ИНТЕЛРОС > №4, 2019 > Нуждается ли российский федерализм в модернизации и какой?

Роберт Енгибарян
Нуждается ли российский федерализм в модернизации и какой?


28 апреля 2019

 

 

К проблемам теории и истории, политики и практики федерализма приковано самое пристальное и неуклонно возрастающее внимание как в нашей стране, так и в мире в целом. Казалось бы, по этой теме уже изданы сотни книг и тысячи статей, проведено множество научных конференций и семинаров. Так почему же не только не угасает, но и усиливается интерес к этой проблематике? Прежде всего потому, что в реальной жизни объективно возрастают место и роль федерализма в современном мире. Большое значение имеет и тот факт, что, несмотря на несомненно серьезные и очевидные достижения научной теории федерализма, пока еще, по-видимому, не удалось вполне адекватно выразить суть, сложность и противоречивость феномена федерализма, что вызывает к жизни все новые его концепции и доктрины. Нельзя также сбрасывать со счетов особый динамизм современных процессов изменения политико-территориальных структур во многих странах и регионах, в результате чего за последние десятилетия в мире произошли достаточно глубокие и широкие перемены на поле федерализма, возникли новые многообразные формы его проявления.

Россия за короткий исторический срок пережила кризис советского федерализма и распад СССР, трансформировалась в самостоятельное независимое государство, преодолела угрозы собственного развала и приняла принципиально новую Конституцию РФ. Страна сделала свой важнейший выбор, связала свое будущее с демократическим федерализмом и ищет пути его дальнейшего совершенствования.

Федерализм в современном мире

Поскольку попытки обоснования ненужности федерализма в России нередко сопровождаются достаточно произвольным истолкованием мирового опыта федерализма, принижением его места и роли в истории и современности, постольку прежде всего необходимо разобраться с этой стороной проблемы.

В современном мире насчитывается два с половиной десятка федеративных государств, расположенных на всех континентах: в Европе - Россия, ФРГ, Австрия, Бельгия, Босния и Герцеговина; в Америке - США, Канада, Бразилия, Аргентина, Мексика, Венесуэла, Федерация Сент -Китс и Невис; в Азии - Индия, Пакистан, Малайзия, ОАЭ; в Африке - Нигерия, Эфиопия, Танзания, Коморские острова; в Австралии и Океании - Австралия и Микронезия. Сюда же с некоторыми издержками можно отнести отличающиеся от остальных по уровню централизации конфедеративную Швейцарию и даже Евросоюз. Составляя немногим более одной десятой части всех стран мира.

Несмотря на распад некоторых бывших федераций и преобразование отдельных прежних федераций в унитарные государства, численность федеративных государств в мире в XX веке неуклонно возрастала и за послевоенный период увеличилась более чем в три раза. Только за последнее десятилетие возник ряд новых федераций: современная Югославия (1992 г.), Бельгия (1993 г.), Эфиопия (1994 г.), хорвато-мусульманская Федерация Боснии и Герцеговины (1994 г.). К этому следует добавить, что в современном мире появились такие государства, политико-территориальное устройство которых находится как бы на стыке унитаризма и федерализма, сочетает в себе черты обеих этих основных государственно-территориальных форм (например, Великобритания, Италия, Испания, Шри-Ланка, Папуа - Новая Гвинея и др.) и которые поэтому нередко именуются «полуфедерациями», «квазифедерациями», «псевдофедерациями», «государствами автономий», «регионалистскими государствами» и т. д. Есть все основания полагать, что применение принципа федерализма в политико-территориальном устройстве стран мира и в дальнейшем будет расширяться.

Возможности федерализма, по всей вероятности, могут быть широко использованы в перспективе не только во внутригосударственном, но и межгосударственном плане. Уже сегодня интенсивно расширяющиеся и углубляющиеся процессы региональной интеграции и глобализации вызывают к жизни многообразные межгосударственные объединения конфедеративного типа, часть из которых может явиться переходной формой на пути движения к федеративному объединению соответствующих стран. Это видно сегодня на примере Европейского союза, который, несмотря на сегодняшние определенные трудности с его реально действующими общими представительными, исполнительными и судебными органами, очевидно, перерос рамки конфедерации.

