуальности – очень сложная проблема, и мы находимся на первых подступах к ее решению.

Задача данной статьи заключается в том, чтобы представить материалы эмпирического анализа пилотного исследования, основанного на двенадцати интервью, проведенных летом и осенью 2007 года в Красноярске и Новосибирске. Изучение собранных данных показало, что тенденции плавающей сексуальности, зафиксированные Зигмунтом Бауманом, Энтони Гидденсом и Лизой Даймонд, характерны и для Сибири, причем существенную роль в их развитии играет Интернет. Поэтому, помимо сбора информации путем интервью, один из исследователей зарегистрировался на профильном сайте и вел включенное наблюдение процесса установления сетевых контактов.

Два из проведенных интервью были абсолютно анонимными, опрос осуществлялся через службу обмена сообщениями ICQ. Другие проводились в различной обстановке при личных встречах авторов и участников исследования. Бóльшая часть контактов устанавливалась через Интернет, остальные – по принципу «снежного кома». Использовали мы и материалы интернет-форумов и сайтов знакомств, а также печатные материалы типа глянцевых журналов и рекламных изданий, распространяемых в Новосибирске.

Предмет нашего исследования представляется нам достаточно непростым. Причин тому несколько. Одна из них заключается в отсутствии артикуляции подобного человеческого опыта как на уровне повседневности, так и на уровне научного анализа (Роткирх 2002: 453). Хотя и мужчины, и женщины вступают в ные контакты и общение с людьми своего пола, и эти контакты равно служат объектом моральных и религиозных запретов, женский сексуальный опыт значительно менее артикулирован. Так, Мэрилин Фрай как-то поделилась таким наблюдением:

Однажды я рассматривала толстую и обширно иллюстрированную книгу, написанную мужчинами-гомосексуалами для мужчин-гомосексуалов. Прежде всего меня поразило то, что я обнаружила на ее страницах развитый лексикон. Элементы этого лексикона относились к разного рода [сексуальным] актам и действиям, их последовательному развертыванию, прелюдиям и завершению, их стилистическому многообразию и последовательности… Мужской гомосексуальный секс, как я осознала, рассматривая альбом, артикулирован. Артикулирован несоизмеримо более подробно [чем женский]… Тогда как у меня, на самом деле, нет ни языкового сообщества, ни языка, и, следовательно, в каком-то важнейшем смысле, нет знания… (Frye 1990: 310–311. Цит. по: Richardson 1992: 187).

Аналогичные соображения высказывает Александр Чанцев, рассуждая о российской лесбийской литературе (Чанцев 2007: 237–238, 241).

Ситуация в области научного исследования женской сексуальности подобна состоянию дел в психологии в прежние времена. Лиза Даймонд, ссылаясь на таких исследователей, как Джанет Хайд (Janet Hyde) и Брайан Мустански (Brian Mustanski), отмечает, что обычно исследование женской сексуальности строится по модели исследований мужской сексуальности и что теория «сексуальных отношений между женщинами (female same-sex sexuality) не является достаточно разработанной», тогда как, вероятно, она требует самостоятельной объяснительной модели (Diamond 2008: 18).

Бóльшая часть исследований сексуальных отношений между российскими женщинами касается социальной эксклюзии и репрезентации гомосексуальности в публичном дискурсе (Гурова 2003; Нартова 1999; Нартова 2004; Омельченко 2002; Nartova 2004; Omel’chenko 1999; Stella 2004; Stella 2007). Исследований, которые касаются непосредственно ных отношений между женщинами, очень мало (Нартова 2004; Омельченко 2004; Роткирх 2002).

Вторая причина того, почему выбранный нами предмет исследования столь непрост, – это проблема категоризации. Значительная часть опрошенных нами молодых женщин не идентифицируют себя как лесбиянки и избегают любой другой самокатегоризации. И хотя часть из них все-таки считает себя лесбиянками, мы не можем так называть всю эту гетерогенную группу. В аналогичных случаях исследователи прибегают к термину «негетеросексуалы» (Stella 2007; Weeks, Heaphy, and Donovan 2001). Однако поскольку нас в данном случае интересует только одна гендерная группа, мы могли бы назвать ее «женщины, которые любят женщин» («Women loving Women»). Однако и этот термин является для нас непригодным, так как не всегда в исследуемых нами ных отношениях речь идет о любви.

Например, одна из наших собеседниц (Интервью № 7) в своем сексуальном опыте выделяет другие аспекты:

Ну, [я была] такая, свободная, спокойная, ну и тут мне стало скучно как-то и одиноко, ну и я начала ухаживать за девушкой. Мы с ней знакомы давно, и я почему-то думала, что так ее никогда и не добьюсь, почему-то был такой азарт. Ну начали с ней встречаться просто для половых отношений. То есть мы с ней просто спали, у нас была договоренность, что мы с ней просто… Вот. А потом мы с ней встречаемся тайно от всего общества-сообщества.

Другая собеседница (Интервью № 12) также не обязательно связывает сексуальные контакты с любовью:

Скажем так, секс с мальчиками не приносит мне морального удовлетворения. Физическое – да. А моральное… ну, то есть оно у меня и с девушками иногда не бывает. Я и говорю поэтому – есть четкое разделение тех, с кем ты спишь, и тех, кого ты любишь.

Секс для наших interviewee служит источником генитального удовольствия, не обязательно связанного с любовными отношениями или настроениями. Они могут быть влюблены в своих ных партнеров, но это не обязательно. Сексуальные удовольствия обладают для них самостоятельной ценностью. Приведем фрагмент диалога из Интервью № 12:

Интервьюер: А вообще как время предпочитаете вместе проводить? То есть что делаете с Машей?

Р12: С Машей? Сексом занимаемся.

Интервьюер: Ну помимо этого?

Р12: Все.

Интервьюер: Все?

Р12: Конечно. Ну на природе летом гуляли.

В этом же интервью участница нашего пилотного проекта проводит различие между ее «настоящей любовью», которая живет на момент разговора в Петербурге, и любовницей.

В силу приведенных выше обстоятельств, с которыми мы столкнулись в процессе исследования, для обозначения нашей группы мы используем термин «женщины, которые занимаются сексом с женщинами» (ЖСЖ), построенный по модели термина «мужчины, которые занимаются сексом с мужчинами» (МСМ). Оба термина – WSW (women who have sex with women) и MSM (men who have sex with men) – активно используются в англоязычных исследованиях. В русскоязычной литературе термин «ЖСЖ» был использован только украинскими авторами в контексте профилактики СПИДа как категория, параллельная более распространенному МСМ (Гейдар и Довбах 2007). Мы считаем проинтервьюированных нами ЖСЖ, а также информантов полноправными партнерами по нашему проекту.

План интервью

Наши двенадцать ЖСЖ живут в Красноярске и Новосибирске. Бóльшая их часть обладает великолепными нарративными способностями, хотя некоторые из наших собеседниц во время интервью испытывали стеснение и скованность, что вполне объяснимо отсутствием нейтрального языка обсуждения вопросов сексуальности. План интервью включал такие темы, как жизнь в родительской семье, первая любовь, сексуальный дебют, переход (Shift) от гетеросексуальных контактов к формату F2, то есть к ным отношениям с женщиной. Мы говорили также об общении в виртуале и о публичных местах, существующих в реале городского пространства, таких как клубы, дискотеки, плешки. В план интервью входили и вопросы относительно гендерной идентичности: самореференции наших ЖСЖ к людям би-, гетеро- и гомосексуальной ориентации. Корректность такого прямого вопроса в процессе интервью для нас неочевидна, но если судить по реакции наших interviewee, небессмысленна, так как иногда провоцирует обсуждение таких тем, которые могли бы остаться за пределами общения.

Плавающая сексуальность: ситуационный анализ сексуального опыта и его ограничений

Итак, переходим к рассмотрению некоторых ситуаций из жизни опрошенных нами ЖСЖ в контексте реальных и виртуальных сред.

Сексуальный дебют

В своей книге «Оживление Офелии», посвященной жизни девочек-подростков, Мэри Пайфер сравнивает жизнь современных девочек и девочек более ранних поколений. Она считает, что

девочки сегодня подвергаются значительно большему угнетению. Они вырастают в более опасной, сексуализированной и медианасыщенной культурной среде. Предъявляемое им обществом требование быть красивыми и нетривиальными (sophisticated) является сегодня более жестким, чем раньше. Это требование означает, что они должны использовать больше химических продуктов и выглядеть сексуально привлекательно. При освоении окружающего мира девочки являются менее защищенными (Pipher 1994: 12).

Хотя в книге Пайфер говорится об американских девочках 1990-х годов, ее заключение можно перенести на ситуацию в современной России. Сексуальный дебют наших ЖСЖ состоялся относительно рано, в 14–16 лет, как правило, с партнером другого пола. И это вполне соответствует общей тенденции как с точки зрения возраста половой инициации, так и в плане гетеросексуальности контакта.

Мартин Вайнберг, Колин Уильямс и Дуглас Прайор от своих бисексуальных респондентов, как мужчин, так и женщин, узнали, что гораздо легче влюбиться в женщину, но в качестве сексуального партнера вероятнее иметь мужчину (Weinberg, Williams, and Pryor 1994). Сексологи объясняют эту тенденцию существующими в обществе стереотипами:

…От юношей ожидается проявление высокой потребности в сексуальных контактах, тогда как девушек обучают ценить эмоциональные связи и романтическую любовь. Поэтому как у мужчин-бисексуалов, так и у женщин-бисексуалов больше сексуальных партнеров-мужчин. Это означает, что мужчины-бисексуалы чаще вступают в гомосексуальные контакты, тогда как женщины-бисексуалы чаще вступают в гетеросексуальные контакты. Это фундаментальное различие связано не с самими бисексуалами… а с миром, в котором существуют мужчины- и женщины-бисексуалы… В этом мире более велика вероятность иметь полового партнера-мужчину, чем полового партнера-женщину, –

сказала в своем интервью американский сексолог Паула Родригес Раст (Seideman, Fischer, and Meeks 2006: 167–168).

Первые сексуальные опыты наших респондентов почти никогда не связаны с удовольствием, скорее наоборот. Так, в Интервью № 6 наша собеседница рассказала нам:

У меня всегда было ощущение после секса, всегда абсолютно, у меня жгучее чувство стыда во мне возгоралось и как только все заканчивается – следующие 20 минут я не могу ни говорить, ничего. Я – просто я сижу, меня всю трясет – и это было всегда. На протяжении трех с половиной лет... Он меня уже изучил, он знает, что после секса ко мне лучше не то что там не прикасаться, а ко мне лучше даже не подходить. Я сразу иду курить, много курю, я вся красная сижу. Мне стыдно, жутко стыдно. Не потому, что я что-то плохое сделала, не потому что. Не потому что там, что я запретное что-то делаю, а потому, что мне не нравится. Мне не нравится секс с мужчиной. Это… как будто тебя используют, натягивают на что-то. Как-то грубо, жестко совершенно как-то…

Именно чувство стыда и пустоты, связанное с сексуальным опытом нашей собеседницы, послужило причиной поиска ных контактов с девушками:

В первый раз, когда я с девушкой попробовала… вот хоть бы один мускул на мне дрогнул! Мне было так хорошо. Это просто безграничное море нежности и все. Больше ничего. И ни о каком стыде вообще речи не идет абсолютно, ни с кем никогда.

Среди наших ЖСЖ оказалась девушка, испытавшая опыт гетеросексуального насилия, который, видимо, и обусловил ее дальнейшие поиски партнеров среди своей гендерной группы.

Вариативность сексуального дискурса в средствах массовой информации

Доступных молодым сибирячкам средств массовой информации, которые репрезентируют женщину как сексуальный субъект, а еще чаще как сексуальный объект, достаточно много. Это и общенациональные гламурные журналы (некоторые из них и в регионально адаптированной версии), а также местная периодика и шопинг-путеводители, которые бесплатно распространяются в магазинах и некоторых жилых районах. Например, в районе, где живет один из авторов статьи, циркулирует журнал «Академ-сити: Академгородок в глянцевом формате», который рассказывает читателям, как одеваться, где провести свободное время, как взаимодействовать с людьми. В таких бесплатных каталогах бывают специальные разделы, посвященные сексу. Например, в статье «Темные секреты» одного из таких рекламных изданий рассказывается о «сексуальных» тканях (шелке, шифоне, бархате, коже, ангоре), ных прикосновениях, способствующих психологическому комфорту, запахах, сексуальном шепоте. А во врезке к статье сообщается, что

власти бельгийского города Антверпена с пониманием отнеслись к жалобам проституток (в Бельгии проституция официально разрешена, и девушки платят налоги) на слишком яркий свет в портовом квартале города, который отпугивает многих клиентов. Уличный свет сделали приглушенным (Мигулева 2009: 72).

Данный текст сопровождается фотографией будуарной сцены на диване мебельной галереи «Nord». Единичная врезка не позволяет делать вывод о том, что данное издание пропагандирует коммерческий секс. Однако не вызывает сомнений, что журнал проводит стратегию создания образа женщины как сексуального объекта.

Другое популярное издание в разделе практических рекомендаций советует женщине полностью подчиняться мужчине: «Мы должны быть психологами, всепонимающими и всепрощающими, искренними и добрыми, внимательными и отзывчивыми к желаниям мужчины» (Бакулина 2008: 21).

