Dina Magomedova. Alexander Blok. The Bunny and the Hare: The Question of the Addressee in Poetry for Children

 

Дина Магомедова (РГГУ; профессор, заведующая кафедрой истории русской классической литературы Института филологии и истории; Институт мировой литературы имени А.М. Горького РАН; ведущий научный сотрудник Отдела русской литературы конца XIX — начала XX века; доктор филологических наук) dinamagom@yandex.ru.

УДК: 821.161.1+801.73

Аннотация:

Статья посвящена интерпретации блоковского стихотворения для детского чтения «Зайчик», в котором применена двойная адресация: други­м адресатом, который только и мог полностью понять второй план значений этого текста, была жена А.А. Блока — Л.Д. Блок. Это позволяет говорить о двойственной жанровой природе стихотворения (детский «рассказ в стихах» и травестийная элегия). Стихотворение «Зайчик» тем самым становится частью жизнетворческого сюжета А.А. и Л.Д. Блок.

Ключевые слова: детская литература, травестия, Александр Блок, Любовь Блок

 

Dina Magomedova (RSUH; professor, head, Department of Russian Classical Literature History, Instit­ute for Philology and History; Gorky Institute of World Literature, Russian Academy of Sciences; leading researcher, Department of Russian Literature of the Late 19th and Early 20th Centuries; D. habil.) dinamagom@yandex.ru.

UDC: 821.161.1+801.73

Abstract:

Magomedova presents an interpretation of Alexander Blok’s children’s poem The Bunny, which simultaneously addresses two audiences: the second audien­ce, incidentally the only one that could be expected to completely understand the second layer of the text, was Lyubov Blok, the poet’s wife. This hypothesis allows Magomedova to propose that the poem is likewise ambivalent in terms of genre (both a children’s “story in verse” and a burlesque elegy). In this way, The Bunny constitutes part of the Bloks’ shared project of “life-creation.”

Key words: children’s literature, burlesque, Alexander Blok, Lyubov Blok

 

 

«Заячья» тема в поэтическом наследии Блока воплощена и в детском твор­честве, и в стихотворениях, написанных зрелым поэтом для детей. Среди сохранившихся стихотворений, написанных Блоком-ребенком, три озаглавлены «Зая»[1]. Два из них — короткие плясовые:

     1

Милый Зая,

Крошка Зая,

Попляши и поскачи,

Я — те дам на калачи

     2

Зая милый,

Зая серый,

Я тебя люблю,

Для тебя-то в огороде

Я морковку

И коплю.

 

Зая скачет,

Зая пляшет,

По зеленому лугу,

Изгибаяся в дугу.

 

Третье стихотворение — хорошо знакомое ребенку рубежа веков сочетание «страшилки» и назидательной поэзии (достаточно вспомнить знаменитого и весьма любимого Блоком «Степку-Растрепку»):

 

Жил был зайчик, —

Молодой,

И питался он

травой.

Раз пошел он погулять.

Да капустки поискать,

Да морковки пощипать,

Да водицы похл.

 

Вдруг увидел

он волчину,

Настоящя мужичину!..

Съел волчина тут зайчишку,

Не балуйтесь, ребятишки!..

 

Фоном к написанию этих стихотворений были как природные, так и бытовые, домашние игровые впечатления. По свидетельству М.А. Бекетовой, в шахматовском лесу маленький Блок неоднократно видел зайцев, ежей, белок. Через много лет читаем в письме Л.Д. Блок от 25—26 мая 1907 года: «Сегодня ходила на реку. По дороге в кустах видела двух больших зайцев; сидели рядом, страш­но меня испугались и удрали вместе»[2].

В четыре года Блок побывал в Италии. По воспоминаниям Бекетовой,

новых игрушек в Триесте не покупали, но зато во Флоренции был куплен белый пушистый заяц с морковкой ко рту. С ним Саша не расставался и долго играл им в России. Перед отъездом из Флоренции он немного беспокоился, что кондуктор отнимет у него в вагоне зайца, и поэтому говорил так: «Я скажу, что questo e mio bambino» (что это мой ребенок) [Бекетова 1990: 216].

Судя по этим воспоминаниям и по стихам Блока-ребенка, семантический ореол образа зайца — это прежде всего детство, нежность, отчасти — страх пере­д жизнью, может быть, мужским началом («волчину, настоящя мужи­чину»). Кажется важным, что для Блока-ребенка заяц — существо слабое и опекаемое, как для девочек — кукла.

