Со временем я перезнакомился со всеми, но сошелся с одним более чем неординарным человеком. Его непосредственность я до конца оценю только спустя пару лет после знакомства, а вообще о нем я еще не раз услышу даже после освобождения. Рыжий, с проседью, по-тюремному молчаливый и наблюдательный. Его все звали Химик, так он мне и представился.

Полноватый и слегка грузный, он умел и любил хорошо готовить. Розетка для «мамки» [ Мамка – спираль от электрической плитки, стелится на каменный пол камеры и подключается к розетке (тюремн. жарг.). ]была около шнифтов [ Шнифт– глазок на двери (тюремн. жарг.). ], где я дежурил. Рядом со мной, готовя, он провел много часов. Что-то изобретая вокруг горящей спиральки, жаря и туша извлеченное из баланды то, что туда попадало существенного, мешая с вольными продуктами из кабанов.

Выглядел он за этим занятием как ребенок, который лепил что-то интересное из пластилина или рисовал красками, добавляя тот или иной цвет на бумагу. В общем, с любовью и самозабвением…

Он был достаточно начитан, и нам не было скучно. Мы о многом беседовали, но разговоры неизбежно сводились к разным видам оружия, преимущественно периода Второй мировой войны.

К оружию я всегда относился с уважением, но разбирался сам, наверное, чуть лучше, чем солдат-срочник, и то, подозреваю, только в стрелковом. Он же – во всех видах. Но в отличие от меня стрелковым фактически не интересовался, хотя видно было, что знает его, но предпочитал танки, самоходные и обычные артиллерийские установки, минометы разных калибров, как военного времени, так и современные. Чуть позднее выяснилось – разбирался он не столько в артиллерийских установках и орудиях, сколько в мощности снарядов, взрывных и технических качествах: где, в чем, чего и сколько содержится (например, тротила или динамита), каков радиус осколочного или площадного поражения. Пробивная мощь бетона или брони, ну и подобного характера вещи его интересовали.

Постепенно я стал понимать, что он если не профессионал, то практик. На офицера он явно не тянул – тихий спокойный голос, совершенно без твердых нот, живот и отсутствие выправки. Он не был небрежен, но не по-офицерски. Но практик он был очень высокого уровня, в чем я впоследствии и убедился…

Он не унимался и неустанно объяснял мне, как устроены те или иные взрывные устройства, различные выстрелы гранатометов или мины от минометов, а также самые примитивные минометы, сделанные из трубы и гвоздя, легкие пехотные установки, «катюши» времен Второй мировой, потом «грады», «ураганы», полковые «буратино», ПТУРСы и ПЗРКа, знакомил с основными принципами их действия.

Несмотря на то что иногда голова пухла от потока этой информации, мне не было скучно слушать. И рассказывал он все это не сухим армейским языком вчерашнего курсанта. У него, наоборот, был очень доступный язык, не заходящий дальше таких простых терминов, как «детонация» или «запал». Говорил он ясно, как и мыслил в этой области. Такая привычка, как он признался, выработалась у него только в тюрьме. Вообще, на мой взгляд, это вырабатывается у многих, тем более с серьезными делами, проведших долгие часы с разными следователями. Химик, как потом выяснилось, прошел серьезную школу в этом отношении…

Постепенно мы добрались до различных химических реактивов. В этом я еще больший ноль, чем в оружии. Но он объяснял не столько с точки зрения понимания и познания взрывного дела, сколько давал общую картину. Как действуют кумулятивные снаряды, что это вообще за «кумулятивный эффект» и подобное. Сейчас я даже приблизительно не смогу вспомнить того, что он говорил.

О разных интернет-сайтах на эту тему, как и про все интернетовские «поваренные книги анархиста», у Химика было однозначное мнение – всё это пишется эфэсбэшниками. Для того чтобы «начинающие мудаки» лезли не в библиотеку за нормальной литературой, а пытались что-то сделать тут же у плиты, не выходя из дома. И слегка подорвавшись, опалили рожу, не насмерть, а так – чтобы себя обнаружили, а вреда не принесли особо никому.

«Таких баранов много. Они думают, что конструктор детский собирают-разбирают. А на самом деле химия – это наука с большой буквы “Н”. Дилетант – это как человек, всю жизнь свою прожил в выгребной яме и вдруг видит дворец на картинке. Дивится и думает: вот где можно развернуться и жить припеваючи. И не понимает, что никогда не окажется даже в окрестностях этих дворцов. Там ведь со смертью на “ты” общаются, а они, е…тые кретины, думают, что это как в кино…»

Он был по-своему прав. Теперь, когда я знаю, кто он, я понимаю, что он был прав, конечно.

Лет десять он был черным копателем, именно тогда он понаторел во всем этом, и прошел практику, если можно так выразиться.