Разумеется, массированное воздействие на читателей и «смотрителей» журналов не может не сказываться на гендерном дисплее сибирячек, которые своим выбором легких «сексуальных» тканей и каблуков бросают вызов северо-восточному ветру и почти вечному гололеду. Однако в интервью с нашими собеседницами мы познакомились с такими ситуациями, которые можно рассматривать как протест против навязываемых им образов и схем поведения и как желание самим быть режиссерами своих жизненных сценариев. Они настроены не на то, чтобы быть «всепрощающими» сексуальными объектами, а на отношения взаимного уважения.

Из Интервью № 2:

И.: …А вот на данный момент тебе вообще чего хочется больше всего?

Р2: Отношений, любви! Мне все время хочется любви (улыбается)… Любви взаимной. Потому что невзаимная мне уже надоела. Точнее, это даже не любовь, а помешательство.

И.: А в чем для тебя заключается вообще любовь? То есть какие проявления должны быть со стороны человека, чтобы ты могла сказать, что вот этот человек меня любит? […]

Р2: Во-первых, он должен меня уважать…

И: Уважать – это что значит? Это считаться с твоей точкой зрения?

Р2: Обязательно. Э… Должен идти на компромисс. Ну то есть я тоже. Взаимный компромисс. Я просто должна… как это сказать… когда я дарю себя человеку полностью, то есть я должна видеть отдачу. Так вот. Опять же, взаимная отдача себя… Когда тонешь в человеке – вот этого хочу. Ну, это хрестоматийно, такого не бывает, но тем не менее. […]

И: Но опять же это независимо от пола?

Р2: Да. Хотя, я не знаю, как с мужчинами. Там, наверное, еще больше уважения должно быть ко мне, я не знаю (смеется). Как к женщине! […] То есть ноги целовать мужчине я не собираюсь, например.

И: А женщине?

Р2: А женщине – без проблем (смеется)… Женщина – это (пауза) венец творения природы (смеется).

И: А почему ты так считаешь?

Р2: Наверное, потому, что я такая… женщина (смеется). […]

И: Ну а почему она все-таки венец творения? То есть она что, организована или устроена как-то сложнее или?..

Р2: Счас подумаю, почему я так сказала (смеется).

И: Да, почему ты так сказала (смеется)?

Р2: В силу того, что я девушка. Мне проще воспринимать женский пол, я не знаю, просто я не знаю мужскую психологию… Я не люблю, когда мужчина ставит себя выше женщины.

Очевидно, что фрагмент из этого интервью не является прямой реакцией на приведенные нами выше выдержки из глянцевых журналов, но весьма вероятно, что наша собеседница сталкивалась с подобным навязыванием или аналогичными рекомендациями в других источниках. Она выстраивает свою позицию как прямо противоположную глянцевой пропаганде, говорит об ных отношениях как о сотрудничестве равных, основанном на взаимном уважении и благоговении перед другой личностью. В противном случае, это не любовь, а сумасшествие. Причем гетеросексуальные отношения, с точки зрения респондентки, должны соответствовать еще более высокой планке этого стандарта, чтобы не быть унизительными для партнера-женщины. Наша interviewee в настоящий момент состоит в ных отношениях с женщиной, но не исключает возможности ного партнерства с мужчиной.

Сексуальный плюрализм в медийном дискурсе и плавающая сексуальность

Значительная часть популярных средств массовой информации, говоря о гендерных отношениях, создает образ гетеросексуального рая и самых разнообразных стских стереотипов мужского и женского. Однако последние десять лет альтернативные формы сексуальных контактов «проросли» через толстый слой воспроизводящихся в разных формах трюизмов относительно гетеросексуальности. Кроме того, российская музыкальная сцена поддерживает эти ростки. Некоторые популярные музыканты либо презентуют себя как ЖСЖ, либо являются таковыми согласно «народной молве» (Елена Погребижская (Butch), Земфира, Мара, «Ночные снайперы»). Большая часть наших ЖСЖ слушает Земфиру или Светлану Сурганову. Прослушивание музыки вдвоем и ее обсуждение является обычным элементом ритуала романтического свидания ЖСЖ. Когда их кумиры приезжают на гастроли, то все билеты обычно раскупаются. При этом, если концерт проходит в камерной обстановке (небольшой клуб), большинство посетительниц будут составлять ЖСЖ, которые выделяются из общей массы зрителей благодаря соответствующей внешности (кольца, пирсинг, асимметричные стрижки и т.д.).

Дискурс гомосексуальности в средствах массовой информации используется как «приправа» к обычному гетеросексуальному «меню», которая призвана привнести разнообразие в набор стандартных рецептов. Например, в одном из выпусков глянцевого журнала «Дорогой Новосибирск» была опубликована статья «Внимание! Женщина! Или кто в доме хозяин», основное содержание которой составляет набор гендерных стереотипов, таких как:

деловая женщина утрачивает способность заботиться о мужчине, который ценится ими больше других;

мужчины, партнерами которых являются деловые женщины, утрачивают свою витальность;

феминистки – это женщины, которые потерпели фиаско в отношениях с мужчинами.

В качестве гомосексуальной «интриги» данная статья снабжена врезкой, в которой сообщается:

Явление однополой любви часто ошибочно относят к […] проблемам социального и психологического характера. «Надо их лечить и перевоспитывать!» – такие «конструктивные» предложения еще несколько лет тому назад можно было услышать от вполне адекватных людей. Однако люди, которых можно отнести к гомосексуалистам, ничем не отличаются от нас. У них просто иная сексуальная направленность, а именно, на свой пол. Иногда четкая ориентация на свой пол прослеживается с детства. Мужчину как сексуального партнера не приемлют не потому, что он плохой, он обидел, он чего-то недодал. Как раз здесь нет защитной реакции. А широкий диапазон сексуальной приемлемости (бисексуальность) во многих случаях просто дань моде и здоровое любопытство (Внимание! Женщина!.. 2007: 12).

«Приправой» к предлагаемым тривиальным рецептам служит допущение о том, что гомосексуальность «нормальна», а бисексуальность следует воспринимать скорее как «здоровое любопытство» или «дань моде». Утверждение иллюстрируется фотографией двух женщин, позволяющей в воображении достроить сцену ного контакта. Такого рода публикации мы оцениваем как попытку региональных изданий следовать стилю столичных журналов. Некоторые торговые компании используют сексуализированные женские «дуэты» в рекламе.

Здесь стоит отметить, что героями подобных визуализаций всегда являются женщины, что указывает на гендерно-маркированный в визуальном выражении дискурс о «нормальности не-гетереосксуальной ориентации». Примеры сексуализированного образа мужчин-партнеров в российских массмедиа нами не обнаружены.

На данной стадии исследования мы не можем оценить реакцию потребителей массмедиа на подобную визуализацию. Очевидно, что коммерческое использование аналогичных дискурсов вольно или невольно приводит к расшатыванию гетеросексуальной матрицы как обязательной нормы.

Наряду с дискурсом о гомосексуальности существует параллельный дискурс о бисексуальности. Примером может послужить один из популярных региональных веб-сайтов «НГС.Новосибирск». В рамках данного сайта функционирует такой ресурс, как «SHE – женский интернет-журнал» – аналог бумажных шопинг-путеводителей. Однако помимо статей, адресованных потребителям, в нем можно найти и материалы по психологии и педагогике, в том числе и на тему гендерных отношений и сексуальности. Одна из таких публикаций посвящена женской бисексуальности (Незабудкина 2008). Автор статьи делает попытку объяснить феномен бисексуальности, а также дает рекомендации на случай возникновения гомосексуальных желаний. Общее отношение к бисексуальности у автора положительное. Сценарий бисексуального поведения рассматривается как результат индивидуального выбора:

Воплощать ли «запретные» фантазии в жизнь или подавить их в себе – дело сугубо индивидуальное. Дать гарантии о дальнейших последствиях и предсказать результат никто не сможет. По мнению [психотерапевта] Александра Федчука, новый опыт может открыть для женщины новое удовольствие, и она будет счастлива, а может заставить потом мучиться угрызениями совести: «Во втором случае это будет для нее проблемой, страданием, тогда она будет искать решения – сама или с врачом. Но то же самое может произойти в случае, если она не станет пробовать и решит подавить в себе это желание» (Незабудкина 2008).

В статье воспроизводится известный набор трюизмов: например, объяснение бисексуальности неудачей в выстраивании гетеросексуальных отношений. Но примечательно в ней то, что она призывает к толерантности по отношению к разным формам сексуальных отношений:

Если в кругу ваших знакомых оказалась бисексуалка, а вы этого не приемлете, постарайтесь быть терпимее и отнестись к ситуации с юмором. Как говорил знаменитый режиссер, король юмора Вуди Аллен: «Лично я гетеросексуален, но бисексуальность удваивает шансы пойти на свидание в субботу вечером» (Незабудкина 2008).

Вторая тема, которая обсуждается в статье, – это проблема категоризации. Психотерапевт рекомендует не отказываться от влечения к другой женщине, если оно вдруг возникает, но в то же время советует не награждать себя какими-либо ярлыками и не считать себя больным человеком или «будущей лесбиянкой».

Что делать, если вы чувствуете интерес не только к мужчинам, но и женщинам? Прежде всего, не стоит паниковать, клеймить себя позором и навешивать ярлыки. В отличие от мужчин, женщинам более свойственно обращать внимание на себе подобных, сравнивать, восхищаться, перенимать что-то новое. Иногда восхищение и желание подражать может привести к влюбленности. «Чаще всего эпизоды влюбленности воплощаются только в мастурбационных фантазиях и желании находиться рядом, не переходя к активным сексуальным действиям, – успокаивает [психотерапевт] Игорь Лях. – Если подобное произошло, не стоит думать, что это патология, которая обязательно приведет к гомосексуализму». Но даже если отношения зашли дальше, чем совместные походы в кино, не стоит считать себя больной или будущей лесбиянкой, уверяет психотерапевт: «Этот факт жизни может вообще ничего не значить и остаться в прошлом» (Незабудкина 2008).

Согласно нашим наблюдениям, бисексуальная самоидентификация действительно является способом обозначить свою альтернативную сексуальную идентичность. База знакомств веб-сайта sibgay.ru на 26 апреля 2008 года содержала 1877 анкет. Из этого числа 956 человек позиционируют себя как геи (мужчины), 540 – как бисексуалы, а среди оставшихся (381) присутствуют лесбиянки, транссексуалы и гетеросексуалы. Здесь стоит отметить, что нередки случаи, когда ЖСЖ в своих анкетах отмечают свою сексуальную идентичность как «гей», а не «лесби», «би» или «гетеро».

На начало 2010 года один из самых больших русскоязычных интернет-проектов, посвященных знакомствам (mamba.ru), насчитывает 3363 анкеты мужчин, которые хотят познакомиться с мужчинами в Новосибирске. В Красноярске подобных анкет найдено 2462 – почти на треть меньше. Девушек, желающих познакомиться с девушками в Красноярске, – порядка 2491, а в Новосибирске уже 3074. Такая количественная разница между городами объясняется, во-первых, тем, что Новосибирск больше Красноярска по численности населения почти в полтора раза. Кроме того, уровень развития Интернета в Новосибирске заметно опережает красноярские показатели. Важным здесь является и то, что очень многие владельцы анкет (к сожалению, подробную статистику сайт не выдает) ищут не только партнера своего пола, но также согласны на знакомство с противоположным полом или с парой М+Ж, М+М, Ж+Ж. Рассмотрим эту ситуацию на примере Новосибирска. Из 100 просмотренных нами мужских анкет в 55 заявляется о намерении иметь, помимо гомосексуального (с М или М+М), еще и бисексуальные знакомства (с Ж или М+Ж). Анкеты, в которых указаны все типы возможных ных контактов (порядка 4–5 из 100), чаще всего являются предложениями коммерческого секса. У девушек показатели еще более высоки: из 100 человек 89 готовы познакомиться не только с девушкой. При этом большинство анкет носит выраженный бисексуальный характер, их владельцы заявляют о намерении знакомства либо с девушкой, либо с парнем. Женщин, ищущих знакомства с парой, на порядок меньше, чем мужчин. Эта небольшая выборка может послужить хорошей иллюстрацией к нашей концепции плавающей сексуальности. Причем плавающей она является в гораздо большей степени у женщин.

Одна из наших бисексуальных ЖСЖ (Интервью № 8–9) описывает свой опыт следующим образом:

Р: Первый мальчик у меня был в 18 лет. То есть мне два месяца до 19 лет оставалось. Потом мы с ним расстались очень нехорошо, потому что ему больше понравилась, как обычно-стандартно-банально, моя подруга. Я ушла. Потом я как раз ушла из колледжа медицинского... Вышла на работу на следующий день, и потом в процессе познакомилась с нашим фотографом. Мы с ним несколько раз спали. Потом мы с ним так же разошлись. То есть он был старше меня на 24 года.

Другая респондентка (Интервью № 5) на определенном этапе жизни была замужем. Вот как она описывает свою мотивацию к заключению брака:

…У меня все так запутано в жизни, ты знаешь, я встречалась с парнем и я была уверена… вообще, я не хотела с ним встречаться. Мне сестра сказала: такой классный парень, че ты с ним не встречаешься? Я, такая, подумала: наверное, если он другим девчонкам нравится и они фонареют, то надо с ним встречаться срочно. Стали с ним встречаться. Единственное, что мне нравилось с ним – это секс. Вот все остальное было ужасным, вот.

