ИНТЕЛРОС > №147, 2017 > Способ войти в транс: антология трансфуризма Илья Кукуй
|
(Рец. на кн.: Трансфуристы. Избранные тексты Ры Никоновой, Сергея Сигея, А. Ника, Б. Констриктора. М., 2016)
Трансфуристы. Избранные тексты Ры Никоновой, М.: Гилея, 2016. — 281 с.
Возникновение группы трансфуристов, или транспоэтов, теснейшим образом связано с началом выхода в 1979 году в азовском порту Ейск самиздатского журнала «Транспонанс», посвященного теории и практике авангарда. Уже в первом номере журнала один из редакторов «Транспонанса», Сергей Сигей, заявил в качестве цели нового издания «транспонанс достижений, ушедших в низовой слой и существовавших только в нем»[1], т.е. преемственность будущих трансфуристов от тех художников авангарда, которые в позднесоветское время оказались вытеснены за пределы литературного поля. (Произведения двоих из них, И. Бахтерева и В. Гнедова, Сигей в будущем издаст.) «Движение и жизнь стиха существовали только внизу», — констатирует Сигей и призывает будущих соратников по транспоэзии «оставить своим вниманием» верхний, официальный слой и обратиться «к разработке собственных достижений в русле подлинной традиции русской поэзии». Вышедший в издательстве «Гилея» сборник трансфуристов, составленный Петром Казарновским — исследователем и публикатором творчества одного из членов группы трансфуристов, А. Ника[2], наглядно показывает, что именно могло подразумеваться под шокирующим на первый взгляд призывом радикального авангардиста Сигея войти в русло подлинной традиции русской поэзии. Основой этой традиции является принцип неограниченной и не ограничиваемой ничем свободы — будь то рамки эстетических канонов или политических (не)свобод. Идея собирания рассеянных в ходе многочисленных катастроф русской истории ХХ века достижений прошлого (зачастую оказывавшегося настоящим) и его транспонирования на платформе «Транспонанса» предоставила трансфуристам возможность сотворчества в самом истинном смысле этого слова — нахождения в едином эстетическом и энергетическом поле, заряд которого, как мы теперь видим, оказался весьма велик. Сборник свидетельствует, что трансфуризм не был искусственной конструкцией редакторов «Транспонанса», созданной для придания большего веса своему творчеству и общественного резонанса вокруг журнала, а действительно являлся одной из последних групп литературного авангарда ХХ века, достойно замыкающей собой начавшийся более ста лет назад «великий эксперимент» и вписывающей его достижения в широкий контекст мировой культуры ХХI века. Крайне удачным представляется отказ составителя сборника от комментария и датировок — тексты представлены как «вещи в себе», и нам предлагается «попробовать воспринять помещенные здесь произведения симультанно, какофонически, абсурдистски (“Вздор — главная услада трансфуриста”, — утверждалось в проекте манифеста трансфур-поэтов)» (c. 19). Симультанность восприятия возникает за счет того, что читатель оказывается лишен привычных для аналитического издания авангардной поэзии ориентиров и предоставлен только своему непосредственному поэтическому чувству, а также способности увидеть за разнообразием индивидуальных технических приемов то, что объединяло трансфуристов в действительное единое целое: осознание, вслед за обэриутами, онтологического абсурда окружающего мира; отказ как от утопических иллюзий исторического авангарда, так и от узких рамок диссидентской контркультуры 1970—1980-х; при общих эстетических ориентирах — сохранение творческой индивидуальности и узнаваемости голоса каждого члена группы и, самое важное, — несомненная оригинальность поисков, окончательно снимающая вопрос о жизнеспособности авангардной традиции после смерти исторического авангарда. Именно виртуозно проведенная дистилляция в настоящем сборнике фактически необъятного и крайне разнообразного в своем техническом осуществлении и медиальных проявлениях творчества трансфуристов позволяет сделать вывод о ценности этого явления и его значительной роли в истории русской литературы. Сборник открывается подборкой Ры Никоновой (псевдоним А.