Но сидел Химик за другое…

 

Некоторые москвичи, возможно, помнят нашумевшую в свое время историю. Это было году в двухтысячном, по-моему, на севере Москвы. Парень нашел на улице телефон, принес домой, жена попыталась позвонить, и взрывом у нее разнесло голову.

Эту историю я знал еще до того, как меня посадили. Я был тогда в Москве, и тем самым летним днем сидел в гостях у друга детства Игоря Грехнева, который остался в Москве после окончания Гнесинки, женился и уже обзавелся ребенком. У Игоря на кухне было радио, которое и сообщило нам в новостях о любопытном взрыве.

Но лишь незадолго до моего освобождения в передаче «Криминал» я увидел, кто является закадровым героем этой истории, то есть изготовителем мины и, соответственно, автором этого взрыва. В главном герое передачи я тогда с трудом узнал Химика! На экране сидел маленький, худой, сутулый юноша и тихим испуганным голосом давал показания. Светлые рыжеватые волосы были взъерошены и торчали, как у невыспавшегося двоечника с какой-нибудь фамилией вроде Перестукин, точнее, как у Нильса из известного мультфильма. Из-под этих вихров торчал нос. Испуганные, но серьезные глаза на худом, как у мышонка, лице выделялись особо отчетливо.

Как Химик поправился, пока сидел в «Лефортово» с компаньоном Березовского (с которым примерно в то же время сидел мой друг, Сергей Аксенов, шедший по делу Лимонова), он мне рассказывал несколько раз лично. Я тогда ему верил с трудом: набрать более двадцати килограммов за несколько месяцев мне казалось не слишком правдоподобным.

«А он мне с утра: давай, Алексей, севрюжечки, вот тут уже три салатика я сделал…» И дальше начинался перечень еще каких-то деликатесных блюд, не считая ягод и фруктов. И так ежедневно…

 

Тогда, в апреле седьмого года, я чуть не подпрыгнул от неожиданности и удивления, когда в худеньком пареньке с экрана узнал своего сокамерника. Далее идет версия следствия и то, как я эту историю понял и представил себе.

Эту девушку Алексей любил со школы. Они продолжали дружить. Ее муж был не тихого нрава и с таким искренним самозабвением гулял, что жена это не просто замечала, а была в курсе если не всего, то многого. Раз во время прогулки, жалуясь своим друзьям, двум Алексеям, она ляпнула – да хоть бы он сдох!

Ребята намек поняли по-своему и приняли слова как призыв к действию. Они решили тихонечко исполнить ее пожелание, точнее преподнести ей сюрприз. Телефон был подброшен на тропинку в парке, по этой дороге муж ходил на работу. Найдя телефон, он, видимо, просто бросил его в пакет. Придя домой, бросил пакет и после душного дня сразу пошел в душ. А жена, наверное, полезла по карманам и в пакет…

Слово, как известно, не воробей. Возможно, девушка столько вложила ненависти в свое слово, что Смерть ее услышала и не заставила себя долго ждать, вернулась туда, откуда ее и позвали.

Один из следователей говорил, что, когда во время многочисленных бесед кто-то из следственной группы начинал вспоминать о погибшей девушке, Химик сразу «выключался» и переставал разговаривать. «Как забрало падало… он явно сильно переживал из-за ее смерти».

Дальнейшая история была еще более увлекательной. Это был сюжет готового детективного,  полумистического романа о влюбленном маньяке. Создатели фильма явно не понимали масштаб этого паренька.

 

Когда Алексей признался, что мотивом в истории с телефоном была месть мужу любимой девушки, следователи стали копать дальше. И докопались, если верить убедительно-агрессивному голосу диктора.

Комментатор рассказал, что Алексей в школе был тихим и забитым парнем, интересовался только химией. Он читал все по химии и ничего больше.

В школе его постоянно били, а девушки не желали с ним дружить. По крайней мере, те, которые ему нравились. Наверное, по причине того, что парнем он был не уверенным в себе. Созерцательно живущий в химии и опытах, он не мог найти себе подругу, и ему приходилось честно любить на расстоянии, не рассчитывая на взаимность.

Спустя несколько лет после окончания школы все его обидчики попадали в какие-то неожиданные дворовые переделки, после чего едва оставались в живых. Их избивали неизвестные гопники настолько сильно и профессионально, что видно было – это не пьяная драка и не банальный гоп-стоп. В маленьком областном городке, где все друг друга знали, это было не совсем понятно.

Следователи раскрутили и другой клубок, связанный с одноклассниками. Это Юра им мстил. Видимо, за поруганную свою честь, которую в детстве он не мог защитить самостоятельно, ежедневно поднимая и держа перед глазами не гантели, а книжки. В итоге он доказал и обидчикам и себе, что далеко не всё могут кулаки. И впоследствии удар, или унизительные несколько толчков, или просто насмешки, запомнившиеся с детства, могут очень дорого стоить обидчикам. «Зло и добро возвращается, – говорила мне в детстве мама, – многократно увеличиваясь по пути, и чем дольше возвращаются, тем больше становятся. Как снежный ком».

