Израиль, Хайфа.
Хайфский университет.
Доктор философских наук, профессор

Статья ставит своей целью прояснить проблему когнитивного содержания литературного текста в его отношении к историческому процессу. Говоря в более узких терминах, ее целью является сравнение литературного текста — как носителя чрезвычайно насыщенной памяти о «реальности» в ту или иную эпоху и процессах культурного формирования эмпирических субъектов истории — с традиционным историческим нарративом, сфокусированном на проблеме исторического события и структурах знания. Статья ставит своей целью анализ общей конфигурации тех культурных содержаний, которые сохраняет литературный текст в его отношении к историческому процессу, с одной стороны, и привычным историческим нарративам и репрезентациям, с другой. После теоретического введения, статья обращается к обсуждению традиционных исторических нарративов, чья модальность и форма могут быть прослежены вплоть до древнегреческой историографии. Она также кратко рассматривает некоторые более поздние типы исторического нарратива, фокусирующиеся на техническом развитии и динамике исторических формаций. Для таких исследований и нарративов литературный текст является всего лишь вспомогательным источником исторической информации. По контрасту с ними, в двадцатом веке литературный текст оказывается в фокусе различных форм исторического исследования: от Школы Анналов до американского Неоисторицизма. В то же время, с теоретической точки зрения не были прояснены те причины, в силу которых литературный текст — описывающий воображаемые миры и не существовавших людей, — может оказаться носителем более значимой исторической информации, чем документ, рассказывающий об «исторических» событиях. Эти причины заслуживают более внимательного теоретического рассмотрения.
После краткого перечисления тех «следов» истории литературы, которые сохраняются в литературных текстах, статья указывает на то, что знание об их существовании лишь в небольшой степени приближает к общему пониманию проблемы. По контрасту с этим следами собственно «литературного» и на основе моих публикаций последних лет, статья обращается к тем общим культурным содержаниям, процессам и структурам, которые сохраняются в литературных текстах. Эти компоненты, являющиеся центральными для функционирования культуры, представляют собой чрезвычайно широкий спектр: от понятийных и эпистемологических полей, базисных поведенческих сценариев и норм — через процессы архетипиизации символических форм и метафорические переносы между когнитивными полями — к общим связям между структурами значения и функционированием власти. Дальнейший анализ обращается к двум теоретическим последствиям этого понимания. Во-первых, речь идет о содержаниях и процессах, формирующих как форму «реальности», в которой происходит то или иное историческое событие, так и эмпирических субъектов этих событий. Во-вторых, большинство этих культурных структур, процессов и содержаний находятся ниже порога сознания эмпирического субъекта. В нормальных обстоятельствах они не становятся объектом исторической рефлексии — ни только в документах, которые создаются участниками и свидетелями событий, но и в тех более поздних исследованиях, которые базируются на этих документах. Это же, в свою очередь, означает, что с точки зрения исторического понимания литературный текст не является тем, чем его обычно видели историки: вспомогательным носителем исторической памяти, способным украсить «сухой язык исторического факта». С аналитической точки зрения, литературный текст является носителем гораздо более аутентичного и научно значимого исторического знания — не только по сравнению со «школьной» историей, но и традиционными историческими исследованиями. Именно поэтому — как психоаналитик, стремящийся превратить неосознаваемые или неотрефлексированные пласты психики пациента в осознаваемые и ясные содержания — так же и аналитик культуры должен стремиться превратить неосознаваемое знание и смутную память литературного текста в осознаваемую, анализируемую и оцениваемую память культурно-исторического анализа.