ИНТЕЛРОС > №122, 2013 > Новая постановка «университетского вопроса»

Александр Дмитриев
Новая постановка «университетского вопроса»


26 сентября 2013

Вполне возможно, что современные дебаты о состоянии и перспективах уни­верситетского образования будущему историку российской интеллектуаль­ной жизни могут показаться запоздавшими и заведомо безрезультатными. С точки зрения ключевых установочных принципов главные сдвиги (прием абитуриентов по ЕГЭ, двухступенчатая система подготовки студентов, под­ключение к Болонскому процессу и т.д.) уже произошли и стали реаль­ностью, а нынешние полемики о неэффективных вузах слишком легко и явно воспроизводят общие места европейской и американской критики неолибе­рализма. Эти споры редко затрагивают самую серьезную, на мой взгляд, именно для нашего пространства проблему: вопрос об исчерпанности пост­советских сценариев развития и о содержательном оскудении представлений, сужении «горизонтов ожидания» у стоящих за этими сценариями внутри- и внеуниверситетских групп влияния. Ориентиры, которые были заложены или скорее стихийно нащупаны академическими и управленческими элитами в 1990-е годы, в новых условиях, даже при изменившемся порядке госфинан­сирования, обеспечивают скорее поддержание или некоторую оптимизацию наличного положения вещей, чем требуемые и ожидаемые «прорывы»[1]. Тем важнее, что начатый — пусть и с запозданием — разговор о стратегических целях образовательных реформ все-таки затронул не только цифры и рей­тинговые показатели, но и куда более сложно определяемые ценностные кри­терии, запросы общества в его развитии, а не только конъюнктуру сегодняшнего рынка труда[2]. И не случайно в современной западной рефлексии об уни­верситете моменты разрыва или перемены в эволюции этой институции важны не менее, чем привычные нарративы преемственности[3]. Поэтому слово «истории» в заголовке блока взято во всей многозначности этого по­нятия — включая и непарадные смыслы «казуса», «происшествия» или даже «скандала» — и принципиально во множественном числе.

В публикуемых ниже статьях затрагиваются главные сюжеты универси­тетских преобразований, не ограниченных только отечественными рубе­жами. Это, во-первых, связь с локальной университетской традицией и не­обходимость ее критического пересмотра. Очевидно, что многие сегодняшние проблемы не просто предопределены исторически, прежним развитием и предыдущими преобразованиями. Прошлое не только используется тут сим­волически или риторически, превращаясь в материал для выстраивания нуж­ных генеалогий, но и становится своего рода полигоном для любых реформа­торских (или, напротив, консервативных) устремлений, резервуаром схожих ситуаций из прошлого, альтернативных решений и выборов путей развития[4]. Во-вторых, это вопрос о заимствованиях и адаптациях иностранных универ­ситетских моделей и о непременно возникающих тут «доводках» или «иска­жении» первоначального образца при пересадке на иную почву. В-третьих, речь идет о соотношении внутренней и внешней сторон жизни университета, его автономии и потребностях общества и государства.