Федерализм показал свою применимость и жизненность в условиях как высокоразвитых (США, ФРГ, Канада, Бельгия, Швейцария, Австрия, Австралия и др.), так и среднеразвитых (Россия, Индия, Бразилия, Мексика, Аргентина, Югославия и др.) и слаборазвитых (Нигерия, Малайзия, Эфиопия, Танзания и др.) стран. Было бы неверным устанавливать жесткую связь между федерализмом и уровнем развития демократии, политическим режимом, формой правления. Мировой опыт наглядно свидетельствует, что федерациями (по крайней мере, в формально-юридическом смысле) были как подлинно демократические, так и тоталитарные страны, как республики, так и монархии (например, Бельгия, ОАЭ, часть субъектов Малайзии и др.).

Более заметна и непосредственна связь федерализма с территориальным фактором. Это находит свое выражение прежде всего в том, что из восьми крупнейших по размерам территорий (свыше 2,5 млн. кв. км каждое) государств мира семь (Россия, Канада, США, Бразилия, Австралия, Индия, Аргентина) являются федерациями уже многие годы. Речь идет вовсе не о том, что все обширные по занимаемой площади страны мира не могут быть унитарными (таковыми являются, например, Китай, Египет, Саудовская Аравия, Индонезия и др.), и не о том, что небольшие по территории государства не могут быть федеративными (таковыми, например, являются Бельгия, Австрия, ОАЭ и др.). Федерациями могут быть и страны средней по площади величины (например, Эфиопия, Нигерия, Танзания, Пакистан, Венесуэла и др.).

Подробнее необходимо остановиться на влиянии этнического фактора на форму политико-территориальной организации страны. Фактором является то, что большинство федераций мира построено по общетерриториальному принципу без учета этнического момента (например, США, ФРГ, Бразилия, Аргентина, Австрия, Австралия, Венесуэла, ОАЭ и др.). Среди них есть и полиэтнические по составу населения страны, в которых, однако, иноэтничное население либо не составляет сколько-нибудь значительную часть населения, либо проживает некомпактно, разрозненно. Но большинство из таких федераций - это моноэтничные в своей основе страны, наличие в которых сравнительно небольших иноэтничных включений не вызывает потребности в создании особого, построенного на этнотерриториальной базе субъекта федерации. Не менее очевиден и тот факт, что отнюдь не все полиэтничные страны избирают федеративную государственную форму (например, Китай, Испания, Вьетнам, Индонезия, Судан и др.)

Но невозможно отрицать более или менее тесную связь федерализма с этническим фактором. Более трети всех федераций мира построены по национально-территориальному принципу или с учетом этого фактора. Россия, Бельгия, хорвато-мусульманская Федерация Боснии и Герцеговины, Эфиопия, Индия, Швейцария, Канада, Пакистан. Часть из них (Россия, Индия, Канада, Эфиопия, Пакистан) сочетает в своей структуре общетерриториальные и этнотерриториальные начала: в России 57 общетерриториальных (края, области, города федерального значения) и 32 национально-территориальных (республики, автономная область, автономные округа) субъектов федерации; в Канаде - девять англоязычных провинций и франкоязычный Квебек; в Швейцарии, которая исторически складывалась преимущественно на общетерриториальной основе, тем не менее уже давно выделяются немецкоязычные, франкоязычные, италоязычные и смешанные в языковом отношении кантоны. В многонациональной Нигерии федерация строится по общетерриториальному принципу, а этнонациональный фактор учитывается как бы наоборот, то есть она построена так, чтобы способствовать преодолению традиционно сильных этноплеменных связей и отношений в социально-политической жизни страны, без учета этнотерриториальных границ, а точнее, вопреки им.

