Колебание — слово, которого не хватает в заголовке и подзаголовке этого текста. Я полагаю, что все документы, которые Шмитт собирался отложить в сторону или поместить в свой архив, заранее распределенный по отдельным папкам (или переданный друзьям, чтобы они их разложили — до его смерти или уже после нее)², отмечены теми же колебаниями, которые испытываю и я, садясь писать о его архиве и ставя вопрос о возможности письма или свидетельства об архиве как пространстве или рабочем месте, откуда при жизни Шмитта или посмертно приходили различные его работы и тексты. С самого начала я хотел бы указать на два ключевых аспекта сдерживания или дискомфорта (колебания), которые предполагаются архивами (архивами как хранением и собиранием, но также как выявлением и выделением), а затем хотел бы перечислить несколько возможных подходов к архивам как основанию или архивному материалу. Моим намерением было использовать пример Шмитта, вероятно последнего великого документалиста XX века, чтобы обрисовать условия невозможности определенной архивной экономии. А именно: посредством случайной и выборочной описи документов Шмитта (в которых часто упоминается его вторая жена Душанка Тодорович) и реконструкции его подготовки к письму, как и самого акта письма, я бы хотел подчеркнуть уникальную значимость архивов как счастливого пространства или пространства непрестанного вдохновения, подталкивающего к новому путешествию или к написанию совершенно нового текста. Иными словами, фигура «архивов» показывает неустранимую невозможность классификации некоторых элементов (отсутствует общий обзор, то есть нет достаточного понимания элементов и различия между ними), следовательно, показывает, что любая последующая (ре)конструкция и примирение этих элементов структурируются как автобиография или биография (например, биография Шмитта), которая, как и сам архив, является полным вымыслом.

Две неловкости: колебаниям и дискомфорту, которые испытывает Шмитт, записывая и отмечая все, что случается с ним и с его окружением, я буду противопоставлять свой собственный дискомфорт, вызываемый бытием, существованием, осмотром, объективацией и соединением его рукописных, воплощенных отметок. Его сомнения состоят из двух частей и являются результатом его долгой жизни. Шмитт производит один бесконечный текст (помимо того, что он хранит все, что читает, возвращаясь к прочитанному время от времени, отмечая точные даты последующих прочтений и комментариев), но в его занявшем несколько десятилетий «уходе на покой» у него находится время на попытки сконструировать свою собственную биографию, связывая и классифицируя «следы» своей жизни. Если бы мы захотели точно определить сегодняшние причины интереса к Шмитту и возрождения его идей, выражающиеся в размножении комментариев и книг о Шмитте, тогда нам пришлось бы настаивать на раздвоении письма и хранения (откладывания, собирания) написанного.

 

1. Перевод выполнен по изданию: © Bojanić P. Scribomania: on the wife, on the archive. Carl Schmitt and the secrets of his handwriting // Treći program. Zima 2011. № 149. S. 193–207. При написании этого текста мне оказал по­мощь фонд DAAD (Германия), а также некоторые друзья и коллеги Кар­ла Шмитта, позволившие поработать в архиве Шмитта в Дюссельдор­фе летом 2009 года. Я благодарю госпожу И. Виллингер, господ И. Беке­ра и Г. Гайслера. Особую признательность я выражаю непосредственно отвечающему за наследие Шмитта Маттиасу Мойшу за его гостеприим­ство и добрую волю, а также за разрешение опубликовать и перевести некоторые документы.

2. Архив Шмитта в Дюссельдорфе также включает в себя архивы И. Бекера, П. Томмиссена, Г. Гайслера и Э. Хюсмерта. Например, в архиве Томмис­сена можно найти множество писем Душанки Тодорович за последний год ее жизни (RW 579–934). С другой стороны, Хюсмерт после ее смер­ти получил определенное задание упорядочить все письма с соболезно­ваниями.