А. Таршис, 1942—2014), жены С. Сигея и соредактора «Транспонанса». Открытие этого без преувеличения колоссального художника еще впереди; до сих пор в России, если не считать публикаций в периодике и антологиях, были изданы лишь ее прозаические «упоительные комментарии» «Студент Иисус» (М.: АРГО-РИСК, 2001) и немедленно ставший из-за мизерного тиража библиографической редкостью сборник ее драматических произведений «Слушайте ушами» (М.: Русский Гулливер, 2011). Подборка в настоящем сборнике демонстрирует то, что делает творчество Никоновой столь важным и по-настоящему редким, — сочетание яркого и пронзительного лиризма и бескомпромиссности художественного эксперимента. Внутренний сюжет этой подборки, как представляется, — увеличение амплитуды творческого размаха, представленного на малой плоскости книги достаточно репрезентативно, и сворачивание его в осознании невостребованности своих поисков и подстерегающих вокруг опасностей: «В лес не хожу / там серый волк с указом / Не езжу к морю — / боюсь акулы с глазом / В степь не суюсь — / там саранча всё съела / Осталось только / собственное тело — / в нём и сижу» (с. 83). Поэтические обращения к соратникам по группе, соавторам по «Транспонансу» и сестре, которыми заканчивается подборка, показывают как значимость коллективного творчества в неофициальной среде, так и хрупкость этой, как иногда казалось, несгибаемой женщины, непримиримого критика и борца за чистоту (вплоть до белого листа) искусства, писавшей о себе: «А вот я — крапива — и обжигаю любого» (с. 84). Подборка Сергея Сигея (псевдоним С.В. Сигова, 1947—2014) представляет широкий диапазон его поисков — от словотворчества и зауми в духе русского кубофутуризма до акционизма и минимализма международного неоавангарда 1960—1980-х годов, который Сигей, человек энциклопедических познаний и широты интересов, прекрасно знал: «сделать отверстия в листе бумаги / и смотреть сквозь них / на облака / это и есть / поэзия» (с. 104). Одним из основных приемов Сигея следует считать слияние и гибридизацию — как на уровне букв (его соответствующие эксперименты были опубликованы «Гилеей» в книге 1996 года «Собуквы»), так и на уровне слов и образов (см. «рыбездна желаний лунизменных…», с. 98). Наряду с этим — не без влияний Ры Никоновой (впрочем, здесь скорее следует говорить о взаимовлиянии) — Сигей экспериментирует с разрывами и паузами (см. «Эмансипация паузы», с. 125), совмещая плотность своих слов-кентавров с препарирующими, подобно скальпелю, ритмическими жестами: «набей абрикосьем / до отказа пасть рта / и выговори не прогла / тиф словечка // ФРУКТАЙНА» (с. 109). Как и в случае других трансфуристов, его подборка в сборнике заканчивается стихотворениями-посвящениями; отдельно следует выделить цикл «Петербургские посвящения» (с. 136—139) — последнему обэриуту И. Бахтереву, театроведу В. Максимову (Аркелю), филологу Т. Никольской, поэту К. Унксовой, художнику Г. Богомолову, а также Б. Констриктору и В. Эрлю. Последний, принимавший участие в первых публичных чтениях транспоэтов и постоянный автор журнала в начале 1980-х годов, в группу в конечном итоге не вошел, оставшись на своей орбите. Его случай напоминает схожий феномен Анри Волохонского, близкого кругу «Верпы», но всегда подчеркивавшего — не в упрек группе — независимый характер своего творчества. Стихотворения другого автора «Транспонанса», Бориса Кудрякова (1946—2005), вошли в приложение к сборнику. А. Ник (псевдоним Н.