Я всегда в это верил и постоянно в этом убеждаюсь, оглядываясь на окружающий мир. Но все равно история меня потрясла.

Я на подобное просто не способен, но понимаю, что он мстил не за синяки. А именно за раненную честь. Поучительная, конечно, хоть и очень жестокая история.

За любимую девушку тоже не могу его осудить. Даже если это было честное обвинение – он еще и наказал себя сам. По-моему, он любил ее со школы и продолжал любить. Но эта история мне во всех деталях неизвестна.

Но посадили его опять-таки за другое.

 

По-моему, в самом начале февраля 2002 года один скинхед на юго-западе Москвы взорвал кафе-закусочную, которую держали какие-то кавказцы. Но не ушел с места взрыва, а остался смотреть на происходящее. Опера переписали его с толпой свидетелей. Пробив по базе и сопоставив эти два известных факта, опера его взяли. Тот сразу раскололся, и Химика, изготовившего и продавшего скину взрывчатку, арестовали.

Эту историю Химик мне с удовольствием рассказал тогда. Как и последующую сцену обыска.

«У вас вся здесь квартира смеется», «у вас смеется весь подъезд, и с ними весь дом смеется», – как рассказывал мне Химик, шутили между собой эфэсбэшники, гуляя по квартире, когда пришли понятые. Те же термины я слышал с экрана телевизора спустя два с половиной года. В его квартире, только на окне в комнате нашли две трехлитровые банки нитроглицерина, но соседям про то, что было в банках, они, разумеется, тактично не рассказали, оставив их в счастливом неведении, как и про простую взрывчатку. Наверное, все было изложено сухим языком: «Банка, емкостью три литра, с прозрачной жидкостью, три штуки. Две банки наполнены на две трети жидкостью, одна наполнена наполовину».

Сомнений не было, это Химик. Так же его называли и опера.

В документальном двухсерийном фильме комментатор рассказывал, как у Химика в лобненском гараже был найден арсенал взрывчатки, который, если бы рванул, мог разрушить несколько стоящих вблизи домов полностью и повредить многие окрестные. После ареста Химика, чтобы разминировать этот подвал, пришлось под видом учений эвакуировать весь микрорайон.

Помимо того что в гараже десятками лежали заряды для разных видов гранатометов и минометных мин, там было еще (!) одиннадцать литров нитроглицерина. О таких мелочах, как стрелковое оружие в единичных экземплярах и патроны к ним, упоминать, видимо, диктору было просто стыдно. Химик сказал, что о таких мелочах не упоминали и следователи, потому что они были ничтожны по сравнению со всем найденным.

В общем, согласно экспертизе, там взрывчатки было что-то вроде около трехсот килограммов в тротиловом эквиваленте.

Все эти цифры я аккуратно записал, когда смотрел уже на воле фильм по ТВЦ, но и Химик мне называл те же фантастические тротиловые единицы измерения и литры. Следователи в фильме рассказывали все с каким-то задором, явно восхищаясь ребятами и самим Химиком.

 

У Химика был друг и подельник, которого он называл Доцент.

В действительности Доцента звали Алексей Диденко. Он сделал очень серьезную конспиративную систему безопасности. Использовали какие-то блокировки прослушек, размывающие телефонные переговоры. Когда кто-то подключается посторонний к сети, сразу высвечивается на мониторе перепад напряжения. На более хорошие сканеры все равно шел искаженный звук.

Химик с Доцентом занимались серьезно конспирацией, используя различные приставки для искажения звука. Об этом говорил он мне лично, что подтверждали с хитрыми ухмылками следователи по TV.

«Мы говорим между собой, а там у них идет размытый звук: буль-буль-буль…» Делали они все грамотно и на очень высоком уровне, были свои кодовые слова на случай обнаружения слежки, но сколько веревочке не виться, конечно… Доценту дали девятнадцать, или девятнадцать с половиной, лет.

Но основной срок он получил не за свои химические опыты с нитроглицерином, а за неудачную попытку побега с прогулочного дворика. Конвойный не обратил внимания на количество вышедших и не стал осматривать дворик. Доцент начал спускаться из дворика по сплетенной им веревке, где его увидели через видеокамеру и приняли...

 

А пока мы болтали с Химиком на разные темы, мамка горела, масло шипело, а в нем журчало сало. Через несколько минут он туда закинул лук, потом – вермишель из дневной баланды, предварительно промытую. Все затрещало еще веселее. Химик добавил туда специй из бомжпакетов и стал резать и крошить в адское варево сыр.

 

Последнее, что я слышал о Химике, уже выйдя на волю в той самой передаче на ТВЦ, что в итоге он стал невменяемым и сейчас лечится в психиатрической больнице.