Кризис межнациональных отношений, серьезное усиление сепаратистских тенденций и почти одновременный распад трех полиэтничных федераций (СССР, Югославии и Чехословакии) в конце 1980-х - начале 1990-х годов резко оживили антифедералистские настроения, прежде всего настроения национально-государственного нигилизма.

Все шире и громче стали раздаваться голоса в пользу отказа от федерализма и национальной государственности и перехода России к унитаризму. Однако не только время, но и реальные условия для строительства наднационального государства были выбраны неправильно. Идея самоидентификации и строительства национального государства была в разгаре (Чечня, Татарстан, Башкортостан и др.) не только на окраинах, но и самой России.

Указанные взгляды и предложения не получили поддержки в практике строительства новой российской государственности, были отвергнуты при заключении Федеративного договора в марте 1992 года и при разработке и принятии Конституции РФ в конце 1993-го, а позже и при утверждении Концепции государственной национальной политики РФ в середине 1996 года, в ходе принятия мер по модернизации современной российской государственности в 2000-2001 годах. Это не означает, что проблема рассосалась сама собой и не возникает в разных вариациях и по самым разным случаям.

Как уже отмечалось, было бы неверным устанавливать жесткую, необходимую связь между федерализмом и демократизмом, между федерализмом и республиканизмом, ошибочно считая, что федерация - это всегда демократическое государство. Но тот факт, что федерация в формально-юридическом смысле может иметь место и в стране с авторитарным и даже тоталитарным политическим режимом, вовсе не опровергает истинность достаточно широко признанного положения, что подлинный федерализм возможен лишь в условиях действительного демократизма, гражданского общества и правового государства и что такой федерализм - это одно из важнейших направлений и средств реализации демократии, особенно ее принципа разделения властей по вертикали.

Неслучайно такое широкое признание у нас и за рубежом получила формула: федерация - это особая, территориальная форма демократии. Они, как правило, складывались двумя путями - «снизу», чаще всего как договорные федерации, чему предшествовала переходная ступень конфедерализации (США, Швейцария, Германия после 1866 г., СССР, бывшая Югославия, Танзания, ОАЭ и др.), или «сверху», то есть путем принятия верховной государственной властью, прежде всего унитарного государства, новой соответствующей конституции или поправок к старой. Благодаря этому они признаются конституционными, а не договорными федерациями, а их субъекты складываются чаще всего на основе расширения самостоятельности, автономности прежде негосударственных территориальных единиц. Таким образом возникли федерации в России и Австрии в 1918 году, в Индии - в 1948-м, в ФРГ - в 1949-м, в Пакистане - в 1970-м, в Бельгии - в 1993 году и др.

При этом совершенно не обязательно, чтобы федерации строились по этническому принципу, или полиэтничная страна всегда и при всех условиях должна иметь федеративную форму государственности, или что моноэтничные в своей основе страны не могут избрать также федеративную форму. То, что многие народы (этносы) мира живут и развиваются в рамках унитарных (простых и сложных) государств, не может опровергнуть то, что в иных случаях, когда в многонациональной стране утверждается федеративное устройство, этнический фактор обычно играет в этом совсем не малозначную роль, а нередко так или иначе определяет структуру федерации, приводит к ее построению полностью или частично по национально-территориальному принципу.

Факт, что сегодня примерно треть федераций мира строится и функционирует с учетом этнонационального фактора, свидетельствует, что Россия не стоит в этом плане особняком. Более того, нельзя обвинять большевиков и марксизм в целом, что именно они являются авторами образования национально-территориального федерализма. Хорошо известно, что марксизм отстаивал в принципе, при прочих равных условиях, преимущества унитарного демократически централизованного государства и отвергал федерализм в общем и целом, допуская его лишь в особых, исключительных случаях, прежде всего в условиях решения обострившегося национального вопроса. В.И.Ленин называл К.Маркса «принципиальным врагом федерализма», который никогда не был сторонником «ни мелких государств, ни государственного дробления вообще, ни принципа федерализма» [1, 2]. В.И.Ленин и его партия в дооктябрьский период не только полностью разделяли эту принципиальную позицию, но и решительно выступали против федерализации дореволюционной России и за построение в будущей России унитарного демократически-централизованного государства с обеспечением национально-территориальной автономии [3, 4, 5, 6].