Развлекательные и досуговые площадки (sites)

Досуговые площадки всегда многофункциональны. Известно, что рестораны, кафе, клубы и дискотеки являются не только развлекательными заведениями, но и традиционно служат местами поиска партнера «на одну ночь» или для более длительных отношений. Число различных клубов, баров, дискотек и боулингов в Новосибирске и Красноярске постоянно растет. Сфера развлекательных учреждений весьма динамична. Клубы открываются и закрываются, меняют свои названия, переезжают. Популярные в начале нулевых годов интернет-кафе сменяются серией кофеен и тематических (тéмных) кафе, в которых есть бесплатный Wi-Fi. Некоторые заведения имеют плохую репутацию. И, конечно же, подавляющее большинство развлекательных заведений коммерчески ориентированы. Часть из них принимает клиентов только отдельных гендерных групп либо устраивает специальные «дни» для таких групп. Например, один из новосибирких артхаус-клубов время от времени устраивает кинопоказы под названием «Голубые и розовые», посвященные фильмам о геях, лесбиянках, транссексуалах. Поддерживая эту традицию, петербургская организация «Выход» провела в Новосибирске кинофестиваль «Бок о Бок» под эгидой международной ЛГБТ-сети.

На подобные киносеансы приходят не только представители ЛГБТ, поскольку кинотеатр открыт для всех. Более ориентированными на конкретные гендерные категории являются клубы для мужчин и женщин «альтернативной сексуальности» (например, клубы «Точка» и «Наша Зона»).

Местные массмедиа ведут агрессивную рекламу таких развлекательных коммерческих учреждений, как ночные клубы, которые стали новой формой организованного досуга. В Новосибирске существуют два ЛГБТ-клуба со свободным входом и один с платным – плата за вход здесь может достигать 300 рублей (около 10 американских долларов на момент исследования). Также существует клуб с членскими взносами в размере порядка 6000 рублей, что делает подобную площадку «элитным» местом времяпрепровождения.

Отношение наших партнеров по проекту к ЛГБТ-клубам колеблется от одобрительного (клубы считаются пространством, свободным от контроля и подозрений) до негативного (в клубах видят источник насилия и агрессии). Некоторые из наших собеседниц предпочитают клубы открытым заведениям и чувствуют себя в них комфортно:

А в клубах… мне нравится. Такая тусовка. Мне там нравится только потому, что там можно не стесняясь, не оглядываясь на каких-то бабок на лавочке и так далее, просто можно обнять кого-то, поцеловать там, потанцевать как-то непристойно и так далее. То есть туда пришел, окунулся в эту среду, вышел опять – все, ты уже в обществе совершенно других людей, чем ты, это надо учитывать (Интервью № 6).

Подобная точка зрения выражена и в Интервью № 2: «Привлекает [в тéмных клубах], наверное, то, что не надо скрываться, никто там не будет приставать: «Ой! Мы вам дадим сто рублей, можно с вами сфотографироваться?»

Другая интервьюируемая, наоборот, воспринимает ЛГБТ-клубы и другие публичные локусы, где встречаются представители ЛГБТ (плешки), как места концентрации сплетен, где все знают друг друга, порой очень близко («все переспали друг с другом») и, следовательно, каждый шаг наблюдается и интерпретируется, то есть фактически контролируется. Большинство опрошенных нами молодых женщин не чувствуют себя в ЛГБТ-клубах или на плешках комфортно:

Туда мы зашли… так это ужасно было все. …Такая тяжелая давящая обстановка: смотришь – и они вот так все из углов на тебя волком смотрят… Вот у всех такой злобный взгляд. …Потом были еще в одном месте, в «Измаиле» [клуб в Красноярске]… Там более-менее понравилось, но из-за драк я там вообще этого не люблю… Обычно геи начинают скандалить с официантами и администраторами, а лесби – друг другу морды бить (Интерьвю № 10).

Также тéмные клубы и плешки могут расцениваться как место поиска партнеров на одну ночь или как среда искусственного (фальшивого) общения:

В клуб я не хожу. Вообще в принципе не хожу. То есть… ну, не хожу как-то. Не знаю, мне не хочется туда идти. Потому что… когда я была еще маленькая, да, в этом, я как-то сильно особо не понимала, что вообще происходит, а так просто как-то там… там разврат просто! И все. Ну, там все напиваются, потом там начинают что-то там, какие-то приставания, или что-то там, я не знаю, кто-то кого-то клеит, потом кто-то у кого-то утром просыпается. Ну, и как-то это… грязно, что ли. Поэтому я не люблю (Интервью № 7).

Интересно, что в Новосибирске главное публичное место встреч называется «Плаха» (площадь Ленина), а самое популярное тéмное кафе – «Наша Зона». Посетители этих мест дифференцированы по возрасту: на «Плахе» собирается молодежь, в то время как «Нашу Зону» посещают люди в возрасте до 50 лет. Многие наши ЖСЖ подчеркивают свое желание оставаться в стороне от «тематических» тусовок и заведений. Иногда посещение тéмных площадок вызвано чувством одиночества. Из Интервью № 2:

Ну в каждом городе, наверное, есть вот это место, которое называется самым ненавистным для меня словом, вот эта вот «тема» вот, этот вот кружочек, вот эта вот тусовка, так скажем. …Я никогда в ней не была. …Я поражаюсь таким людям, таким парам, которым наплевать на всех окружающих, они просто живут вместе отдельно. Ну, сейчас в силу того, что я осталась одна, я пошла-пошла, то есть я теперь в принципе здесь много с кем знакома, и меня это не напрягает.

Тéмные публичные места противопоставляются неформальным дружеским связям:

Ну, честно говоря, они [тéмные собрания] мне неинтересны. Я больше люблю общаться с людьми, которые мне близки по интересам там, по духу. А «тематические» собрания – там разные абсолютно люди собираются. У меня есть там друзья, конечно, геи-лесбиянки, но… чтобы я ходила там по клубам – не особо. Мне кажется, собираются там в массе своей обычные люди, но мне с ними как-то не особо интересно. Ну, то есть такие… для меня это все равно что в клуб пойти… что потусоваться с пацанами на лавочке или с девчонками такими простыми (Интервью № 4).

Подобные комментарии по поводу женских городских плешек повторяются и в других интервью. Например, участница Интервью № 6 оценивает плешки только как публичное место для выражения коллективной идентичности: «Все эти сборища… Я не люблю их в принципе. Мне смысл непонятен, зачем здесь собираться вообще. Вот просто чувствовать себя стаей, может быть».

Коллективная идентичность проявляется и во внешнем облике, и в манерах повдения ЖСЖ, но установленные каноны принимаются и одобряются далеко не всеми. Из Интервью № 6:

…A зачем вот атрибуты вообще нужны? Зачем нужна вот одна сережка? Зачем нужно кольцо? Это… всякие вот висюльки… эти вот асимметричные прически – для чего это все делается? Просто, чтобы узнавать своих в толпе, вот и все. Чтобы можно было выбрать элементарно и все. Но есть такие девушки, которые не… цепляют на себя какие-то знаки, и мне это нравится в людях, потому что человек просто такой… зачем кричать об этом всем подряд – он вот такой-то и такой? Потому что, если человек на себя вот это все нацепляет, надевает это все, статус лесбиянки – все это говорит о том, что он играет что ли… не по-настоящему маленечко это все.

«Лесбийский» гендерный дисплей, по мнению наших респонденток, преобразует «реальную» жизнь в игру, в некий эксперимент, и в то же время рассматривается как маркер идентичности, служащий для узнавания «своих» в публичном пространстве.

Континуум «Любовь – дружба»

Наши ЖСЖ рассматривают ные дружеские отношения как альтернативу коммуникации в публичном пространстве. Первое, что делает одна из наших ЖСЖ, когда переезжает жить в другой город, – ищет друзей: «Когда я переехала на Дальний Восток, я решила, что я Чебурашка, который ищет друзей. И я пошла в Интернет и начала искать девушек-друзей, просто знакомых, с которыми я могла бы веселиться» (Интервью № 5).

Ассоциация с Чебурашкой здесь, видимо, не случайна. Любимый всеми герой мультфильма не только искал друзей, как наша собеседница, он – существо неопределенного пола, трогательное и внушающее симпатию. И хотя Эдуард Успенский, придумавший Чебурашку, в одном из своих интервью сказал журналисту, что Чебурашка «мужик», мнения интернет-публики разошлись. Некоторые отнесли его к существу среднего рода – «оно» (Какого пола Чебурашка… 2007), большая часть отвечавших на этот вопрос предложила абсурдные ответы, типа «Чебурашка – это женщина-еврейка» или «Чебурашка – это первый российский покемон», улавливая элемент странности в этом, вероятно, первом общенародном квир-образе¹.

Когда Джефри Уикс, Брайан Хифи и Кэтрин Донован обсуждают важность друзей в однополых ных отношениях, они подчеркивают, что для их информантов было важно, что друг – это человек, которого выбираешь, причем выбираешь среди людей не из самого близкого окружения, например, не из семьи (Weeks, Heaphy, and Donovan 2001: 62). Подобный подход мы обнаруживаем также и у девушек, беседовавших с нами: «Друг – это тот человек… которого я никогда не забываю, с которым я постоянно созваниваюсь. И выбираю его, там, из массы других. Мне кажется – так. Ну с тем, с кем… кто проверен годами, и мне с ним постоянно хочется общаться» (Интервью № 4).

Сексуальные и дружеские связи порой приобретают сложные конфигурации в жизни наших interviewee. Одна из респонденток (Интервью № 7) имеет двух лучших друзей – мужчину и женщину. Женщина изначально была ее соперницей в отношениях с этим мужчиной, и наша собеседница испытывала к ней неприязнь. Но у женщины возникли трудности с жильем, и наша собеседница приютила ее у себя, а после того, как любовные отношения с мужчиной себя исчерпали, девушки стали друзьями. На момент участия в нашем исследовании они уже разрабатывали совместный план переезда в другой город. Из интервью:

Она мне как младшая сестра… Чувствует, когда мне больно, когда мне плохо. Она знает, что со мной делать в период депрессии. Она там…. ну, она меня знает, вообще, она знает настолько, что вот я ей соврать, я ей даже соврать не смогу. Потому что она знает, когда я ей вру. Я знаю, когда она врет мне. Я тоже чувствую ее, я знаю, когда ей плохо, когда ей больно.

Иногда бывшие любовники составляют круг близких друзей. Один из нарративов наших ЖСЖ (Интервью № 8–9) демонстрирует развитие отношений от соседских к ным и сексуальным и заканчивающихся дружбой. Джефри Уикс, Брайан Хифи и Кэтрин Донован рассматривают такие случаи преемственности между разными формами близких отношений как типичные для негетеросексуальной среды (Weeks, Heaphy, and Donovan 2001: 63).

Интернет-сайты как альтернатива городским коммуникативным площадкам

Компьютерные технологии обеспечивают свободу «играть, исследовать и открывать то, что невозможно в повседневной жизни» (Waskul 2006: 268). Опрошенные нами девушки используют Интернет в качестве пространства, альтернативного реалу – городским «тематическим» местам. На многих сайтах знакомств и общения существует специальный раздел для людей с «альтернативной» сексуальностью. Анонимная коммуникация за рамками «реального пространства» позволяет им избегать стигматизации, которая сопряжена с соответствующим гендерным дисплеем и/или фактом нахождения в «тематическом» клубе или дискотеке. Наши ЖСЖ находят себе друзей и партнеров с помощью Интернета. Интернет-форумы густо населены и предоставляют для этого широкие возможности.

На одном из межрегиональных форумов анонимная дискуссия, посвященная одному из вариантов плавающей сексуальности, – перехода ЖСЖ к гетеросексуальным контактам (от «тéмной» девочки к «натуралке») – вызвала эмоциональные и содержательные отклики (Из «темы» в натуралы – возможно ли такое?! 2008). Мнения, высказанные участниками форума, порой довольно афористичны: «Любовь не имеет пола», «Если ты счастлив, значит, у тебя правильная ориентация». Обсуждение на региональных форумах было не столь широким, как на межрегиональном, но тоже оживленным. Участники форума делились собственным опытом, а также рассказывали истории из жизни своих друзей, которые имели опыт перехода от однополых к гетеросексуальным сценариям отношений. На другом сибирском сайте широко обсуждалась тема эффективности интернет-знакомств для установления прочных отношений (см., например, дискуссию «Как вы считаете?..» 2008).

Одна из наших ЖСЖ рассказала нам историю любви в лесбийской паре. Эта история похожа на римейк истории о гетеросексуальной паре из книги польского писателя Януша Вишневского «Одиночество в Сети» (2001). Главный герой романа, биолог, знакомится в интернете с женщиной. Благодаря их интенсивному виртуальному общению они многое узнают друг о друге и начинают испытывать влечение друг у другу. Затем встречаются в реальности и их отношения разворачиваются в реальном пространстве. Одна из наших ЖСЖ Лена из Красноярска пережила в своей жизни события, похожие на сюжет этого романа. Она познакомилась с Лизой в Интернете и в ходе виртуального общения почувствовала, что влюбилась в нее. Лиза жила в Иркутской области и пригласила Лену приехать в гости, чтобы познакомиться в реальности. Денег на поездку у Лены не было. Неожиданно помощь предложила Катя, которая была влюблена в Лену, она-то и спонсировала ее поездку. Поездка приняла драматический оборот, потому что Катя приняла решение ехать вместе с Леной в последний момент, не имея при этом с собой ни документов, ни достаточного количества денег. И хотя расстояние, которое преодолели сибирячки, было короче того, которое преодолевали герои Вишневского, отправившись на встречу в Париж из Нью-Йорка и Варшавы, история наших ЖСЖ носит не менее романтический и не менее авантюрный характер, чем сюжет упомянутого романа. Лена была очарована и перспективой реальной встречи с Лизой, и верностью своей подруги Кати. Встреча виртуальных любовниц в реальном пространстве на Байкале стала своего рода испытанием для них обеих. Присутствие рядом Кати на протяжении всего этого времени добавляло ситуации и пикантности, и напряжения одновременно. Благодаря этому опыту со временем отношения между Лизой и Леной стали более близкими.

