В той же мере, в какой ухудшается раса, действие принимает характер решения. Эрнст Юнгер. Листья и камни КОГДА такой умный и влиятельный на практике теоретик государственного права, как статский советник Карл Шмитт, высказывается по вопросу, что такое политическое, то цель и влияние его размышлений выходят далеко за пределы его профессиональной области. Сочинение «Понятие политического»², в котором Шмитт рассматривает этот вопрос, во всей его широте можно понять лишь в контексте тематически связанной с ним речи об уже ушедшей «эпохе нейтрализации и деполитизации» и двух ранних сочинений — «Политического романтизма» и «Политической теологии»³. Ведь его собственное понятие особой сущности политики в целом характеризуется тем, что, во‑первых, это понятие, полемизирующее с понятием романтическим, а во‑вторых, это секуляризованное понятие, дополнительное к теологическому понятию политики. Основной характеристикой политического романтизма, особенно Адама Мюллера, является у Шмитта иронический окказионализм, а основным понятием, каким он характеризует политическую теологию, особенно Доносо Кортеса, служит децизионизм. Мы покажем, что антиромантический и нетеологический децизионизм Шмитта сам представляет собой лишь изнанку его поступков в зависимости от случая и обстоятельств.

Рассуждения Шмитта являются «полемическими» по сути, то есть они не просто критикуют нечто в целях разъяснения собственной позиции, но их собственная «правильность» зиждется целиком и полностью на том, против чего они направлены. Его противник — либеральное государство XIX века, неполитический характер которого Шмитт понимает в контексте общей тенденции современной эпохи к деполитизации⁴. Поскольку же эта тенденция к деполитизации государства, осуществляемая преимущественно средствами экономики и техники, стремится найти политически нейтральную почву, постольку Шмитт характеризует ее вместе с тем как тенденцию к нейтрализации. Эта нейтрализация политически определяющих различий и уход от их разрешения развилась начиная с эмансипации третьего сословия и образования буржуазной демократии и затем ее дальнейшего превращения в массовую демократию до решающего момента, когда она переходит в свою противоположность — в тотальную политизацию всех жизненных сфер, даже тех, что казались самыми нейтральными. Так, в марксистской России возникло государство рабочих «гораздо более государственническое, нежели государство абсолютного монарха», в фашистской Италии — корпоративное государство, которое помимо национального труда нормирует также и dopolavoro⁵, и всю духовную жизнь, а в национал-социалистической Германии — сплошь организованное государство, которое даже ту область жизни, что до сих пор оставалась частной, политизирует посредством расовых законов и т. д. Однако негативную предпосылку этой политизации Шмитт видит в «духовном ничто», наступившем в конце эпохи нейтрализаций⁶. Это состояние при переходе к XX веку могло быть только «временным», а «окончательный смысл» нашей так называемой технической эпохи обнаружится лишь тогда, «когда выяснится, какая разновидность политики обладает достаточной силой, чтобы овладеть новой техникой, и какие подлинные группировки друзей и врагов вырастут на новой почве»⁷. Тем не менее позиция Шмитта не в том, будто такое новое перемещение политики в центр означает, что вместо традиционных «духовных сфер», в которых европейский человек в последние четыре века находил «центр своего человеческого бытия», теперь центральной областью становится политика и превращается в «субстанцию» государства⁸. Хотя в течение последних четырех веков духовный центр человеческого бытия сдвигался четырежды — от теологии к метафизике и от гуманистической морали к экономике, а тем самым изменялся и смысл всех специфических понятий⁹, но свою «действительность и силу» государство получает также «из соответствующей центральной области, поскольку основополагающие спорные темы при группировке по принципу „друг–враг“ определяются вместе с тем в зависимости от основополагающей предметной области»¹⁰. Однако само политическое вообще не выделяется в особую предметную область и потому никогда не может быть центральной областью¹¹. Но Шмитт при этом не говорит, какая именно предметная область становится основополагающей для нашего времени. Он лишь показывает последовательность исторических этапов в последние четыре века, приходя к тому негативному выводу, что центральная область жизни принципиально не может быть нейтральной, но не объясняя, из какой области тотальное государство XX века получает свою духовную силу и действительность — если только это не «миф XX века». Хотя в одном месте¹² Шмитт отличает «интеллектуальную музыку, сопровождающую политические программы», от «иррациональности» политического мифа, который возникает из «политической активности» в связи с «действительной войной», однако помимо того, что остается романтически неясным, в чем же заключается эта «действительная», истинная и подлинная война¹³, в «Понятии политического» нет также никаких указаний на некий новый миф как духовное основание политической активности в эпоху модерна.

 

                            

1.  Перевод выполнен по изданию: © Löwith K. Politischer Dezisionismus (C. Schmitt) // Internationale Zeitschrift für Theorie des Rechts. 9. Jg. 1935. H. 2. S. 101–123 (перепечатано в кн.: Idem. Der Mensch inmitten der Ge­schichte. Stuttgart, 1990. S. 19–48).

2. Это сочинение впервые было опубликовано в 1927 году в Archiv für Sozial­wissenschaft und Sozialpolitik, затем вторым изданием, вместе с речью об «Эпохе нейтрализаций и деполитизации», в 1932 году и последний раз третьим изданием в 1933 году. Если не указано иное, цитаты приводят­ся по второму изданию.

3. Оба сочинения цитируются по второму изданию.

4. Schmitt C. Der Begriff des Politischen. Text von 1932 mit einem Vorwort und drei Corollarien. Berlin: Duncker & Humblot, 1963. S. 74 f.

5. Ит. «свободное время». — Прим. пер.

6. «Предшествовавшее нам поколение немцев был охвачено настроением куль­турного заката, которое проявилось еще до мировой войны, не дожи­даясь краха 1918 года и „Заката Европы“ Шпенглера. У Эрнста Трельча, Макса Вебера и Вальтера Ратенау встречается множество проявлений подобного настроения. <…> После того как сначала абстрагировались от религии и теологии, затем от метафизики и государства, теперь, каза­лось, абстрагируются от всего культурного вообще, достигнув нейтраль­ности культурной смерти». См.: Ibid. S. 78 f.

7. Schmitt C. Der Begriff des Politischen… S. 80.

8. Ibid. S. 27.

9. Ibid. S. 58, 72 ff.

10. Ibid. S. 73.

11. Ibid. S. 14, 26.

12. Idem. Politische Romantik. Munich; Leipzig: Duncker & Humblot, 1919. S. 225.

13. Об этом см.: Ibid. S. 132 f.