Эволюция взглядов большевиков на форму национально-государственного устройства России - от областного самоуправления к все более широкой областной автономии и от нее к национально-территориальному федерализму - была объективно обусловлена бурным ростом национальных движений и национального самосознания народов в тогдашней России.

В 1917 году, особенно в середине и во второй его половине, в стране складывалась совершенно реальная ситуация угрозы распада России, когда на местах все более громко стали раздаваться голоса в пользу федерализации России и даже отделения от нее. Такие требования выдвигались на Украине, в Белоруссии, Закавказье, Прибалтике и других местах. Напомним в этой связи, что через полгода после Октября 1917 года, в мае 1918-го, В.И.Ленин вынужден был констатировать, что «от России ничего не осталось, кроме Великороссии».

Мы далеки от мысли отрицать во многом номинальный, фиктивный характер советского федерализма и допущенные в его рамках ошибки в области национальных отношений. Но очевидно, что советскому федерализму было суждено сыграть важную роль в предотвращении полного распада одной из самых многонациональных и самой обширной по территории страны мира, в этнокультурной консолидации и сохранении самобытности народов, в стремлении выравнивания уровней социально-экономического и культурного развития этносов, в сочетании передового и национально-специфического в образе жизни, культуре и языковом развитии общества, в сближении народов.

Вместе с тем то, что и СССР, и находящаяся в его составе РСФСР по факту были жестко централизованными унитарными государствами давно и широко признано в политико-правовой литературе, сперва за рубежом, потом и у нас.

С другой стороны, Российская Федерация - это федерация особого рода, олицетворявшая собой государственное объединение русского народа с десятками других народов страны. Особенность этого объединения в том, что Россия по численности населения, по культурно-экономическому развитию, по территории несопоставимо превосходила свои субъекты, бывшие окраины Российской империи. То есть это объединение во многом содержало в себе большой цивилизационный заряд. Как известно, русские составляли более четырех пятых населения РФ, проживали и ныне проживают по всей ее территории и в большинстве регионов - это подавляющее большинство их населения.

При таких объективных характеристиках наша страна теоретически могла избрать и иную, унитарную форму своей политико-территориальной организации с теми или иными автономными включениями, что предлагалось многими в период до 1917 года. Однако в силу причин, указанных выше, историческое развитие страны пошло по пути ее федерализации. Нельзя также не учитывать, что РСФСР в те годы развивалась как «федерация в федерации» и поэтому не могла быть равноправной союзной федерации. Следовательно, не национально-территориальный федерализм породил тоталитаризм и национализм, а тоталитарный режим и его национальная политика привели к кризису советского квазифедерализма, резкому обострению межнациональной напряженности и конфликтам, росту национализма, а в конечном счете и распаду СССР. Точно так же не федерализм породил кризис советской экономики, а последний явился экономической основой кризиса советского федерализма.

Все это означает, что СССР распался отнюдь не потому, что его государственная конструкция была якобы изначально несостоятельна, а потому, что прочный, устойчивый и подлинный федерализм возможен только в условиях реальной демократии, гражданского общества, правового государства, широкого местного самоуправления и т. д.

Итак. Юридико-правовая, политико-экономическая обоснованность федеральной формы государственного устройства России не подлежит сомнению и является безальтернативной. Вместе с тем открытым остается главный вопрос: целесообразность существующего сегодня национально-территориального принципа организации Российской Федерации. В пользу приоритетности географически-экономического принципа над национально-территориальным принципом в сегодняшних условиях огромное число аргументов.