Эта история вполне могла бы стать основой сюжета телевизионного сериала. Для нас же она важна тем, что показывает, как благодаря Интернету расширяются мобильность и коммуникативные границы обычных горожанок в реале, а также свобода саморепрезентации.

Однако свобода, которую обеспечивает пространство Интернета, и продолжение интернет-коммуникации в реале имеют свои границы. Границы определяются, в частности, потребностью в безопасности, которая возникает на стадии перехода контактов из виртуала в реал. На первых этапах развития Интернета, как отмечает один из авторов сибирского публицистического журнала «60 параллель» Анна Сысоева, участники социальных интернет-сетей увлекались играми в идентичность. Однако со временем стало ясно, что эффективность коммуникации в Интернете зависит от степени открытости коммуникантов в данном сетевом сообществе, так как открытость «повышает общий уровень доверия внутри самой сети. Поэтому предполагается, что твой текст будет правдив, то есть он будет максимально напоминать того, кем ты видишься обитателям реального, внесетевого мира». Среди «теоретиков интернет-коммуникаций» существует мнение, что Интернет служит местом маскарада идентичностей. Сысоева с этим мнением не согласна. «Жители социальных сетей», по ее мнению, не всегда стремятся использовать возможности игры в идентичность: «адекватность и содержательность коммуникации более значимы», чем возможность манипулировать саморепрезентацией (Сысоева 2009: 43).

Аналогичного мнения придерживается одна из наших информанток. Она считает, что характер коммуникации в Интернете за последнее время существенно изменился. Укрупнение сайтов знакомств, их слияние приводит к тому, что число анкет на одном сайте становится настолько большим, что для их просмотра нужен, по крайней мере, день. В этом случае принципиальным условием эффективной коммуникации становится наличие в анкете фотографии, обеспечивающей доверие к автору. Анкета без фотографии «неконкурентоспособна». «Чем больше ты о себе напишешь, тем лучше – к тебе больше доверия. Особенно в гомосексуальной среде», – подчеркнула наша собеседница. Эту же мысль журнал «Cosmopolitan Сибирь» внушает своим читателям, желающим обзавестись контактами через сайты знакомств: «Вывешивай фотографии, максимально приближенные к действительности, чтобы тебя могли легко опознать при встрече и не обвинять в плагиате»; «Анкету нужно заполнить полностью и с чувством юмора – тогда на тебя обратят внимание гораздо больше человек»; «Не ври насчет целей твоего пребывания на сайте…» (Бербеницкая 2006: 24).

Однако существенное, на наш взгляд, отличие гетеросексуального контекста от контекста ЖСЖ в том, что сексуальное экспериментирование в последнем случае может сыграть роль мягкого каминг-аута² и тем самым послужить способом сексуальной идентификации.

Заключительные замечания

Настоящее пилотное исследование основано на двенадцати фокусированных интервью, проведенных с молодыми женщинами в возрасте от 20 до 28 лет, живущими в Красноярске и Новосибирске, на разговорах с информантками, принадлежащими к гей-лесбийским средам в этих городах, а также на разнообразных медийных материалах. Все наши партнеры по проекту имеют опыт ных отношений с другими молодыми женщинами. Поэтому мы называем их женщинами, имеющими сексуальные отношения с женщинами (ЖСЖ). На данный момент нами не выявлено значимых различий между опытом ЖСЖ из Новосибирска и опытом ЖСЖ из Красноярска.

Близкие отношения, о которых нам рассказывали наши партнеры по проекту, имеют самый разный характер: дружба, поддержка в практических делах, романтическое увлечение, продолжительные сексуальные отношения, короткие опыты ных контактов, устанавливаемых ради генитального удовольствия, а также комбинации вышеперечисленного. Для наших ЖСЖ, состоящих в относительно постоянных союзах, сексуальные отношения обладают самостоятельной ценностью и воспринимаются как отличные от романтической любви. Наше исследование показывает, что в некоторых случаях ные контакты между ЖСЖ определяются ситуацией. Например, эротизированная дружба возникает между девушками, когда они вынуждены по каким-то причинам жить вместе.

Большинство из наших собеседниц демонстрируют плавающую сексуальность. Она из формул плавающей сексуальности – Shift-F2, то есть переход от отношений с мужчинами к отношениям с женщинами, которые кажутся им более близкими и романтичными, а также более насыщенными в плане сексуального удовольствия. Однако плавающая сексуальность не всегда исчерпывается данной формулой, так как некоторые из ЖСЖ продолжают сексуальные отношения с мужчинами и/или не исключают их в будущем.

Отношения с родителями складываются у наших информанток по-разному. Некоторые из них имеют высокую степень географической мобильности и предпочитают жить отдельно от родителей. В этом случае они относительно свободны от нормативного контроля со стороны родителей. Отношения с родителями бывают напряженными в тех случаях, когда мать и отец отказываются принять «альтернативную» сексуальную оринтацию своего ребенка. Только одна из 12 опрошенных нами ЖСЖ имеет хорошие отношения с родителями, которые знают о ее сексуальной ориентации и даже знакомы с ее партнершей.

Хотя все наши собеседницы практикуют секс с женщинами, они очень редко называют себя лесибянками и стараются избегать любой самоидентификации (дайк, буч, фея). «В Интернете я лесбиянка», – говорит одна из них. Но это в данном случае условная метка, нужная для установления контактов с другими ЖСЖ. На практике же такая девушка вполне может демонстрировать, например, бисексуальный сценарий, что, в свою очередь, также подтверждает текучесть данного типа сексуального поведения.

Консьюмеристские массмедиа и шоу-бизнес эксплуатируют тему гомосексуальной ности, вводя ее в контекст расширения диапазона сексуальных удовольствий. ные контакты между женщинами трактуются не как реализация лесбийской идентичности. Их рекомендуется воспринимать как сексуальный эксперимент, сопутствующий современному стилю жизни. Подобную политику СМИ можно считать компромиссом между существующими ными практиками и нормативной гетеросексуальностью.

Поставщики развлечений и досуга сегодня принимают в расчет интересы разных гендерных групп и могут предоставлять площадки для общения людей со специальными ными запросами. В отличие от Запада (особенно США), где эволюция специализированной барной и клубной культуры привела к открытой ЛГБТ-идентичности и гей-парадам (Esterberg 1996: 383), аналогичных масштабных сдвигов в России пока не наблюдается.

Большинство наших информантов критически оценивают атмосферу специализированных досуговых заведений, несмотря на то, что зачастую сами их посещают. По нашему мнению, это вызвано тем, что ЖСЖ стараются избегать ярлыков и категоризации, которые по умолчанию возникают в «тематическом» коммуникативном пространстве. По этой же причине некоторым из них не нравится «лесбийский» гендерный дисплей. Избыточная символическая самоидентификация воспринимается нашими партнерами по проекту как имитация «аутентичности» и потому ставится под сомнение. Такое отношение, вероятно, коренится в протесте против нормативных режимов, которые основаны на категоризации (Butler 1991), и согласуется с плавающей сексуальностью.

Способом избежать категоризации, которая в публичном пространстве влечет за собой стигматизацию и маргинализацию, является переход к Интернету как площадке для знакомства и общения. Интернет-коммуникация изменяет ритуалы знакомства и ухаживания и способствует развитию Shift-F2-сценария сексуального поведения. Несмотря на более широкие возможности общения и отсутствие дресс-кода для вхождения в это социальное пространство, Интернет привносит свои структурные ограничения в саморепрезентацию. Эти структурные ограничения связаны с опосредованностью первичного контакта и вытекающей отсюда повышенной потребностью во взаимном доверии. Для эффективной коммуникации и установления отношений доверия с потенциальным коммуникантом необходимо быть максимально открытым в своих анкетных данных и предъявить свою фотографию. Поэтому каминг-аут в Интернете становится в известном смысле императивом, идущим от соображений безопасности.

Возникает вопрос, насколько различаются ритуалы интернет-знакомства в случае гомо- и гетеросексуальных контактов? Может ли Интернет помочь преодолеть другие социальные барьеры, например, барьеры между гетеросексуалами из разных социальных слоев? Возникают и другие вопросы, например: связан ли Shift-F2 c ролью сексуальных практик в социализации подростков, с сексуальным поведением молодых мужчин, с эротическим любопытством?

Ответить на эти вопросы было бы возможно, если бы научный анализ успевал за быстро изменяющимися практиками, в том числе коммуникативными. В российском контексте анализ сексуальности, к сожалению, осложняется тем, что исследования ных практик, выходящих за рамки семейных отношений, все еще воспринимаются как попытка легитимизации извращения и распада. Даже представляющие угрозу заболевания, передающиеся половым путем, и нависшая тень эпидемии СПИДа не способствуют тому, чтобы государство финансировало исследования сексуальности (Кон 2004: 30–31). Таким образом, многое предстоит сделать не только в плане интенсификации эмпирических исследований, но и в плане обоснования их академической и практической значимости.

БИБЛИОГРАФИЯ

Апресян, Рубен. 2005а. Идеал романтической любви в «постромантическую эпоху» // Этическая мысль: Ежегодник / Под ред. Абдусалама Гусейнова. Вып. 6. М.: ИФРАН. С. 201–218.

Апресян, Рубен. 2005б. Рецензия на книгу: Э.Гидденс «Трансформация ности: Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах» (Пер. с англ. В. Анурина) // Вопросы философии. № 2. С. 187–189.

Бакулина Л. 2008. Чего хотят мужчины // Академ-сити. Академгородок в глянцевом формате, № 1 (21). С. 21–24.

Бербеницкая, Анна. 2006. Любовные сети // Cosmopolitan Сибирь. Июнь. С. 22–25.

Внимание! Женщина! Или кто в доме хозяин. 2007 // Дорогой Новосибирск. Новосибирск, № 7/22. С. 12–13.

Гейдар, Лайма и Анна Довбах. 2007. Быть лесбиянкой в Украине: обретая силу. Киев: ИОЦ «Женская сеть».

Гурова, Ольга. 2003. «Тату» (или репрезентация женской гомосексуальности в современной российской массовой культуре) // Гендерные исследования. № 9. С. 194–200.

Из «темы» в натуралы – возможно ли такое?! 2008 // В Контакте. http://vkontakte.ru/board.php?act=topic&tid=6644724. Дата обращения: 20.03.2010.

Как вы считаете? К чему приведет знакомство по online-сети? 2008 // SibDating.ru. www.sibdating.ru/forum/viewtopic.php?t=931&postdays=0&postorder=asc&start=30. Дата обращения: 12.03.2010.

Какого пола Чебурашка и сколько ему лет? 2007 // Ответы@Mail.Ru. http://otvet.mail.ru/question/5805316. Дата обращения: 20.03.2010.

Кон, Игорь. 2004. Сексология. М.: Академия.

Мигулева, Ольга. 2009. Темные секреты // Shop&Go-Новосибирск. № 1(15). Январь. С. 70–73.

Нартова, Надежда. 1999. Молодежная лесбийская культура в Санкт-Петербурге // Молодежные движения и субкультуры Санкт-Петербурга. Социологический и антропологический анализ / Под ред. Владимира Костюшева. СПб.: Норма. Т. 1. С. 209–226.

Нартова, Надежда. 2004. Лесбийские семьи: реальность за стеной молчания // Семейные узы: модели для сборки: В 2 кн. / Под ред. Сергея Ушакина. М.: Новое литературное обозрение. Кн. 1. С. 292–315.

Нартова, Надежда. 2004а. «Про уродов и людей»: гетеросексуальность и лесбийство» // Гендерные исследования. Харьковский центр гендерных исследований. № 10(2). С. 197–206.

 

Незабудкина, Лера. 2008. Generation «БИ» // SHE – женский интернет-журнал. http://she.ngs.ru/news/more/36121. Дата обращения: 15.02.2010.

Омельченко, Елена. 2002. Изучая гомофобию: механизмы исключения «другой» сексуальности в провинциальной молодежной среде // В поисках сексуальности / Под ред. Елены Здравомысловой и Анны Темкиной. СПб.: Дмитрий Буланин. С. 452–468.

Омельченко, Елена. 2004. Размытое начало: гомодебют в контексте сексуального сценария // Гендерные исследования. www.genderstudies.info/telo/telo_sexs6.php. Дата обращения: 12.01.2010.

Роткирх, Анна. 2002. Любовь со словами и без слов: опыт лесбийских отношений в позднесоветский период // В поисках сексуальности / Под ред. Елены Здравомысловой и Анны Темкиной. СПб.: Дмитрий Буланин. С. 452–469.

Сысоева, Анна. 2009. Человек в виде текста. Опыт автоэтнографического описания «жизни в сети» // 60 параллель. № 3(34). С 40–45. Электронная версия: www.intelros.ru/readroom/60_paralel/-3-34-2009/4369-chelovek-v-vide-teksta.html. Дата обращения: 20.02.2010.

