ИНТЕЛРОС > №51, 2017 > От редакции

От редакции


26 марта 2017

За соломинку рифм

Основное производство российской тюрьмы – изготовление рецидивистов.

Самое рентабельное производство российской тюрьмы – изготовление спецодежды для сотрудников спецслужб, обязанных, в частности, ловить и изобличать тех самых рецидивистов.

Самое массовое производство российской тюрьмы – изготовление стихов.

 

Из любой чепухи

вы лепили стихи.

 

Весь барак, как дурак, бормотал, подбирал

рифму к рифме и строку к строке.

 

Эти строки Бориса Слуцкого о лагерях давно ушедшего времени, но и в сегодняшних бараках, внимательно осмотревшись, сразу же обнаружишь арестанта, затаившегося в своем закутке, откуда он изредка взыркивает на окружающий его мир опасливым глазом. Если он роет тоннель для побега или замышляет какое иное запрещенное безобразие, его взгляд так и останется острым и насторожливым. Но глаза нашего арестанта, не обнаружив ничего угрожающего, сразу же становятся отсутствующими. Точнее, устремляются в какие-то забарачные дали, где он безо всякого сомнения кайфует в полный мах вместо того, чтобы становиться на путь исправления и тяжкими душевными (или по крайней мере – телесными) страданиями искупать свою вину, как это предполагалось судьей при изготовлении приговора.

А если осмотреться совсем внимательно, то отыщется и еще один похожий счастливец. И даже не один…

Они морщат и почесывают упрямые лбы и шевелят слова во рту, подыскивая складное, находят примерно подходящее, мнут его жесткими губами, подгоняя в оконцовку строки, откусывают или изгибают через зуб выпирающее из ритма – сбивают строфу…

Никакой идиллии, описанной Слуцким, никакого нарочито открытого и чуть ли ни совместно-барачного творчества. Это могли себе позволить профессионалы-литераторы или профессионалы-читатели. Наши тюремные сочинители в основном прибились к поэзии из очень далеких от нее занятий. Они внезапно открыли радости складной речи и дотумкали, что рифмованное слово стоит много дороже обыкновенного, потому что дается много труднее. Это тебе не ля-ля-базар, а очень даже непростое дело. Главное сыскать звучное слово. И в рифму…

Рифму сыскать – дело старательское, одинокое и укромное. В мире, где всех благ в нехватку, рифмы тоже валом не валяются. На всех не хватит, и потому никакой дурень не станет искать в этом деле помощи у других. И сам не поможет…

Стихосложение в тюрьме более всего похоже на болезнь. На заразную болезнь… В легкой форме ею переболели практически все арестанты, но выздоровели далеко не все. Многие обнаружили, что поэтическая хворь оказывается очень неплохим способом «отсидеть» срок. В какой-то мере это практически оптимальный способ «сидения».

Человека, занятого строками-строфами-рифмами, по-видимому, оберегает сама Эвтерпа.

Он не упирается бошкой в повсеместные нарушения каких-то его прав и, следовательно, не встает на путь обличений и конфронтаций. Он даже не замечает всех этих нарушений. Конечно же до какой-то степени, но и тюремщики, как правило, тоже чувствуют грань, которую не следует переступать. В общем, в большинстве случаев тюремная администрация вполне миролюбиво и снисходительно относится к тюремным поэтам.

Тюремное сообщество даже в лице самых правильных авторитетов относится примерно так же. Может, чуть более снисходительно и зачастую смотрит сквозь пальцы на всякие мелкие косяки погруженных в творчество сидельцев. Иногда и у самих авторитетов просыпается что-то поэтическое. Не до такой степени, конечно, чтобы рифмы сочинять, но не совсем угробленная душа просит вдруг какой-то лирики. Тогда поэт-арестант получает выгодный заказ и за пачку сигарет сочиняет оду матери авторитета, или подруге, или вообще заочнице… Короче, и с этой стороны жизнь тюремного поэта складывается счастливо и безмятежно. Сиди – не хочу…

Но главное в том, что поэзия дает человеку замечательную возможность проводить дни и месяцы напролет в мире с самим собой – ни головой о стенку, ни изъедающих сожалений и о том, что не надо было затевать эту неудачную делюгу, и о том, что надо было замочить всех подельников, оказавшихся свидетелями. Да мало ли о чем сожалеет зэк, даже и осужденный невинно. От этих сожалений люди буквально звереют и совершают не слишком адекватные поступки, вынуждая своих тюремщиков в очередной раз нарушать те самые права человека, потому что, по мнению тюремщиков, он и не человек вовсе, а мразь конченая и особенно, когда совершает что-то неадекватное. Ведь всяко что способен устроить зэк, чтобы только не слышать тихий голос внутри, шепчущий о сожалениях или о разных счастливых невозможностях жизни… Арестанту-поэту никакие голоса не мешают творить. Капающий кран в камере ШИЗО для его стихов не намного хуже, чем Кастальский ключ…

Но всего главней общее ощущение силы рифмованной речи. В мире, где все слова изолгались и истрепались так, что никто никаким словам не верит (даже и спрашивая по уголовным понятиям «за слова»), – в этом мире сохраняется жажда правдивого слова, веского слова, истинного слова. Понятное дело – это не может быть обыкновенная речь, что скатывается из-под языка легче слюны. Эта речь должна быть продуманная и нелегкая. Вполне может быть, что эта истинная речь и есть речь поэтическая. И именно она пробьется сквозь все заглушки-решетки-стены, чтобы все услыхали и поняли (кто эти «все» и что они должны понять – не понятно).

Короче говоря, затевая издание журнала «Неволя» много лет назад, мы вполне отчетливо представляли объем стихотворного потока, который хлынет на нас в письмах арестантов. Единственно правильным решением был отказ от публикации стихов в журнале «Неволя».

Так мы и сделали. Но чувство какого-то неуюта нарастало из года в год. Этим неуютом было чувство долга перед тюремной поэзией, категорично отвергнутой в журнале. Для восстановления справедливости редакция журнала придумала конкурс «Поэзия неволи».

Предполагалось, что на сайте журнала будут выставлены все поэтические произведения, присланные на конкурс. Затем читатели выбирают полсотни понравившихся им стихов, и эти стихи объявляются финалистами конкурса. Далее в дело вступает профессиональное жюри под председательством знаменитого поэта Дмитрия Быкова, и это жюри отбирает пять стихотворений-победителей.

Для поэтов-лауреатов предполагались значительные призы и рассматривались даже идеи о публикации сборника лауреатов конкурса, но на все эти радости редакция не смогла найти финансирование. Так что участники, финалисты и лауреаты были награждены только дипломами. И для редакции остается нерешенным вопрос, стремиться ли к организации ежегодного конкурса «Поэзия неволи».

С такими вот поправками конкурс «Поэзия неволи» был проведен и закончился в конце прошлого года, и со всеми материалами конкурса и со всеми его произведениями можно познакомиться на сайте журнала.

В конкурсе приняло участие более 300 произведений.

Все это – совершенно разные стихи. От нескладных и неумелых, как первый блин, до откровенно талантливых.

В число финалистов попало 46 стихотворений 29 авторов.

Лауреатами конкурса стали:

Георгий Юров

Артём Александрович Аксенчик

Лада Анатольевна Долгих

Андрей Волхов

 

Ради поэтического конкурса редакция отказывается от своего принципиального решения не публиковать стихи и печатает стихи-лауреаты в этом же номере журнала.

 

Редакция благодарит всех поэтов, принявших участие в конкурсе «Поэзия неволи 2016 года».


Вернуться назад