Во-первых, федеративное устройство нашей страны, ее политическая стабильность, живучесть межфедеральных отношений - состоявшиеся факты и возникла необходимость перехода к новой, экономически и политически более целесообразной модели дальнейшего существования.

Во-вторых, приоритетность географически-экономического принципа в организации современной Российской Федерации не означает, что национально-этнические особенности данного региона не будут соблюдаться. Одновременно также надо учитывать, что дальнейшая демократизация страны, несомненно, поднимет новые проблемы: почему отдельные этносы имеют свою высокую автономную субъектность в составе Российской Федерации, а такие, вполне сопоставимые с ними по уровню развития, численности, национальному самосознанию, как аварцы, лезгины, лаки, черкесы и другие, нет. Мы специально не углубляемся в эту проблему с учетом ее многогранности, да и чувствительности. Просто логично дать ответ, почему из сотни российских этносов только пять-шесть получили статус субъекта федерации, притом составляя меньшинство на данной территории.

Продолжение расширения деятельности и существования национального принципа как одного из основополагающих в организации Российской Федерации более чем архаично в сегодняшних условиях и никак не вписывается в мировые тренды образования политических наций, где демократические и экономические свободы - доминантные мотивации в любых, в том числе в государственно-образующих процессах. Одновременно мы уверены, что религиозные и национальные предпочтения, национальная культура еще имеют долгосрочную перспективу развития и здесь необходимо работать в русле толерантности и взаимоуважения. Тем не менее нужно понимание, что в сегодняшних условиях национально-религиозная обособленность не может быть решающим фактором в жизни общества. Доказательство этому - процессы глобализации, когда сотни миллионов людей мигрируют в поисках прежде всего экономического благополучия, понимая, что им придется снизить уровень своей национально-культурной идентификации в пользу новой культурной среды. Укрупнение российских субъектов сыграет ту же интеграционную роль, как и сегодняшние глобализационные процессы в мировом масштабе.

Наконец, приоритетность географически-экономического принципа в организации Российской Федерации приведет не только к укрупнению ее субъектов, но и сделает их экономически более самостоятельными. Ведь сегодня российские субъекты по уровню экономического развития, по их объему и доходности, по численности населения и размерам территории никак не сопоставимы. Такая реальность не только алогична, но и приводит, по сути, к искажению отношений федерального центра со своими субъектами. Непомерно усиливается его роль как распределителя бюджетных средств и уравнителя по социально-экономическим и другим параметрам, что может явиться причиной возникновения несогласия и конфликтов между субъектами и федеральным центром.

Очевидно, что в плане долгосрочного развития России ее субъекты должны развиваться более или менее синхронно, что в сегодняшних условиях не совсем легкая задача. Разумеется, что одни субъекты Российской Федерации не могут бесконечно дотировать и опекать другие, менее развитые и динамичные. Абсолютно очевидно, что сегодняшняя сугубо национально-территориальная организация федерации никак не способствует равномерному развитию и интеграции российских регионов. Культурно-цивилизационная непохожесть одних с остальными не может быть причиной их обособленности в рамках одной страны и неучастия в общем русле развития.

Необходима политическая воля федерального центра, чтобы экономическую помощь конкретному региону сочетать с требованием интегрироваться и развиваться по общим правилам.

Приходится констатировать, что в этом плане российский федерализм не в полной мере исполняет свою обобщающую и интегрирующую роль, а это острая проблема с возможными большими последствиями.

 

Первое практическое воплощение теории федерализма произошло в США в 1789 году. Она и сегодня является классическим образцом для сравнения. Одно из главных преимуществ федеративного государственного устройства в том, что власть более децентрализована и сбалансирована. За субъектами федерации, являющимися политическими единицами, закреплен защищенный федеральной конституцией и конституцией субъектов ряд самостоятельных социально-политических прав, что свидетельствует о более высоком политико-правовом уровне их защиты, особенно в части прав и свобод личности.