Темкина, Анна. 2008. Сексуальная жизнь женщины. Между подчинением и свободой. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Чанцев, Александр. 2007. «Отношение к страсти» (лесбийская литература: от субкультуры – к культуре) // Новое литературное обозрение. № 88(6). С. 234–269.

Barchunova, Tatiana. 2010. “Shift-F2: Female-to-Female Intimacy Off-Line and On-Line (Krasnoiarsk and Novosibirsk Cases).” Anthropology of East Europe Review 28(2):242–270. http://scholarworks.iu.edu/journals/index.php/aeer/article/viewArticle/940. Дата обращения: 12.02.2010.

Bauman, Zygmunt. 2003. Liquid Love: On the Frailty of Human Bonds. Cambridge: Polity Press; Blackwell Publishing Ltd.

Blackwell Reference Online. 2007. www.blackwellreference.com/public/tocnode?id=g9781405124331_chunk_g978140512433122_ss1-23.

Butler, Judith. 1991. “Imitation and Gender Insubordination.” Pp. 13–31 in: Inside/Out. Lesbian Theories, Gay Theories. Edited by Diana Fuss. New York and London: Routledge.

Diamond, Lisa. 2008. Sexual Fluidity: Understanding Women’s Love and Desire. Cambridge, MA; London: Harvard University Press.

Esterberg, Kristin G. 1996. “Gay Cultures, Gay Communities: The Social Organization of Lesbians, Gay Men, and Bisexuals.” Pp. 377–392 in: The Lives of Lesbians, Gays, and Bisexuals: Children to Adults. Edited by Ritch C. Savin-Williams and Kenneth M. Cohen. Forth Worth, TX; San Diego, California; etc.: Harcourt Brace College Publishers.

Frye, Marilyn. 1990. “Lesbian ‘Sex’.” Pp. 46–54 in: Lesbian Philosophies and Cultures. Edited by Jeffner Allen. New York: State University of New York Press.

Giddens, Antony. 1992. The Transformation of Intimacy: Sexuality, Love, and Eroticism in Modern Societies. Stanford: Stanford University Press.

Luhmann, Niklas. 1986. Love as Passion. The Codification of Intimacy. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

Nartova, Nadezhda. 2004. “Lesbians in Modern Russia: Subjectivity or Soviet Practices of Hypocrisy?” Pp. 189–198 in: Gender and the (Post) «East»/«West» Divide. Edited by Mihaela Frunză and Theodora-Elisa Văcărescu. Cluj-Napoca: Limes.

Omel’chenko, Elena. 1999. “New Dimensions of the Sexual Universe: Sexual Discourses in Russian Youth Magazines.” Pp. 99–133 in: Gender and Identity in Central and Eastern Europe. Edited by Chris Corrin. London: Frank Cass.

Omel’chenko, Elena. 2000. “My Body, My Friend? Provincial Youth between the Sexual and the Gender Revolutions.” Pp. 137–167 in: Gender, State and Society in Soviet and Post-Soviet Russia, Routledge. Edited by Sarah Ashwin. London: Routledge.

Pipher, Mary. 1994. Reviving Ophelia. Saving the Selves of Adolescent Girls. New York: Ballantine Books.

Richardson, Diane. 1992. “Constructing Lesbian Sexualities.” Pp. 187–199 in: Modern Homosexualities. Fragments of Lesbian and Gay Experience. Edited by Ken Plummer. London and New York: Routledge.

Seideman, Steven, Nancy Fischer, and Chet Meeks (eds.). 2006. Handbook of the New Sexuality Studies. London and New York: Routledge.

Stella, Francesca. 2004. “Images of Sexuality and Sexual Diversity in the Russian Press.” E-sharp Journal, issue 3, Spring. www.sharp.arts.gla.ac.uk/issue3.php. Дата обращения: 1.02.2010.

Stella, Francesca. 2007. “The Right to be Different? Sexual Citizenship and its Politics in Post-Soviet Russia.” Pp. 146–165 in: Gender, Equality and Difference During and After State Socialism. Edited by Rebecca Kay. Basingstoke: Palgrave Macmillan.

Stella, Francesca. 2008. “Homophobia Begins at Home: Lesbian and Bisexual Women’s Experiences of the Parental Household in Urban Russia.” Kultura 2:12–17 (Queer Issue). www.kultura-rus.de. Дата обращения: 12.02.2010.

Turner, Bryan S. 2000. “Love as Risk: Outline of a Sociology of Love.” Pp. 15–45 in: Embodying Culture. Perspectives on Transformations of Gender, Health and Sexuality in the Complex Society. Edited by Ann Kristin Carlström, Lena Gerholm, and Ingrid Ramberg. Tumba: Multicultural Centre, Botkyrka, Department of Ethnology, Stockholm Univeristy.

Waskul, Dennis D. 2006. “Internet Sex: the Seductive ‘Freedom to’.” Pp. 262–270 in: Handbook of New Sexuality Studies. Edited by Steven Seidman, Nancy Fischer, and Chet Meeks. London; New York: Routledge.

Weeks, Jeffrey, Brian Heaphy, and Catherine Donovan. 2001. Same Sex Intimacies. Families of Choice and Other Life Experiments. London; New York: Routledge.

Weinberg, Martin S., Collin J. Williams, and Douglas W. Pryor. 1994. Dual Attraction: Understanding Bisexuality. New York: Oxford University Press.

 

Список интервью³

Интервью № 1 – 28 лет, Новосибирск (ICQ) (19.06.07 – 20.06.07)

Интервью № 2 – 20 лет, Красноярск (1.07.07)

Интервью № 3 – 25 лет, Красноярск (1.07.07)

Интервью № 4 – 22 года, Новосибирск (26.07.07)

Интервью № 5 – 24 года, Новосибирск (26.07.07)

Интервью № 6 – 23 года, Красноярск (31.08.07)

Интервью № 7 – 22 года, Красноярск (31.08.07)

Интервью № 8 – 26 лет, Красноярск (1.09.07)

Интервью № 9 – 25 лет, Красноярск (1.09.07)

Интервью № 10 – 25 лет, Красноярск (2.09.07)

Интервью № 11 – 22 года, Новосибирск (ICQ) (24.11.07)

Интервью № 12 – 20 лет, Красноярск (5.02.08)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

стические источники не позволяют сделать вывод о процентном соотношении смешанных семей по этническим группам. Например, нет информации о количестве таджикско-русских семей в разные периоды истории советского Таджикистана. На мой взгляд, именно эти количественные данные выступают основным показателем появления качественно новых практик в сфере брака и семьи в советский период. Поскольку браки таджиков с представителями различных тюркских этнических групп мусульманского вероисповедания были довольно распространенным явлением в северных и некоторых южных регионах республики (Абашин 2007), для Советского государства представляли интерес именно браки между таджиками и русскими (русскоязычными), то есть представителями разных культур. Как пишет Адриенн Линн Эдгар, «браки между мусульманами Средней Азии и европейцами в особенности рассматривались советскими теоретиками как важный фактор, способствующий “модернизации” этого региона и постепенному стиранию различий между ним и остальными частями СССР» (Эдгар 2008: 97). Интернациональные семьи создавались в основном между представителями разных народов, но гражданами государства СССР, браки с иностранцами случались редко. Следует отметить, что это один из признаков различия межэтнических браков советского и постсоветского периодов.

Другая отличительная черта заключается в том, что в советский период в Таджикистане инициаторами межэтнических браков выступали обычно мужчины, поскольку они обладали географической и социальной мобильностью (учеба в вузах, служба в армии, работа на всесоюзных стройках) и, следовательно, были в бóльшей степени свободны от контроля родительской семьи, чем женщины. Браки мужчин-таджиков с русскими (русскоязычными) женщинами были самыми распространенными, и отношения в них развивались по трем основным сценариям. В первом случае такая семья по всем характеристикам относилась к среднестатистической советской семье, модернизированной по советскому типу, в большой степени русифицированной, где доминировала нетаджикская и немусульманская идентичность. Члены семьи общались преимущественно на русском языке, русские (русскоязычные) жены сохраняли прежний стиль и образ жизни. Дети в таких семьях вырастали со слабо выраженной таджикской этнической идентичностью и в большинстве случаев кроме отчества и фамилии ничего общего с этническим наследием не имели. Среда их социального взаимодействия с другими индивидами и группами в основном была русифицированной как в приватной, так и в публичной сфере. Так называемые метисы выбирали себе брачных партнеров из числа этнически русских (русскоязычных) или этнически смешанных семей.

Если посчитать, в нашей семье есть представители почти всех национальностей. Смотрите, мой папа таджик, мама русская, брат женился на татарке, даже нет, она тоже метиска, у нее только мама татарка, а отец хохол, я вышла замуж за армянина, сестра была первый раз замужем за немцем, потом за узбека вышла, мой зять тоже метис. Вот такая интернациональная у нас семья получается (женщина, 56 лет).

Неслучайно в период массовой миграции русских (русскоязычных) из Таджикистана (в начале и середине 1990-х годов) большинство представителей таких семей выехали на постоянное место жительства в Российскую Федерацию или другие европейские страны.

Другой вариант смешанных браков предполагал адаптацию русских (русскоязычных) женщин, вышедших замуж за таджиков, к местной культурной среде. Обычно этому способствовала культурная изоляция от русифицированного городского сообщества, постоянное проживание в сельской местности, в традиционной культурной среде этнических таджиков. Из газетной публикации:

…кишлак Хасани находится в десяти километрах от районного центра. Обычный таджикский дом. Хозяйка дома ничем не отличается от ста других таджикских женщин, одетая в национальную одежду, большой повязанный платок, только светлые глаза и незначительный акцент свидетельствовали о том, что перед нами – явно не таджичка. Дина Пешкова живет здесь с 1967 года, со времени, когда ее будущий муж Шоди Камолов после армии привез ее из Мокроусского района Саратовской области. Она приняла исламскую религию, родила 10-х детей и почти забыла свой родной язык.

Как правило, такие семьи были максимально интегрированы в культурную среду локального сообщества и не вызывали отторжения и/или неприятия с его стороны, что в конечном счете обеспечивало им и их детям гармоничное сосуществование.

Украинская женщина Валентина Саух очень тесно вжилась в таджикскую культуру. Она знает и соблюдает таджикские обряды, в совершенстве владеет таджикским языком. Кульминационным моментом в восприятии чужой культуры является то, что она, христианка по рождению, приняла для себя решение, что ее будут хоронить, как мужа – по мусульманскому обряду (Мягкая 2003: 129).

Описанные выше сценарии представляют собой полярные варианты одного и того же явления. В смешанных семьях такого типа культурно доминирует этническая идентичность одного из супругов, в первом варианте – этническая идентичность русской (русскоязычной) жены, во втором – мужа-таджика. В то же время нередко встречались и такие интернациональные семьи, в которых этнически-культурные среды обоих супругов имели равные позиции:

Я одновременно хорошо знала и таджикский, и русский языки. Говорила с отцом по-таджикски, с мамой на русском. Дома надевала таджикское платье и штаны, но в школу ходила в кофте и юбке. Мама тоже так одевалась (женщина, 46 лет).

В целом в советском публичном пространстве межэтнические браки имели ряд преимуществ политического и социально-культурного характера, так как с позиции советской идеологии они считались прогрессивными (Эдгар 2008: 93–123). Например, браки с русскими (русскоязычными) женщинами служили своего рода гарантией успеха в советской социальной иерархии. Как правило, русские (русскоязычные) жены работали, соответственно, вносили свой вклад в материальное обеспечение семьи, при этом в семье было не более 2–3 детей. Это, в свою очередь, давало возможность мужчинам посвятить себя карьерному росту, не концентрируясь исключительно на проблемах жизнеобеспечения семьи. Не случайно интернациональные семьи в основном встречались в среде советской номенклатурной элиты или интеллигенции. Многие из таджиков, заключавших межнациональные браки, были воспитанниками детских домой, интернатов, с детства находились вне влияния и контроля родственной семьи и авлода, в ситуации полной или частичной изоляции от локального традиционного сообщества.

Время показало, однако, что этнически смешанные браки, по сравнению с моноэтническими семьями, имели неустойчивую перспективу. Нередко мужчины-таджики в определенном возрасте (старше 40 лет) разводились с русскими (русскоязычными) женами и женились на местных женщинах, стараясь восстановить свою этническую идентичность:

Папа развелся с мамой, когда мне было 20 лет. Я тогда долго обижалась на него, но потом я его поняла, когда он сказал, что вынужден был жениться на таджичке, чтобы его потом могли достойно похоронить как мусульманина (женщина, 46 лет).

В некоторых случаях причиной распада семей становился вопрос выбора места жительства. Особенно актуальным этот аргумент стал в начале 1990-х годов в период гражданской войны и социально-экономической нестабильности, охватившей страну, когда русские (русскоязычные) супруги старались эмигрировать из Таджикистана:

Если не эти события, то, наверное, жена с детьми не уеали бы в Россию, а я не мог поехать с ними, сомнения были разные… как я буду там жить… где работать, в таком возрасте трудно что-то менять в своей жизни… (мужчина, 60 лет).