Следующее обращение к теме «зайца» происходит через двадцать лет. В 1906 году Блок пишет несколько стихотворений для детского чтения и публикует их в журнале «Тропинка», издаваемом Н.М. Манасеиной и П.С. Соловьевой (Allegro), среди них — стихотворение «Зайчик», которое затем неизменно будет входить во все прижизненные издания детских стихов Блока (сборники «Круглый год», «Стихи для детей»). «Зайчик» — своего рода детская элегия, эксплу­атирующая мотивы смены времен года, вполне устойчивые и в детских «стихах о природе», в первой публикации оно даже и называлось «Осень». Правда, главная эмоция — не «уныние», как во «взрослой» элегии, а, как и в стихах Блока-ребенка, вновь «жалость» и страх («бедный зайчик», «очень неприятно», «страшно в лапы волку серому попасть»):

 

Маленькому зайчику

На сырой ложбинке

прежде глазки тешили

Белые цветочки…

Осенью расплакались

Тонкие былинки,

Лапки наступают

На желтые листочки.

 

Хмурая, дождливая

Наступила осень,

Всю капусту сняли,

Нечего украсть.

Бедный зайчик прыгает

Возле мокрых сосен,

Страшно в лапы волку

Серому попасть…

 

Думает о лете,

Прижимает уши,

На небо косится —

Неба не видать…

Только б потеплее,

Только бы посуше…

Очень неприятно

По воде ступать!

 

Стихотворение это неоднократно переиздавалось, оно хорошо известно и специалистам, и массовому читателю, но при этом никогда не привлекало к себе при­стального внимания. Изучение его творческой истории позволило установить лишь, что первая строфа была написана еще в 1903 году, а бóльшая часть текста была дописана только в год его первой публикации. Однако прочтение его на фоне переписки Блока с женой выявляет неожиданные смысловые подтексты и заставляет поставить вопрос о том, кому это стихотворение адресовано.

Наблюдения над стилистикой переписки Блока с женой обнаруживает резкий перелом после 1903 года (год свадьбы). Высокий романтический стиль ранних писем к 1906 году сменяется раскованным, фамильярным, домашним. Прежде всего это сказывается на номинации участников переписки, которая отражается и в обращениях, и в самоназываниях (Любовь Дмитриевна — Люба — милая — Буся — Бу — Заяц, Зайц, Зайчик — Зайчичек; Александр Александрович — Саша — милый мой — хозяин). Соотносимые именования «Заяц — хозяин» обнаруживаются в период написания стихотворения «Зайчик» (хотя, очевидно, возникли значительно раньше, просто совместное существование не предполагало переписки) и позволяют предположить, что у стихотворения двойная адресация — 1) массовый детский читатель и 2) жена поэта. Сохраняется весь семантический ореол «заячьей» темы, возникший еще в стихах Блока-ребенка, только теперь на первый план выходит мотив детскости. Достаточно прочесть записи Блока о «Любе» в дневниках и записных книжках, чтобы стало ясно, что он видит в ней то, чего не видели остальные: она ребенок, «маленькая» (самая частотная номинация, при том что во всех воспоминаниях ее описывают как высокую, статную и недобрую молодую женщину [Максимов 1999]). Номинация «заяц» характерна только для коммуникативных жанров — писем, записок, устного общения. В фонде Блока в РГАЛИ сохранились шуточные рисунки и шаржи: 1) рисунок, завершающий записку Блока к жене, с зайцем перед капустной грядкой и вырванной морковкой (в отдалении дремлет хозяин огорода); 2) шуточная иллюстрация к стихотворению о Канте «Сижу за ширмой. У меня такие тоненькие ножки…». По другую от «Канта» сторону ширмы — детская фигура (скорее — фигура девочки в коротком платье), но с заячьими ушами и с подписью строки из стихотворения: «Меня давно развлечься просят»; 3) рисунок «Как мы ездим в гости» (в коляску впряжен заяц, подгоняемый кнутиком седока в шляпе); 4) «Заячий аттестат» на трех языках (русском, французском и немецком); 5) записка:

 

Зайчичек малый,

Скушай просвирку,

Никуда не бегай,

Сиди в платочке,

Потряхивай лапочками,

Сожмись в комочек,

Занимайся тряпочками,

Кушай листочки,

Читай книжки и бумажки,

Дожидайся Сашки.