И. Аксельрода, 1945—2011) в деятельности группы трансфуристов участвовал на расстоянии, в 1973 году переехав на постоянное жительство в Прагу. При общей для всех трансфуристов компактности формы и обостренной языковой рефлексии его творчество в большей степени нарративно, тяготея в отдельных своих проявлениях к постобэриутскому абсурдизму. В то же время именно А. Ник наиболее полно и непосредственно выразил трагизм художника, маргинальность которого является в той же мере вынужденной, сколь добровольной и онтологически обусловленной особенностями его языка: «Мои слова окурки, / а сам я дым — / куда лечу и растворяюсь в чем? / Слова мои топчут, а мне какое дело — / не видно слов и дыма не видать, / одно прозрачное сознанье / и чувство радости сплошное, / лечу как дым навстречу дыму / и словно дым я в дыме растворяюсь, / оставив на Земле слова» (с. 151). С поэзией Ры Никоновой его роднит значимое присутствие лирического «я»; с Сергеем Сигеем — интерес к визуальным экспериментам с буквой и межбуквенным пространством (см. обращение к Сигею в заглавии «перевода» из Витезслава Незвала «СИГаретовый дЫМ», с. 182). С четвертым участником сборника, Б. Констриктором (псевдоним Б.М. Аксельрода), А. Ника связывали родственные узы — они были двоюродными братьями. Родственные связи внутри группы — муж и жена Никонова и Сигей, братья Аксельрод, младший из которых, Б. Констриктор, женат на сестре Ры Никоновой Н. А. Таршис, — представляются естественной предпосылкой рождения группы не столько на бытовом, сколько на более глубоком уровне, когда поэты говорят на родном (sic!) языке. Значимость родственных чувств, обращенных к ушедшему собрату по духу, демонстрируют опубликованные в 2013—2015 годах в журнале «Крещатик» (№ 63—67) пронзительные «Письма в никуда» Б. Констриктора — последнего оставшегося участника группы. Абсурдизм Б. Констриктора носит иной характер, чем у А. Ника, и в его стихах наиболее остро чувствуется типичная для всего авангарда в целом и неоднократно отмечавшаяся близость к изобразительным искусствам. (Рисунки Б. Констриктора — неотъемлемая часть его поэтических и прозаических книг.) Фигурные тексты «Тоталитарное ню» (с. 230) или «Фонетический портрет Л.Н. Толстого» (с. 231) являют собой внешний аспект визуальности, а образность многих стихотворений говорит о свойственном трансфуризму и берущем свое начало в кубофутуризме обнажении не только внутренней, но и внешней формы слова: «осколки скалок / скальпы склок / блестит капроновый чулок» (с. 225). Синтезом обоих начал можно считать «экфрастическое» стихотворение «К картине Ры» (с. 245). Поэтому кажется вполне естественным, что именно в творчестве Б. Констриктора читателю предоставляется возможность «заглянуть» в кривое зеркало «реальности», в котором знакомые каждому (или, скорее, бывшие когда-то знакомыми) феномены преломляются в типичных для трансфуризма языковых конфигурациях: «мир вамп / алиготе / али-баба / али-менты» (с. 226). Игровое начало трансфуризма реализовано у Б. Констриктора как языковой и перформативный аттракцион (см. «фрагменты оперы» «Жизнь за Тцара», с. 237—239), и в то же время именно у него мы встречаем проявления высокой и столь понятной патетичности — как в стихотворении, написанном по случаю захоронения в Шотландии останков Ры Никоновой и Сергея Сигея: «В Шотландии, в Шотландии / они нашли покой. // В Шотландии, в Шотландии, / где танцевал Роб Рой. // В Шотландии, в Шотландии / две урночки лежат. // В Шотландии, в Шотландии / сожженный авангард» (с. 250). Собранный П. Казарновским при участии последнего трансфуриста Б. Констриктора сборник лишний раз свидетельствует о том, что история русской литературы еще не написана, что не все двери еще открыты. Но, во всяком случае, теперь мы знаем — или, вернее, догадываемся, — что находится за этой дверью. Будем надеяться, что нам представится случай заглянуть за нее, и не раз. [1] Здесь и ниже: Сигей С. О «задачах» транспоэзии // Транспонанс: Журнал теории и практики. 1979. № 1. С. 1—2. [2] См.: Ник А. Раскол слов. Мадрид: Ediciones del Hebreo Errante, 2012. См. также публиковавшиеся в журнале «Крещатик» «Пустые предметы» (2011. № 4) и «Сон о Фелмори (из пяти книг)» (2015. № 1-4). Вернуться назад |