Случались (редко) и браки таджичек с русскими (русскоязычными) мужчинами. Возможно, первым таким случаем стал брак русского офицера и таджикской девушки из Памира по имени Озода Назарова в начале XX века. Подобные брачно-семейные союзы как единичные отмечались и в 1930–40-е годы. Как правило, таджикские женщины, осмеливавшиеся на такой брак, уже имели маргинальный статус: они были артистками, танцовщицами и в общественном сознании приравнивались к публичным женщинам. Начиная с 1960-х годов, наблюдались интернациональные браки таджичек-студенток вузов Москвы, Ленинграда и других крупных городов СССР. Нередко женихи выбирались из числа студентов-иностранцев, в том числе немусульманского вероисповедания. Несмотря на то, что смешанные браки таджикских женщин особо не афишировались, а в некоторых случаях даже скрывались, остаться незамеченными для окружающих они не могли. Такие браки вызывали не только активный протест семьи и авлода, но и публичное осуждение от всего сообщества. По исламским канонам, допускаются (хотя и не приветствуются) браки мужчин-мусульман с приверженками христианства и иудаизма, но мусульманкам запрещено вступать в брак с какими бы то ни было мужчинами, кроме тех, которые исповедуют ислам (Любовь и секс в Исламе 2004: 151). Существовало своего рода табу на возможные ные или романтические отношения женщин-таджичек с русскими (русскоязычными) мужчинами.

По данным переписи 1979 года, русские составляли 10,4% населения Таджикской ССР, и еще 6,2% населения были представителями других этнических групп немусульманского вероисповедания – вместе они и составляли так называемое русскоязычное население (Советский Таджикистан… 1984: 20). Основная часть русскоязычных проживала в Душанбе (столице страны) и других городах. Несмотря на то, что в городах пространственная среда публичного взаимодействия была тесной, русские и коренные таджики редко пересекались в приватной сфере и не могли проявить друг к другу личный интерес. Как отмечает российский социолог Анна Темкина в своем исследовании сферы сексуальных отношений в Таджикистане, приватные сферы этнических сообществ были отделены друг от друга (Темкина 2008: 100). На мой взгляд, это было связано с тем, что вплоть до позднесоветского периода (конец 1980-х – начало 1990-х годов) в таджикском обществе приватная сфера сохраняла гораздо более сильные черты патриархальности/патриархатности, чем публичная. Культура традиционной мужественности/женственности по своему внутреннему содержанию оставалась почти неизменной, как и патриархатная гендерная идеология. Двойные стандарты поведения явно просматривались именно в приватной сфере, то есть в чувственно-сексуальных и брачно-семейных отношениях мужчин и женщин. Общество терпимо принимало нарушение традиционных норм, правил, ценностей со стороны мужчин, которые могли не вполне соответствовать этническим характеристикам таджика и/или мусульманина. Мужчины (особенно занимавшие высокие позиции в советской социальной иерархии) могли себе позволить самостоятельно выбирать супругу, в том числе другой национальности, вероисповедания, игнорируя интересы семьи, авлода. И наоборот, если такое поведение допускала таджичка, то ее всю жизнь морально преследовали стигмой «та, у которой муж русский». Практики до- и внебрачных чувственно-сексуальных отношений были распространены в основном среди мужчин. Они свободно носили европейский костюм, посещали развлекательные заведения и мероприятия, при этом не вызывая моральную панику со стороны сообщества. Женщины, наоборот, были ограничены в своих правах и возможностях, поскольку они, независимо от их публичного статуса, находились под прямым и опосредованным контролем на всех уровнях: старших мужчин семьи, авлода, мужа, далее локального традиционного сообщества и, наконец, официальных советских структур. Женщина советского Таджикистана должна была соответствовать двум идентичностям: в приватной сфере – этнической идентичности таджички, в публичной – идентичности советской гражданки. Несмотря на некоторые идейные различия, по существу эти две идентичности непротиворечиво смыкались, так как формировались и функционировали в единой патриархатной системе общественных отношений.

Глобализационный процесс, или Фактор пространственной близости

Анализ биографических интервью указывает, прежде всего, на относительно высокую социальную и пространственную мобильность современных таджичек по сравнению с поколениями таджикских женщин 1970-80-х годов, то есть их матерей и бабушек. Нарушая дозволенные рамки выбора, новое поколение таджикских женщин вышло не только за границы локального круга родственной семьи, авлода, но и за пределы традиционных этнических норм, правил и ценностей. Другими словами, в наши дни расширяется пространственная свобода таджикской женщины и появляется возможность свободы выбора жизненного сценария. Каким образом это произошло?

Расширение границ пространственной мобильности индивида происходит на фоне глобализационных процессов, прежде всего, взаимодействия Таджикистана с мировым сообществом, которое интенсивно развивается с середины 90-х годов прошлого века, когда обретение независимости и формирование национального государства было сопряжено с трансформацией экономической и политико-социальной структуры общества. Глобальные процессы взаимодействия на уровне государств и стран, реализуемые через международные гуманитарные, финансовые, экономические, культурные и образовательные институты, влияют и на межличностное взаимодействие мужчин и женщин разных этнических, конфессиональных и социально-культурных групп. В совокупности создаются условия, когда «люди все чаще сталкиваются с людьми другой этнической и культурной принадлежности. Взаимодействие культур усиливается, и вероятность того, что люди из разных культур будут влюбляться, вступать в брак и создавать семьи, возрастает» (Ем 2009).

Например, деятельность международных гуманитарных и иностранных неправительственных организаций в Таджикистане способствовала образованию устойчивых формальных и неформальных коммуникационных сетей местного населения с иностранцами. Чаще это происходит в условиях профессиональных отношений работодателя и работника, так как зарубежные компании рекрутируют технический персонал и менеджеров среднего звена в основном из числа местных специалистов, владеющих иностранными языками. Приверженность международных (преимущественно западных) структур принципам гендерного равенства дает возможность таджикским женщинам-специалистам найти относительно хорошо оплачиваемую работу в этих организациях и не только: «Со своим американским мужем я познакомилась в Душанбе, когда пошла работать в эту международную организацию» (36 лет). Шесть из десяти моих информанток работали в международных организациях, расположенных в Душанбе, где и познакомились со своими будущими мужьями-иностранцами.

Я была референтом-переводчицей у своего мужа, правда, тогда он не был моим мужем… много ездили с ним по районам, дни, недели проводили вместе…, вместе обедали, жили рядом, в гостиницах, имею в виду… В таких условиях хочешь не хочешь что-то появится, человеческие чувства… (39 лет, замужем за гражданином США).

Другое пространственное поле межкультурного взаимодействия на межличностном уровне – это зарубежные образовательные институты, где за последнее десятилетие прошли обучение десятки тысяч юношей и девушек из Таджикистана, в частности, в рамках программы Института «Открытое Общество» Фонда Содействия в Таджикистане (Open Society Institute Assistance Foundation – Tajikistan, 2007 год). «Мы с ним учились вместе в университете в Америке» (30 лет, замужем за гражданином Венгрии). Возможность выезжать в заграничные командировки также увеличивает шансы поиска и выбора брачного партнера: «я работала врачом по контракту в Йемене, там мы и нашли друг друга» (48 лет, замужем за гражданином Ирака).

Трудовая миграция населения Таджикистана за пределы страны вносит свои коррективы в стратегии брачного поведения как мужчин, так и женщин. По официальным данным миграционной службы Министерства внутренних дел Республики Таджикистан, за 10 месяцев 2008 года в трудовую миграцию в страны ближнего и дальнего зарубежья выехало более 600 000 человек, 16% из этого количества составляют женщины (Бозрикова 2009: 43).

Практика межэтнических брачно-семейных отношений таджикских мужчин-мигрантов с местными женщинами в стране пребывания (в основном Российской Федерации) становится все более распространенной. Что касается таджикских женщин – трудовых мигрантов, среди которых немало молодых и незамужних женщин, то здесь наблюдается иная картина. Этнически смешанные брачно-семейные союзы таджикских мигранток в стране пребывания встречаются нечасто, в основном практикуются неформальные (нелегитимные, с точки зрения традиционных правил) чувственно-сексуальные отношения с мужчинами других этнических групп, чаще мусульманского вероисповедания, таких как турки, афганцы и азербайджанцы.

Я работала в точке [месте торговли на рынке – С. К.] у одного азербайджанца, он постарше меня был, вот он приставал… Я ему сказала: я мусульманка, ты мусульманин, не хочу жить в грехе, если я тебе нравлюсь, то давай сделаем никох [совершим религиозный обряд бракосочетания], он согласился. Так мы жили вместе почти три года, потом он уехал в другой город, даже не сказал, куда… (38 лет).

Итак, в постсоветский период в таджикском обществе расширяется пространственная среда межэтнических коммуникаций как на межличностном, так и на межгрупповом уровне. Исторический опыт показывает, что фактор пространственной (территориальной) близости играет существенную роль в распространении практик межэтнических браков между различными соседями – представителями этнических групп. Однако в данном контексте обращает на себя внимание тот факт, что кроме пространственной близости имеются и другие общие признаки, которые делают, по выражению Адриенна Эдгара, «сходными по своей культуре» разные этнические группы (Эдгар 2008: 107). К их числу в первую очередь относится конфессиональная общность. Например, на протяжении долгого исторического периода в полиэтнической среде таджиков и представителей тюркских и монгольских народов (узбеки, киргизы) аналогичные практики приобрели нормативный характер брачного поведения для возможных участников, когда «любая из этих национальностей может быть предпочтительной для выбора брачного партнера» (Темкина 2008: 136). Несмотря на то, что эти народы по происхождению и языку относятся к различным этническим группам, именно мусульманская идентичность выступает связующим звеном, универсальным культурным кодом на уровне межличностных и межгрупповых отношений.

В том, что фактор конфессиональной идентичности играл (играет) ключевую роль в легитимизации и/или маргинализации практик межэтнических браков, можно убедиться и на другом примере. На протяжении более тысячи лет соседства таджиков с бухарскими евреями (которые говорили на таджикском языке и публично поддерживали нормативные правила и ценности, принятые в мусульманском сообществе, но исповедовали иудаизм) случаи смешанных брачно-семейных отношений наблюдались редко. Как пишет современный израильский автор Зиф Левин (Zeev Levin), тысячелетнее соседство с мусульманами позволило сообществу бухарских евреев интегрироваться в социальную среду и культурно ассимилироваться, но при этом религиозное различие заставляло их жить в сегрегации (Levin 2008: 99). Те представители бухарских евреев, которые по разным причинам принимали ислам (так называемые «чала»), сочетались браками только между собой, так как ни мусульмане, ни евреи не отдавали им своих дочерей (Губаева 1991). Только в советский период в условиях массовых (миграционных) перемещений из одного региона в другие потомки чала смогли вступать в брачно-семейные отношения с таджиками или узбеками, но при этом тщательно скрывали (и скрывают до сих пор) свои этнически-конфессиональные корни, возможно потому, что для большинства этнических таджиков, а также бухарских евреев, такие смешанные семейные союзы и по сей день остаются стигматизированными.

Таким образом, новые практики брачно-семейных отношений таджикских женщин с мужчинами-иностранцами сложно объяснить лишь влиянием фактора пространственной/территориальной близости, поскольку одного этого фактора недостаточно для того, чтобы индивиды могли нарушить давно существующую систему социальных отношений и нормативных практик, основанных на идеологии тотального патриархата.

Модернизированный патриархат

Гендерный порядок современного таджикского общества можно характеризовать как модернизированный патриархат, многослойный, социально-стратифицированный, подверженный влиянию различных контекстов и условий, порождающих различные стратегии и постоянное переопределение правил (Темкина 2008: 67–140). То есть, в пределах одного социального и этнического круга параллельно функционируют разные, порой противоположные нормы и правила поведения социальных групп и индивидов. Относительно предмета нашего исследования это означает, что в современном Таджикистане представлены почти все модели создания семьи – от организации брака детей родителями до свободного выбора брачного партнера.

Как было отмечено в начале статьи, межэтнические браки нежелательны для большинства этнических таджиков потому, что, во-первых, нарушаются традиционные нормы эндогамного брака, а во-вторых, попирается один из основных принципов патриархальной семьи – организация брака детей родителями. На протяжении долгого периода в таджикском обществе брачно-семейная сфера регулировалась нормами мусульманского права (шариатом) и патриархатной системой гендерных отношений. Советская модернизация трансформировала традиционный брак. Несмотря на значительное ослабление контроля старших над младшими, мужчин над женщинами, эндогамные нормы и власть родителей все еще сильны при выборе брачного партнера детей. Так, по данным этнографов, в начале XX столетия «у таджиков предпочтительными являлись родственные браки… такие браки были излюбленными, они поощрялись и одобрялись общественным мнением» (Кисляков 1969: 55). Спустя столетие, во многих сельских регионах Таджикистана все еще остается высоким уровень эндогамных браков. Практически поиск и выбор потенциальной(го) невесты (жениха) не выходит за узкие рамки своего кишлака или близлежащих кишлаков, где все односельчане связаны между собой давними родственными узами.

В то же время в городах большинство молодых людей уверенно выбирают себе брачных партнеров, исходя из своих чувств, желаний и интересов, и/или родители вынужденно принимают во внимание личные предпочтения сына (дочери). Результатом приоритета личного интереса индивида над коллективным (семейным, родственным, общинным) стало расширение границ индивидуального выбора. В свою очередь, избрание брачного партнера изначально определяется степенью личной свободы выбирающей стороны. Однако сам выбор и вступление в брак подчиняются действию определенных культурных, социальных и психологических факторов (Ем 2009). Можно рассмотреть эти факторы на примере жизненных историй таджикских женщин, имеющих опыт межэтнических и межконфессиональных брачно-семейных отношений.