Блок открывает статья профессора Венского университета Митчелла Эша(видного специалиста по истории науки и истории психологии в ХХ веке[5]), который указывает на инструментальный характер отсылок к гумбольдтовским идеям в Германии времен Гогенцоллернов или новейшего периода после падения Берлинской стены. Эш учился в США и там начинал свою академическую карьеру; отчасти поэтому он так остро и точно критикует по­верхностный характер современных публицистических споров об «американизации образования» в странах Центральной Европы в связи с развертыва­нием Болонского процесса. Эш показывает наличие широкого спроса на не­специализированную подготовку образованного среднего класса и разнооб­разие версий современного американского университета, в большинстве отличных от трафаретных иллюстраций из жизни элитных высших школ вроде Гарварда или Стэнфорда. Следующие две статьи представляют, во мно­гом по контрасту, отечественный вариант пути «от Гумбольдта»[6]. Как пока­зано в статье Елены Вишленковой иКиры Ильиной, именно государствен­ные и административные запросы в первой половине XIX века превратили институт научной аттестации в один из способов обновления правитель­ственного корпуса и одновременно содействовали профессионализации уни­верситетского знания. В условиях слабости общества государство выступает как главная двигательная сила университетских преобразований. Этот слож­ный баланс служебных прав выпускников и академических иерархий их наставников в Российской империи был существенно видоизменен новыми модернизационными тенденциями в обществе и усложнением, растущей спе­циализацией исследовательской работы. Главное внимание в статье Александра Дмитриева уделено тому, как университетские неравенства — между профессорами и студентами, старшими и младшими преподавателями — на­кладывались на социальные позиции в до- и послереволюционном обществе в Российской империи и СССР, с акцентом на специфику Украины (где в 1920-е годы университеты были попросту ликвидированы). И сдерживаю­щая в отношении роста университетов политика царского правительства, и классовый подход большевистской власти питались недоверием к идеям ав­тономии университета. Но сама эта автономия, включая процедуры аттеста­ции, была не просто лозунгом, набором юридических норм или цеховых обы­чаев, но сложным полем дискурсивных и социальных столкновений разных внутриуниверситетских групп.

Стоит обратить внимание (опять-таки, в рамках процессов большой дли­тельности, по Ф. Броделю) на устойчивость отсылки именно к немецкому опыту для российской университетской системы, а не к процессам в Велико­британии, Испании или же в посткоммунистических странах от Польши до Китая. Анализ посткоммунистических стратегий развития университетов тоже важен, но отмеченная дальнозоркость в оглядке именно на Германию объясняется не только самим по себе грузом традиции, но и важностью ар­тикулированной именно в немецкоязычных странах ценностной рефлексии при дефиците теоретического осмысления феномена университета и слабо­сти общественной (а не только государственной) политики в сфере высшего образования.

Подготовка этого блока была осуществлена в рамках исследований по про­екту Программы фундаментальных исследований Национального исследо­вательского университета — Высшей школы экономики (Москва) «Институциональные структуры и академические сообщества: факторы динамики социогуманитарного знания».



[1] Об этом уже шла речь в начале 2000-х годов: см. темати­ческий номер «Отечественных записок» (2002. № 1).

[2]  См. недавний номер «Логоса» (2013. № 1) «Превосходст­во университета?», посвященный дебатам об универси­тете, с заметным и неслучайным присутствием немецких материалов и переводных статей.

[3]  Из российских примеров нужно указать книгу безвре­менно ушедшего петербургского историка Алексея Мар­кова: Марков А.Р. Легко ли быть студентом? [Работы 1995—2002 гг.]. М.: Новое литературное обозрение, 2005.

[4]  См. итоговый текст признанного шведского историка и со­циолога: Wittrock B. The Modern University and Research: Traditions and Trajectories. Stockholm: Royal Swedish Aca­demy of Sciences, 2008 (доступно по адресу:www.kva.se/Documents/Vetenskap_samhallet/Forskningspolitik/Utskottet/deb... (дата обращения: 21.08.2013)). В этой связи важна книга, только недавно вышедшая в издательстве НИУ ВШЭ, «Сословие русских профессоров: Создатели статусов и смыслов» (М., 2013). Она посвящена профессорской корпорации в Рос­сии и подготовлена интернациональным коллективом ав­торов во главе с Е.А. Вишленковой и И.М. Савельевой.

[5]  См. из основных его работ: Ash M.G. Gestalt Psychology in German Culture, 1890—1967: Holism and the Quest for Objectivity. Cambridge: Cambridge Studies in the History of Psychology, 1996; Mythos Humboldt: Vergangenheit und Zukunft der deutschen Universitaten / Hg. M.G. Ash. Wien: Bohlau, 1999; The Nationalization of Scientific Knowledge in the Habsburg Empire, 1848—1918 / Ed. M.G. Ash and J. Sur- man. Basingstoke: Palgrave, 2012.

[6] См. представительную подборку документов: Универси­тетская идея в Российской империи XVIII — начала XX ве­ков: Антология / Сост. А.Ю. Андреев, С.И. Посохов. М.: РОССПЭН, 2011.


Вернуться назад