ИНТЕЛРОС > №145, 2017 > «Он считал, что поддерживать Путина совершенно невозможно»: Интервью о Л.М. Баткине

Григорий Явлинский
«Он считал, что поддерживать Путина совершенно невозможно»: Интервью о Л.М. Баткине


20 июня 2017

Grigory Yavlinsky. “He Felt It Was Impossible to Support Putin”: An Interview about L.M. Batkin (excerpted)

 

Григорий Явлинский (политик, экономист).

Grigory Yavlinsky (politician, economist).

 

Николай Поселягин: Григорий Алексеевич, добрый день! Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Леонидом Михайловичем Баткиным?

Григорий Явлинский: Леонид Михайлович был очень известной фигурой конца 1980-х — начала 1990-х. Он был человеком, который очень близко работал с Юрием Николаевичем Афанасьевым, был инициатором создания «Московской трибуны» и вообще был авторитетным и известным человеком для всего демократического движения. В отличие от многих из тех, кто активно участвовал в переменах, Леонид Михайлович, как и Юрий Афанасьев, а еще Юрий Григорьевич Буртин, не поддерживал политику Бориса Николаевича Ельцина. И поскольку я тоже имел очень много сомнений и возражений, несогласий с тем, как Борис Николаевич проводил реформы, на этой почве мы сблизились [с Леонидом Михайловичем].

 

Н.П.: Это было чисто деловое, политическое сотрудничество — или нечто большее, какая-то взаимная личная симпатия?

Г.Я.: Нет, это в основном все-таки касалось всего, что связано с политикой. Каких-то личных отношений у нас не было. Наиболее активную позицию Леонид Михайлович в связи со мной занимал дважды. Он очень активно поддерживал меня на выборах 2000 года и вообще играл очень существенную роль в том, что я тогда вновь принял решение баллотироваться в президенты. Избрание Путина он не поддерживал. И он очень активно поддержал меня и партию «Яблоко» прошлым летом, перед выборами в Госдуму, своей статьей на «Свободе». И это для меня было очень важно, его мнение для меня всегда имело значение.

 

Н.П.: Можете немного подробнее рассказать, как он вас поддерживал в 2000 го­ду? Какими способами?

Г.Я.: Во-первых, мы с ним долго разговаривали о позиции, которую нужно было занимать. Он очень мучился: неужели не будет оппонента у Путина? Что касается политической программы, то у нас не было каких-то особых расхождений. Его просто больше волновало то обстоятельство, что значительная часть так называемой «демократической общественности» поддерживала Пути­на. Он считал, что поддерживать Путина совершенно невозможно, он пытал­ся сделать так, чтобы многие люди, которые поддерживали Ельцина и Путина, изменили свою точку зрения. Моих аргументов для них было недостаточно, они вообще не склонны слышать никого, кроме себя и своих кумиров типа Чубайса и Гайдара, а Леонид Михайлович был очень уважаемым человеком в этой среде. Я не уверен, меняли ли его слова атмосферу, — возмож­но, — но по крайней мере он предпринимал довольно много усилий.

 

Н.П.: Как вы думаете, насколько научная деятельность Леонида Михайловича влияла на его политические взгляды и гражданскую позицию?

Г.Я.: Леонид Михайлович был исследователем Европы, европейской культуры, он был культурологом. Поэтому, даже откладывая в сторону содержательные вопросы (экономических реформ), он имел стиль. Стиль, если в нем разбираться, во многом отражает суть проблемы. Он понимал, что тот стиль, в котором действует или работает Ельцин, стиль, который может предложить офицер КГБ, — это не совсем то, о чем он мечтал, чего он хотел. Сам стиль принятия решений, как и содержание принятых решений, были настолько для него неприемлемы, что он постоянно искал альтернативы.

 

Н.П.: Можно ли сказать, что он был неким «ретранслятором» европейской культуры Нового времени, пытался привить основные ее черты российской политической культуре конца 1990-х — начала 2000-х годов?

Г.Я.: Мне кажется, как человек высокообразованный и как философ культу­ры, он не мог согласиться с теми формами, довольно уродливыми, в которых протекала российская политическая жизнь. Он искал выход из этого. Он никогда (по крайней мере я не замечал) не сосредотачивался на том, чтобы проводить какие-то параллели, какие-то противопоставления, но по всему сти­лю его поведения, по всему его отношению к жизни и отношению к политике это было заметно. Он ярко выражал свое отношение. Ему хотелось, видимо, чего-то другого и по сути, и по форме. И никак это у него не складывалось. Он не находил, в чем его представление о необходимом могло бы быть персонифицировано.

 

Н.П.: Можете привести один-два примера ваших личных общений?

Г.Я.: Ну вот, например, однажды он пригласил меня выступить в РГГУ. Была большая аудитория, пришло очень много людей…

 

Н.П.: В каком году?

Г.Я.: В начале 2000-го. И он со мной всерьез обсуждал, как бы он хотел, чтобы я выступал, как излагал свою позицию, как бы был одет, — он очень много об этом говорил. Я все сделал, как он рекомендовал. Потом, на следующий день или через день, либеральные СМИ, которые выходили под заголовком «Кириенко — в Думу, Путина — в президенты», разделали меня под орех со всеми его рекомендациями. Он ужасно сокрушался. Он говорил: «Я не понимаю… Ну вот они говорили, что хотят это так, так и так. Ну вот мы им сделали так — нет, теперь опять не так». Для него это было очень болезненно. Я говорил: «Я же вам это рассказывал. Они не понимают, кто такой Путин, и надеются, что лично они будут благодаря ему хозяйничать в стране и много зарабатывать денег. Вот поэтому они его поддерживают». А он этого не хотел понимать. Ему казалось, что они так пишут, потому что, как он показывал, «вот это открытые люди, а вы — зажатый, а надо быть таким же открытым». Я говорил: «Пожалуйста, я приду открытым». Я сошел с трибуны: «Я был достаточно открытым?» — «Да, вы были достаточно…» А на следующий день он растерянно огорчался… Ну а еще была история, когда он уговаривал меня, чтобы я стал ректором РГГУ. Уговаривал, что это будет очень полезная для меня и правильная работа, чтобы сохранить демократический дух университета. Я ему объяс­нял, что это государственный вуз. Следовательно, с помощью государственного финансирования власть все сделает по-своему, любое вольнодумство в этом университете задушит. Мы долго и трудно это обсуждали В конце концов он согласился и потом, значительно позже сказал, что я был абсолютно прав.

 

Н.П.: А в каком году он продумывал идею, чтобы вы возглавили РГГУ?

Г.Я.: Сразу вслед за Невзлиным.

 

Н.П.: Спасибо.

Г.Я.: Это все, что я могу вам рассказать. Его последняя публикация была для меня очень важной. Леонид Михайлович Баткин был самым ярким и блестящим олицетворением постсоветской эпохи. Этой эпохи больше нет. И его нет.


Вернуться назад