Материалы биографических интервью показывают, что выбор иностранца в качестве брачного партнера для большинства информанток был осознанным действием и имел целенаправленный характер. «Я не буду скрывать, но то, что я искала работу в международных организациях, не случайно, как это говорят, “заморский принц” был у меня в планах…» (36 лет, замужем за гражданином США). Возможно, выбор того или иного конкретного иностранного гражданина мог быть случайным, но, по всей вероятности, желание создать семью с иностранцем и уехать в его страну формировалось задолго до встречи с ним. Примечательно в данном контексте интервью с женщиной 54 лет, дочь которой заключила брак с гражданином США:

Когда дочь сказала, что хочет замуж за этого американца, я не удивилась, все шло к этому, и так все было ясно. До этого она один раз была в Америке, после, как приехала домой, уже как будто ей здесь неинтересно, все не так, люди не такие, город не такой. Вообще мы люди современные, не стали ей препятствовать.

Из этого рассказа можно заключить, что выбор потенциального брачного партнера был изначально определен желанием дочери выйти замуж «за этого американца». В данном случае мнение родителей имеет лишь символическое значение, так как они «люди современные». Именно эта «современность», или модерность, становится ключевым фактором, который позволяет дочери выбрать в супруги мужчину из другой (чужой) этнической и конфессиональной группы, что казалось немыслимым сто лет назад.

Из десяти случаев межэтнических браков таджикских женщин только в двух родители (как правило, отцы) были категорически против решения своих дочерей. «Мой папа до сих пор не разговаривает со мной, хотя прошло уже семь лет» (42 года, замужем за европейцем). Большинство же вынужденно, порой болезненно, но принимали выбор своих дочерей.

Хотя отец у меня с современными взглядами, как-никак профессор университета, все же для него это было шоком, он никак не мог принять это, он все время говорил: «Как я буду говорить людям о тебе, что скажу, кто мой зять – американец что ли?» Я знала, что это его очень угнетает, от этого я сама страдала, но уже обратного пути не было (39 лет, замужем за гражданином США).

Обращает на себя внимание, что многие из родителей особенно чувствительны к конфессиональной принадлежности иностранного жениха. «Для меня самым трудным было сообщить об этом своим родителям. Пришлось обмануть, сказать маме, что у него [жениха] отец мусульманин, хотя он стопроцентный европеец» (30 лет, замужем за европейцем). Без исключения все информантки испытали на себе психологическое давление со стороны родителей, родственников, а также близкого и дальнего окружения. «Да, конечно, разговоров было много, родственники сказали, что таджики меня не взяли в жены, потому я нашла себе иностранца, конечно, было неприятно и обидно» (44 года, была замужем за гражданином США).

Практически ни для одной родительской семьи вариант смешанных браков с иностранцами не был приемлемым. Но все же он был предпочтительнее других вариантов, в частности, безбрачия дочери (в ситуации, когда она в статусе «старой девы», а брачные перспективы не определены) с вытекающими отсюда такими возможными нежелательными последствиями, как внебрачное сожительство или внебрачное материнство. «Мои родители не стали возражать, наверное, знали, что другого варианта у меня не будет, мне тогда было 29 лет» (36 лет, замужем за европейцем). Для одиноких женщин с детьми (разведенных или вдов) главным аргументом в защиту брака с иноверцем выступали экономические проблемы и будущее детей:

Когда отец долго кричал и ругал меня, я сказала ему: хорошо, я не выйду за него замуж и не уеду за границу, но сможете ли помочь мне, чтобы мои дети учились в хорошей школе, одевались, кушали хорошо… Он промолчал… потом сказал: делай, как знаешь (50 лет, была замужем за европейцем).

Этим объясняли свое решение сами женщины, этим же оправдывали поступки дочерей родители и родственники. В целом в данной ситуации явно просматривается влияние социально-экономических факторов, что будет рассмотрено далее.

Гендерный обмен как стратегия выживания, или «эмансипация по-таджикски»

В жизненных историях наших информанток явно вырисовывается картина пересечений публичных и приватных сфер, их взаимосвязь и взаимодействие. Соответствующая социальная среда и условия взаимодействия в публичном пространстве незамедлительно вызывают личные инициативы индивидов, что мы можем наблюдать в проявлении активности женщин-таджичек при выборе брачного партнера.

Иностранные граждане, точнее, мужчины-иностранцы в качестве потенциальных брачных партнеров впервые стали объектом целенаправленного внимания таджикских женщин в начале 80-х годов XX века, когда более сотни молодых афганских мужчин приехали на учебу в высшие учебные заведения Душанбе. Именно в этот период образовалось большинство брачных союзов таджичек с афганцами. Но привлекательность этих браков в последующие годы стала неуклонно падать из-за непрекращающихся военных действий, социально-политической нестабильности и экономической разрухи в Афганистане – стране, граждане которой в долгосрочной перспективе оказались на невыгодном положении беженцев и вынужденных иммигрантов в разных государствах мира. «Я так сильно переживал из-за этих отношений дочери с этим афганцем, думал, вот он ее увезет туда [в Афганистан] и там ее убьют» (мужчина, 60 лет).

Браки с иностранцами зачастую становятся единственным выбором в стратегии реализации права на брак (в том числе на повторный брак) и создании собственной семьи для определенной группы таджикских женщин. В современном Таджикистане проявление чувств и желаний и, соответственно, реализация личных интересов, потребностей индивида в приватной сфере зависит от многих факторов. На это влияют демографическая ситуация в стране, социально-культурный контекст общества, экономический кризис. Немаловажную роль играют также наличие или отсутствие собственных ресурсов индивида. Традиционно в Таджикистане возраст невесты является одним из важных критериев заключения брака, большинство молодых людей стараются выбирать невесту моложе себя на три года и более. Массовое вовлечение мужчин наиболее молодых возрастных групп в процессы трудовой миграции также играет свою роль, снижая шансы молодых девушек на равноценный брак. И, наконец, экономический фактор, который все более усугубляет социальное неравенство в обществе. Женщины оказались в этом плане самой уязвимой группой населения. Нужда заставляет многих из них самостоятельно решать денежные проблемы, в том числе путем активного поиска брачного партнера. Из газетной публикации:

Уйгуры [граждане Китая – С.К.] тоже мусульмане, говорит Майрамби, и если кто-то из женщин хочет с ними создать семью, мы не должны этому мешать. Я тоже не против, если найдется хороший человек, главное, чтобы семью обеспечивал.

Девушки из бедных семей, разведенные женщины, вдовы с детьми, без жилья и содержания – аутсайдеры на брачном рынке. Они остаются на положении «старых дев» или соглашаются на любые возможные варианты брачно-семейных отношений, например, в качестве второй жены или любовницы. «Я вышла замуж в 35 лет… девушкой… кого я нашла бы среди своих таджиков? В лучшем случае стала бы второй женой…» (44 года, была замужем за гражданином США). Так, из десяти женщин, принявших участие в интервьюировании, до вступления в брак с иностранцами четверо были разведены, одна была вдовой с двумя маленькими детьми. Из пяти девушек, никогда не состоявших в браке, четверо были в возрастной группе от 27 до 37 лет. И только одна была младше 20 лет.

Все без исключения информантки подчеркивают, что в момент принятия решения о браке с иностранцем они находились в сложной жизненной ситуации, связанной у некоторых из них с экономическими трудностями:

Когда он предложил мне уехать с ним в Европу, я недолго думала… а что думать-то, в любом случае, я от этого ничего не теряла бы. После развода с мужем, у меня там [в Душанбе] не было даже своего угла (42 года, замужем за европейцем).

У других кризис был связан с личными проблемами, например, с безответной любовью:

Тогда у меня была такая депрессия… как-то жизнь не получилась. Я десять лет своей молодости потратила на одного человека… все эти годы он морочил мне голову обещаниями… наверное, это и было причиной, что я согласилась выйти замуж за иностранца… может быть, назло ему… не знаю… (44 года, была замужем за гражданином США).

Таким образом, оказавшись в ситуации кризиса, женщины используют главный мотив, культивируемый патриархатом, – брак, который выступает не целью, а средством достижения цели, то есть возможность улучшить свою жизнь и устроить будущее своих детей.

Брак как обмен статусами предусматривает наличие у сторон соответствующих ресурсов, которые необходимы для заключения патриархатного гендерного обмена. Как правило, это красота и молодость невесты, с одной стороны, и материальная обеспеченность, гарантия жить в благополучной стране жениха – с другой. Так, на вопрос интервьюера «Знаете ли вы мотивацию решения вашего избранника взять вас в жены?» ответы большинства информанток были однозначны: «Моя красота, молодость» (у большинства пар разница в возрасте существенная – 15–20 лет).

Мужчин-иностранцев, особенно из Западной Европы и США, в таджикских женщинах привлекает также «экзотика другой культуры, послушность восточных женщин». В свою очередь, последние указывали в качестве основного брачного мотива «чувства к мужчине» и «желание уехать из нищей страны». Материалы интервью показывают, что принятие решения выйти или не выйти замуж за иностранца и желание уехать из Таджикистана во многом зависят от степени социального и экономического благополучия страны потенциального жениха или, как отмечают наши информантки, от «цивилизованности» страны. «Конечно, то, что он из Европы – это сыграло свою роль, в Африку точно уж не поехала бы, а так – цивилизованная страна, почему не пожить там, если зовут…» (35 лет, была замужем за европейцем). В некоторых случаях женщины имели личный опыт проживания за границей:

До замужества я, конечно, много раз ездила по Европе, Америке, тогда это было по работе. И каждый раз, возвращаясь домой [в Таджикистан], я долго не могла прийти в себя, как бы заново адаптироваться, что нет хороших дорог, магазинов, ресторанов, эти постоянные проблемы с электричеством, водой… (36 лет, замужем за европейцем).

Даже расставаясь с мужьями, таджички остаются жить на родине бывших мужей: «Как прежде я уже не могу жить… я видела другую жизнь… другие отношения, здесь люди живут для себя, для своего удовольствия… мне это нравится» (44 года, была замужем за гражданином США). Другой немаловажный мотив – забота о детях: «Я здесь осталась потому, что я думаю о своем сыне прежде всего, здесь он сможет получить хорошее образование, хоть какие-то перспективы есть…» (35 лет, была замужем за европейцем).

Следует отметить, что во всех случаях выгода от гендерного обмена для каждой из сторон очевидна. Возьмем для примера брачно-семейные союзы между китайскими мужчинами и таджикскими женщинами. В целом они аналогичны личным, ным отношениям мужчин-таджиков – трудовых мигрантов – с российскими женщинами. Как и первые, китайцы (в основном неженатые молодые мужчины и мужчины средних лет), находясь в Таджикистане более или менее длительный период времени в качестве трудовых мигрантов, вступают в различные формы брачно-семейных отношений с местными женщинами – таджичками и узбечками. Это дает основание некоторым лицам предполагать, что «китайцам не нужны серьезные семейные отношения с гражданками Таджикистана, они хотят лишь иметь дом и свободно находиться на территории Таджикистана, наши женщины для них как прислуга…». В то же время было бы односторонне (неверно) интерпретировать такие браки лишь с точки зрения выгоды или невыгоды. По всей вероятности, чувства, симпатии сторон другу к другу играют немаловажную роль в образовании китайско-таджикских семей.

Патриархатному гендерному обмену соответствует своя традиционная модель гендерных отношений: муж – кормилец, жена – домохозяйка (неработающая), находящаяся в той или иной степени материальной и иной зависимости от мужа. Все без исключения женщины из нашей выборки отметили, что материально зависимы (или были зависимы) от мужа-иностранца, поскольку сами не имели никакого источника дохода.

Конечно, свои деньги иметь хорошо… как-то просить каждый раз у мужа, а потом отчитываться за каждый цент унизительно, тем более дома, когда я работала [в Душанбе], у меня всегда были свои деньги, небольшие по европейским меркам, но зато свои собственные (42 года, замужем за европейцем).

Я здесь седьмой год, не работаю, просто работы нет, я пока переучиваюсь, мой таджикский диплом здесь вообще не считается, конечно же, я с детьми на содержании мужа (36 лет, замужем за европейцем).

Жизненные истории респонденток очень часто развиваются по сценарию, характерному именно для традиционной модели гендерных отношений: материальная и иная зависимость жены от мужа неизбежно приводит к ущемлению прав, личных свобод, дискриминации и домашнему насилию. И это происходит как в браке с европейцами, так и с иранцами или арабами, исповедующими ислам.

Здесь… конечно, есть дискриминация. Кто вообще так говорит, что если европеец – то обязательно правильный во всем, что женщин не унижают… Унижают еще как, просто, знаете, они делают это очень психологически тонко, наши мужики как-то простые, если ругают, то ругают, не стесняясь, да? (42 года, замужем за европейцем).

Вот я вышла замуж, у меня законный брак, но я чувствую себя в его доме, как бы сказать, квартиранткой, на все я должна просить разрешения, куда я иду, что я делаю, с кем общаюсь (36 лет, замужем за европейцем).

В рассказах информанток просматривается также преобладание дискриминационных практик в отношении культурных или этнических различий:

Мой муж, теперь уж бывший, считал, что он меня осчастливил тем, что женился на мне, он, такой «белый» человек, взял в жены нищую азиатку… делал мне одолжение этим, вообще всем своим видом показывал, что я не равна ему (50 лет, была замужем за европейцем).