Второе преимущество федеративного устройства в том, что любые возникающие конфликты и противоречия проходят сначала местный фильтр и, если там не решаются, как правило, поднимаются на федеральный уровень в более смягченном варианте. Федеративное устройство показало свою эффективность и динамичность, особенно в сфере решения межнациональных и межэтнических проблем. В условиях федерации любые национально-этнические меньшинства принимают более непосредственное участие в решении их проблем как на местном, так и на федеральном уровнях уже через своих представителей. Таким образом, местное население не только вовлекается в сферу федерального управления, но и из их среды образовывается местная политико-управленческая элита, которая со временем становится на местах опорой и проводником общефедеральной власти и, что немаловажно, носителем ее управленческой культуры.

Безусловно, демократическим цивилизационным максимумом для любого многонационального образования остается модель наднационального федерализма, что означает более высокий уровень защищенности прав и свобод граждан страны вне зависимости от национально-расовой, гендерной, идеологической и т. д. непохожести конкретного индивида на большинство населения. Считается, что так или иначе к этому образу ближе находятся США. Но последние радикал-либеральные годы развития этой страны вызывают определенные сомнения в абсолютной универсальности федерализма. Можно достичь уровня полного равенства всех групп населения страны в возможностях реализации своих гражданских и политических прав. Но, разумеется, не все они в состоянии одинаково успешно интегрироваться в обществе, так как наделены природой неодинаковыми интеллектуальными, духовными или моральными качествами. Это аксиома. Именно по этой причине, несмотря на значительные усилия государства, уровень благополучия и доходы населения в исчислении ВВП на душу населения в США очень сильно разнятся.

С.Хантингтон в своей монографии «Кто мы?» приводит несколько таблиц и множество цифровых данных, показывающих уровень успешности и интегрированности различных национально-этнических групп в социально-политическую жизнь страны. И везде после белых, европейского происхождения, самыми успешными оказываются евреи, японцы, корейцы, китайцы, индусы, массово хлынувшие в страну латиносы (термин используется в США), а в самом низу неподвижно обосновались афроамериканцы и краснокожие индейцы, тогда как самые большие разноплановые преференции государство делает именно для них. Только один пример, 18% всех бюджетных мест в вузах США квотированы для черных американцев, что по причине своей несправедливости вызывает бурное негодование белых и других американцев и приводит к бесконечным протестам и судебным разбирательствам [6].

Абсолютное большинство существующих ныне 26 федеративных государств объединяет представителей одной цивилизации, расы и вероисповедания. Политико-правовая наука, руководствуясь соображениями политкорректности, долго старалась держать в тени цивилизационные, расовые, национальные проблемы общественной жизни, концентрируясь на обсуждении схожестей и расхождений юридико-правовых сторон государственного строительства и федеративных государств, федерализма как социально-правового явления с акцентированным цивилизационно-национальным креном.

Распад Советского Союза, югославской и чехословацкой федераций еще раз показал, что многонациональные, многоконфессиональные федеративные государства менее устойчивы и им труднее сохранить государственно-правовое единство. Из всех ныне существующих федеративных государств только Россия и Индия имеют в своем составе субъекты, представляющие исламскую цивилизацию (именно субъекты, а не население), что касается федеративной Республики Босния и Герцеговина, здесь своя оригинальная ситуация. Босняки в период турецкого владычества - насильно исламизированные южные славяне, другие субъекты этой федерации представляют сербов (православные) и хорватов (католики). Они примерно составляют одинаковое количество - соответственно 51% и около 45% (остальные цыгане и др.). Но мусульманская часть в прошедшие примерно 20 лет не только догнала христиан по численности, но и несравненно быстро увеличивается сейчас. Исламской цивилизации федеративные государства - Пакистан, Нигерия, ОАЭ, Малайзия, Республика Ирак, Судан, Южный Судан - в своем составе субъектов какой-либо другой, тем более христианской цивилизации не имеют, более того, в существующих условиях это и невозможно.