 

Шутливый «домашний» язык, частью которого были именования «заяц» и «хозяин», оказывается в переписке и в реальной семейной жизни Блоков неизменным средством, позволяющим уходить от драматического напряжения во взаимоотношениях. Так, в 1907 году, в период первого после свадьбы серьезного увлечения Блока актрисой Н.Н. Волоховой, начавшегося еще в 1906-м, сказавшегося и в личных взаимоотношениях, и в трансформации структуры всего автобиографического сюжета в творчестве, вплоть до появления второй героини в лирике и драматургии, Л.Д. Блок — также впервые — уезжает одна в Шахматово. Переписка свидетельствует, что домашний язык сохранен, а значит, сохраняется и возможность продолжения общей жизни. Л.Д. — по-прежнему «заяц Бу», «зайчичек» и «заяц», Блок — по-прежнему «хозяин»: «И немножко мне как-то не по себе и тревожно, что ты одна и не со мной. — Ничего, что ты, маленькая Люба, лентяй и глупый — у тебя щечки потолстеют и порозовеют. Ты самый, самый настоящий маленький заяц Бу»[3]. «Пока болят лапки, заяц сидит дома и занимается шитьем. Очень их лечит, чтобы с хозяином бегать. Ждет хозяина, уши навостряет»[4], — ср.: «Лапки наступают / На желтые листочки. <…> Очень неприятно / По воде ступать».

«Детское», связанное у Блока с образом зайца, переплетается с его неизменным представлением о Л.Д. как о взрослом ребенке. В его дневнике и записных книжках она — неизменно «маленькая», «маленькая Люба», «маленькая Бу», на рисунках — в детском платье с панталончиками и с бантом, часто напоминающим заячьи уши.

«Заячья» номинация исчезает из переписки дважды. В 1908 году, когда Л.Д. пишет Блоку из гастрольной поездки, что намерена окончательно порвать с ним (как выясняется через некоторое время, обнаружив свою беременность от актера К. Давидовского). Второй раз — в 1912-м, когда у Л.Д. возникает новый роман с К.К. Кузьминым-Караваевым (будущий главный режиссер БДТ К. Тверской). В момент семейного кризиса в 1912 году Блок требует от жены «оставить домашний язык» в обращении с ним. И лишь значительно позднее, в 1914-м, во время работы Л.Д. в прифронтовом госпитале, возвращаются именования «заяц» и «хозяин», а вместе с ними — шутливый язык, свидетельствующий о восстановлении доверия и близости. Через два месяца после ее отъезда стилистика писем заметно меняется, начинает преобладать домашний шутливый язык: Блок снова именует себя «хозяином», Л.Д. — «зайцем»:

Ходил сегодня хозяин, делал приобретения для своего зайца: 1 пакет гостинцу; 1 пакет курительный (10 четверок табаку — получше махорки, 10 трубок из корня, 2000 па­пирос Тары-Бары); 1 пакет — журналы с картинками и модные — но­вые, хорошие. Еще пакет будет — муфта (купит О.А. Мазурова — от хозяина, плохая), конфеты от мамы и требуемые книжки <…>. — Наливкой не торгуют, говорят — крепкий напиток. Да таким, как ты, вовсе и не надо наливки; еще слишком малень­кий[5].

Л.Д. охотно подхватывает эти интонации: «Поздравляю Вас с Праздником! Различные народы присоединяются, как то — заяц при исполнении обязаннос­тей — исправно барабанит, слоненок, осел и прочие»[6]; «Гостинцу не посылай, хозяин, заяц растолстел и хочет воздерживаться от сладкого. Вообще ему боль­ше не надо подарков, у него всего “вдосталь”, а вот приедет, тогда будет канючить у тебя денежек, ты их лучше припаси»[7], — так все чаще пишутся письма.

Этой бережности, нежности и интимной домашности не мешает даже то, что Л.Д. продолжает при любой возможности видеться с Кузьминым-Караваевым, который разыскивает ее в госпитале и время от времени пишет ей письма и навещает ее, о чем она неизменно сообщает мужу. Блок, между прочим, информирует Л.Д., что отыскивает имя соперника в списках раненых, публикуемых в газетах. Иногда и он упоминает о своих встречах с Л.А. Дельмас. В ночь на Новый год, 31 декабря, он пишет: «Думаю о тебе, моя милая, и еще два имени — одно — мама, а другое — ты знаешь». Л.Д. тревожит мрачное настроение, которое время от времени ощутимо в письмах Блока: «Думай о своем Зайце, который тебя любит», — твердит она от письма к письму. В мемуарах она свидетельствует:

И у нас сразу же, с первого года нашей общей жизни, началась какая-то игра, мы для наших чувств нашли «маски», окружили себя выдуманными, но совсем живыми для нас существами, наш язык стал совсем условный. Так что «конкретно» сказать совсем невозможно, это совершенно [не] воспринимаемое для третьего человека; как отдаленное отражение этого мира в стихах — и все твари лесные, и все детское, и крабы, и осел в «Соловьином саду». И потому, что бы ни случилось с нами, как бы ни теряла жизнь, — у нас всегда был выход в этот мир, где мы были незыблемо неразлучны, верны и чисты. В нем нам всегда было легко и надежно, если мы даже и плакали порой о земных наших бедах[8].