Еще в Душанбе я чувствовала за ним какое-то пренебрежение к людям другой религии, культуры, тогда не обращала внимания на это, думала, может он прав, что мы такие отсталые… А сейчас это меня задевает, вот это высокомерие… (36 лет, замужем за европейцем).

В семьях всех без исключения рассказчиц доминируют культурные традиции, ценности и нормативные правила поведения страны проживания. Язык общения – родной язык мужа и/или страны проживания. Дети информанток, даже те, которые родились и выросли в Таджикистане, не говорят по-таджикски и забывают родной язык. «Одно меня угнетает – что мои дети не говорят на моем родном языке» (42 года, замужем за европейцем). Интеграция женщины в чужую культурную среду происходит путем принятия ее нормативных практик на уровне повседневности, в результате чего полностью или частично нивелируются собственные культурные различия и особенности. Например, респондентки допускают возможность различных форм серийной моногамии, то есть частой смены брачных и/или сексуальных партнеров, в том числе с людьми намного моложе себя, и других возможных вариантов, принятых в качестве нормы в европейской культуре. Таким образом, они все более отдаляются от нормативных правил и ценностей своей традиционной культуры. Тем не менее очевидно, что полной ассимиляции не происходит, на это указывают ответы женщин о социально-культурной изоляции в стране пребывания:

Я практически не общаюсь с аборигенами, кроме «здравствуйте» и «до свидания»… В основном мы общаемся с такими же, как мы сами, иностранными женами русскоговорящими – киргизками, казашками, узбечками, они встречаются почти в каждом городе здесь (30 лет, замужем за гражданином Венгрии, на данный период проживает в США).

На мой взгляд, полной ассимиляции не происходит не только потому, что так называемые «аборигены» культурно и социально игнорируют иностранных жен местных мужчин. Несмотря на то, что эти жены – этнические таджички – внешне придерживаются норм и правил европейской культуры, основу которой составляют принципы модернизации, автономизации и индивидуализации, на уровне индивидуального сознания они во многом остаются носительницами того же коллективного патриархатного мышления, которое доминирует в современном таджикском обществе. На это указывает то, что социально-культурные ожидания таджикских женщин от брака с иностранными мужчинами в целом характеризуют стереотипы и установки патриархатной системы гендерных отношений.

Я только сейчас начинаю понимать, насколько мы разные, я поняла, что не могу положиться на него: если что, он запросто скажет, что это твои проблемы, сама решай. Здесь так принято, что хоть и муж и жена, но каждый живет сам по себе, у нас же не так… (42 года, замужем за европейцем).

Его раздражало, что я много времени уделяю своим детям. Он говорил, они совершеннолетние, пусть сами заботятся о себе, а у нас как, мы же постоянно думаем и заботимся о своих детях, даже если они давно уже взрослые (50 лет, была замужем за европейцем).

Как показывают интервью, во взаимоотношениях с мужьями – представителями другой культуры – таджикские женщины подсознательно применяют этические нормы и ценности своей нации. В первом случае женщина ожидает от мужа постоянной защиты и заботы – того, что характерно для патриархатной модели гендерных отношений в брачно-семейной сфере. Во втором – постоянная забота о детях, жертвование собой ради детей считается долгом и прямой обязанностью матери, как это принято в патриархатной культуре, в противовес европейской модели равенства прав и обязанностей всех субъектов семейных отношений: мужа, жены и детей.

Именно скрытые различия в культурных моделях поведения супругов становятся детерминантой конфликтных ситуаций, приводящих к распаду смешанных брачно-семейных союзов. Например, трое из десяти наших информанток развелись в первые пять лет совместного брака с иностранцами, но остались жить в стране бывших мужей. Допускают возможность развода еще две женщины из их числа. «Я жду легализации, а потом буду решать [разводиться или нет]. Скорее всего, разведусь я после легализации» (36 лет, замужем за европейцем). Таджички, выбравшие в мужья европейца, легко допускают развод, возможно, потому что «здесь, конечно, на пособие трудно жить, но не смертельно, столько же я зарабатывала бы в Душанбе, работая с утра до вечера…» (42 года, замужем за европейцем).

В сознании этих женщин, относящих себя к образованному, русифицированному слою современного таджикского общества, явно просматриваются некоторые установки и ценности патриархатной идеологии. Складывается ситуация, когда усвоение модернизированных практик происходит быстрее, нежели переосмысление мировоззренческих ценностей и идей гендерного равенства, принятых в европейской культуре.

Выводы

Межэтнические и межконфессиональные браки – явление, идущее из глубины веков и встречающееся в той или иной форме практически у любого народа. Таджики как отдельная этническая группа не являются исключением из этих правил. Свидетельством тому служит, например, народ сарты, который русским политикам и исследователям начала XX века очень трудно было отнести к какой-либо этнической группе – таджикам или узбекам ( Абашин 2007).

Советское государство придало легитимный статус межконфессиональным бракам, назвав их «интернациональными». В основном такие союзы заключались между таджикскими мужчинами и русскими (русскоязычными) женщинами. Это были качественно новые брачно-семейные отношения в советском Таджикистане, так как создавали базовую ячейку общества мужчины и женщины, принадлежащие не только к разным этническим группам, но и к разным религиям, что до того времени было недопустимо по своей природе. Для подавляющей части населения такие браки были нежелательными, так как они не только могли загрязнять «чистоту» религии, но, самое главное, нарушали ключевые нормативные правила патриархального гендерного порядка: во-первых, нормы эндогамного брака – самой распространенной и излюбленной формы брака среди таджиков, во-вторых, один из основных принципов патриархальной семьи – организацию брака детей родителями. Возможно, по этой причине, несмотря на официальную поддержку Советского государства, такие браки имели в локальных сообществах маргинальное положение.

Если определенная часть (советская номенклатура, воспитанники детских домов, образованные круги) мужчин-таджиков могли в полном объеме пользоваться правами советского гражданина, выбирая желаемую супругу, в том числе из другой этнической, конфессиональной группы, то, наоборот, все без исключения таджикские женщины, имеющие формально такие же права, были ограничены в возможности их реализации. Только единицы таджикских женщин позволяли себе выбирать мужа из другой этнической или конфессиональной группы. Такие фактически неравноправные позиции мужчин и женщин были связаны с тем, что вплоть до позднесоветского периода (конец 1980 – начало 1990-х годов) в таджикском обществе приватная сфера сохраняла гораздо более сильные черты патриархальности/патриархатности, чем публичная. Культура традиционной мужественности/женственности по своему внутреннему содержанию оставалась почти неизменной, как и патриархатная гендерная идеология. Двойные стандарты поведения явно просматривались именно в приватной сфере, то есть в чувственно-сексуальных и брачно-семейных отношениях мужчин и женщин. Женщины, независимо от своего публичного статуса, находились под прямым и опосредованным контролем на всех уровнях: старших мужчин семьи, авлода, мужа, далее локального традиционного сообщества и, наконец, официальных советских структур.

Этот вывод основывается на анализе литературы советских авторов и работ западноевропейских исследователей (известных как «советологи»), интересующихся вопросами гендерной политики государства в отсталых мусульманских регионах Советского Союза (см. Касымова 2007). Именно с этой точки зрения кажется неубедительным расширенный зарубежный медийный дискурс последних лет вокруг проблемы ухудшения социально-культурного положения таджикских женщин и по вопросу о «репатриархализации» современного таджикского общества.

Я это аргументирую тем, что таджикские женщины свободно, по собственной воле и исходя из собственных интересов, выбирают себе брачных партнеров из числа мужчин другой этнической и конфессиональной группы, другой, часто незнакомой, культуры, страны, при этом игнорируя мнение родителей, родственников, интересы и нередко авторитет семьи, не обращая внимания на моральную панику общества, пренебрегая этическими ценностями своей культуры и не считаясь с патриотическими призывами властных структур сохранять свою национально-гражданскую идентичность, то есть «таджикскость». Вряд ли такое смелое поведение таджикской женщины было бы возможно в условиях «репатриархализации» современного таджикского общества.

Распространение практики этнически смешанных браков среди таджикских женщин прежде всего указывает на глубинные процессы, которые охватывают все аспекты жизнедеятельности таджикского общества, затрагивая все без исключения социальные слои Таджикистана. Самым значительным из них в контексте изучаемого нами явления является процесс развития индивидуалистического сознания, проявляющийся в новых практиках и стратегиях в приватной сфере. Свободный личный выбор, чем бы он ни мотивировался, активно противостоит диктату семьи, авлода, общины и государства. Все больше принимается ценность индивида, будь то женщина или мужчина. Эти два ключевых момента детерминируют новые практики в приватной сфере – личные поступки женщин, самостоятельно выбирающих супругов, независимо от того, чем они вызваны – проблемами физического выживания или удовлетворением личных, чувственных потребностей.

С другой стороны, в условиях ломки патриархатных норм и правил, которые в большинстве случаев оставляют женщин без патерналистской защиты и покровительства семьи и общины, женщины готовы использовать любой возможный ресурс, в том числе принятый в качестве нормы европейской культуры, придерживаясь при этом идеологии патриархата.

БИБЛИОГРАФИЯ

Абашин, Сергей. 2007. Национализмы в Средней Азии: в поисках идентичности. СПб.: Алетейя.

Бекбосунова, Дарига. 2009. Особенности межнациональных браков в Казахстане // Обзор иностранной прессы c Ахасом Тажутовым. www.inosmikz.org/?p=1788. Дата обращения: 30.09.2009.

Бобохонов, Мансур. 2002. Таърихи точикони чахон (История таджиков мира). Душанбе: Ирфон.

Борзикова, Татьяна. 2009. Оценка нужд и потребностей женщин трудящихся – мигрантов. Таджикистан // Оценка нужд и потребностей трудящихся женщин – мигрантов. Центральная Азия и Россия. ООН Фонд развития для женщин, UNIFEM, МОТ.

В Таджикистане растет количество браков с иностранцами. 2007 // Информационное агенство REGNUM. www.regnum.ru/news/907681.html?forprint. Дата обращения: 30.10.2010.

Гафарова, Мунзифа. 1969. Духовный облик женщин Советского Востока. Душанбе: Ирфон.

Губаева, Стэла. 1991. Население Ферганской долины в конце Х1Х – начале ХХ вв. Ташкент: Изд-во «Фан».

Домоди чини (Китайский жених). 2008 // Зиндаги. № 37. 11 сентября.

Ем, Наталья. 2009. Межэтнический союз корейских женщин и американских военнослужащих как этап истории межнациональных браков корейцев в США // Lib.Ru: Сервер «Заграница». www.world.lib.ru/k/kim_o_i/nhbyterfw.shtml. Дата обращения: 11.07.2009.

Касымова, София. 2007. Трансформация гендерного порядка в таджикском обществе. Душанбе: Ирфон.

Кисляков, Николай. 1969. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л.: Наука.

Курбанова, Манижа. 2006. Дина Пешкова: «Я уже давно таджичка!» // Информационное агенство «Asia Plus». www.asiaplus.tj/?page=archive&langID. Дата обращения: 30.06.2009.

«Крыш-экономика» и мода на браки с иностранцами: Таджикистан за неделю. 2007 // Информационное агенство REGNUM. www.regnum.ru/news/799498.html. Дата обращения: 21.03.2009.

Любовь и секс в Исламе: Сборник статей и фетв. 2004. М.: Издательский дом «Ансар».

Мягкая, Людмила. 2003. Жизнь как судьба, или Устные истории пожилых русскоязычных женщин Таджикистана. Душанбе: Ифрон.

Народы мира. Историко-этнографический справочник. 1988. М.: Советская Энциклопедия.

Пратова, Зарипа. 2006. Киргизские девушки пытаются улучшить свое материальное положение, выходя замуж за иностранцев // Фергана.news. www.fergananews.com/article.php?id=4292. Дата обращения: 30.01.2009.

Рябикина, Мунаввара. 2008. Таджикская итальянка // Информационное агенство «Asia Plus». www.asiaplus.tj/articles/110/1906.html. Дата обращения: 30.01.2009.

Советский Таджикистан за 60 лет. Юбилейный статистический ежегодник. 1984. Душанбе: Ирфон.

Таджикистан: В Согдийской области растет число межнациональных браков. 2009 // Фергана.news. www.ferghana.ru/news.php?id=11500&print. Дата обращения: 30.11.2010.

Таджикистан: на пути к гендерному равенству. 2003. Душанбе: ПРООН, Фонд народонаселения ООН, ЮНИФЕМ, SCO.

Темкина, Анна. 2008. Сексуальная жизнь женщины: между подчинением и свободой. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге.

Тохтаходжаева, Марфуа. 2001. Утомленные прошлым. Реисламизация общества и положение женщин в Узбекистане. Vienna, Ташкент: Regional Program Office.

Шахбанова, Мадина. 2008. Отношение к межнациональным бракам в этническом сознании дагестанцев // Социологические исследования. № 11. С. 72–76.

Эдгар, Адриенн Линн. 2008. Брак, современность и «дружба народов»: межэтнические отношения в ной сфере послевоенной Средней Азии в сравнительной перспективе // Ab Imperio. № 2. С. 93–123.

Levin, Zeev. 2008. The Khujum Campaign in Uzbekistan and the Bukharan Jewish Women. Gender Politics in Central Asia. Köln: Böhlau Verlag GmbH:95–113.

 

Сноски 3.Все информанты – женщины.