Приблизительно в полувековой перспективе, с учетом многократно ускоренного демографического роста субъектов Российской Федерации исламской цивилизации (Татарстан, Башкортостан, Чечня, Ингушетия, Дагестан, Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия) по сравнению с русскими и остальным христианским населением, угроза потери своей цивилизации будет стоять и перед Россией. Демократические процедуры, и в первую очередь всеобщие выборы, с учетом хлынувших в страну около 20 млн. мусульман из Средней Азии, позволят формировать властные структуры с большинством людей исламской цивилизации.

Пример мирового развития последних 20-25 лет показывает, что ни в одной исламской стране (Турция, Иран, Ирак, Сирия, Египет, весь африканский континент) бывшие компактно проживающие христианские анклавы (за исключением коптов в Египте) не сохранились и их население перебралось в Европу или Россию (из Средней Азии, Азербайджана и Северного Кавказа) или еще дальше - в Америку и Австралию. В последующие полвека чуда в России точно не произойдет, то есть русско-христианская часть населения резко не повысит свою демографическую активность или, наоборот, исламское население массово не перейдет к самосдерживанию и демографическому самоконтролю. Исламские ментальность и социально-культурные критерии, организация своего быта и будущего своих поколений уж очень заметно отличаются от русских. Перед Россией встает проблема нового распада или новой самоидентификации путем сужения размеров своей территории с чисто русско-христианским населением. Другого не дано…

Мы думаем, что процесс федерализации мирового пространства с включением новых государств и территорий будет продолжаться и дальше. В Европе такая перспектива возможна для  Великобритании, Испании и, возможно, Италии. Ожидаемо образование самостоятельных государств одним-двумя субъектами ФРГ. Это в первую очередь Бавария и Саксония. Уверен, будет продолжаться дальнейшая фрагментаризация Украины. Речь пойдет минимум о создании двух-трех новых субъектов. Пока жестоким насилием Турции удается сохранить территориальную целостность страны. Но процесс начат, и утихомирить его вряд ли получится. Речь идет о мощном курдском движении за свою государственную независимость. Бурлит Африка, где процессы создания наций-государств, пройденные Европой в период Средневековья, только начинаются.

Немалые геополитические изменения ждут Мексику и Канаду, возможно, также Бразилию и Колумбию. Вряд ли XXI век будет менее активным, чем XX. Объединение, разъединение, национальная идентификация различных стран и народов продолжается. Цивилизации, особенно европейская и американская, отчасти Россия, будут под угрозой поглощения лавинообразной исламской демографии, и проникновения в их пространства глухо закроются. Похожие по цивилизации страны выберут путь сотрудничества и безвизового передвижения в своих пространствах. К сожалению, главной причиной всех новых катаклизмов будет геометрическая демография исламских народов и населения стран Африки. Сотни миллионов новых, социально необеспеченных, бедных и голодных, никому не нужных людей под лозунгом глобализации, свободы движения и миграции попытаются перебраться в благополучные регионы мира. Кто сможет защититься, выживет, кто нет, будет возвращен в Средневековье, но не европейское, а азиатско-исламское - с неравенством, несвободой и грязью.

 

Литература:

1. Ленин В.И. ПСС. Т. 25. С. 306; т. 27. С. 64;  т. 7. С. 105, 233-234; т. 24. С. 143-144; т. 25. С. 70; т. 36. С. 341.

2. Гаман-Голутвина О.В. Сравнительная политология. М.: Аспект Пресс, МГИМО (У) МИД России,  2015.

3. Енгибарян Р.В., Краснов Ю.К. Теория государства и права. 3-е изд., пересмотр. и доп. М.: Норма, 2018.

4. Енгибарян Р.В. Время переоценки ценностей. М.: Норма, 2018.

5. Карапетян Л.М. Федеративное устройство Российского государства. М.: Норма, 2001.

6. Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М.: АСТ, 2008.


Вернуться назад