Отказ от этого языка означал серьезную угрозу полного разрыва. В последний раз утрата этого языка совпала со смертью Блока.

Возвращаясь к незамысловатому стихотворению «Зайчик», можно утверждать, что переписка Блока с женой является ключом к его интерпретации. Двойная адресация позволяет говорить и о двойственной жанровой природе текста (детский «рассказ в стихах» и травестийная элегия), причем второй план значений понятен только автору и единственному адресату, участникам жизнетворческого сюжета, частью которого становится стихотворение.

 

Библиография / References

[Бекетова 1990] — Бекетова М.А. Александр Блок и его мать // Бекетова М.А. Воспо­ми­нания об Александре Блоке / Сост. В.П. Енишерлова, С.С. Лесневского; вступ. ст. С.С. Лесневского; послесл. А.В. Лаврова; примеч. Н.А. Богомолова. М.: Правда, 1990. С. 205—344.

(Beketova M.A. Aleksandr Blok i ego mat’ // Beketova M.A. Vospominaniya ob Aleksandre Bloke / Ed. by V.P. Enisherlov, S.S. Lesnevskiy. Moscow, 1990. P. 205—344.)

[Дикман 1980] — Дикман М.И. Детский журнал Блока «Вестник» // Литературное наследство. Т. 92: Александр Блок: Новые ма­те­риалы и исследования / Ред. И.С. Зильберштейн, Л.М. Розенблюм. Кн. 1. М.: Наука, 1980. С. 203—221.

(Dikman M.I. Detskiy zhurnal Bloka «Vestnik» // Literaturnoe nasledstvo. Vol. 92: Aleksandr Blok: Novye materialy i issledovaniya / Ed. by I.S. Zil’­bershteyn, L.M. Rozenblyum. Part 1. Moscow, 1980. P. 203—221.)

[Каскина 2001] — Каскина Ю.У. Детство Александра Блока и его стихи для детей // Начальная школа: Плюс—минус. 2001. № 9. С. 70—74.

(Kaskina Yu.U. Detstvo Aleksandra Bloka i ego stikhi dlya detey // Nachal’naya shkola: Plyus—minus. 2001. № 9. P. 70—74.)

[Корсаков 1940] — Корсаков Р. (Иванов-Разумник Р.И.) Стихи А. Блока для детей // Детская литература. 1940. № 11/12. С. 78—82.

(Korsakov R. (Ivanov-Razumnik R.I.) Stikhi A. Bloka dlya detey // Detskaya literatura. 1940. № 11/12. P. 78—82.)

[Максимов 1999] — Максимов Д.Е. Любовь Дмитриевна / Публ., примеч. К.М. Азадовского, А.В. Лаврова // НЛО. 1999. № 35. С. 250—280.

(Maksimov D.E. Lyubov’ Dmitrievna / Ed. by K.M. Azadovskiy, A.V. Lavrov // NLO. 1999. № 35. P. 250—280.)

[Минц 1972] — Минц З.Г. Рукописные журна­лы Блока-ребенка // Блоковский сборник. [Вып.] II: Труды Второй научной конференции, посвященной изучению жизни и творчества А.А. Блока / Отв. ред. З.Г. Минц. Тарту: ТГУ, 1972. С. 292—308.

(Mints Z.G. Rukopisnye zhurnaly Bloka-rebenka // Blokovskiy sbornik. [Vol.] II: Trudy Vtoroy nau­chnoy konferentsii, posvyashchennoy izucheniyu zhizni i tvorchestva A.A. Bloka / Ed. by Z.G. Mints. Tartu, 1972. P. 292—308.)

[Павлович 1940] — Павлович Н. Блок и детская литература // Детская литература. 1940. № 11/12. С. 74—78.

(Pavlovich N. Blok i detskaya literatura // Detskaya literatura. 1940. № 11/12. P. 74—78.)