ИНТЕЛРОС > №151, 2018 > «Гибриды Гёльдерлина»

Розмари Уолдроп
«Гибриды Гёльдерлина»


05 августа 2018

 (пер. с англ. Галины Ермошиной)

Розмари Уолдроп

Чарльзу Бернcтину


I. В дверном проеме

Лайзе Джарнот


1

Мир был галактики придуманная плоть. Смертные. Что теперь думать? Думай простая. Материя? Глыба воска? Фосфоресценция? Или все происходит само собой? Совершенное и основательное. Не больше. Доступное наблюдению. Не дольше. В твоих глазах или в направлении взгляда. По всем трем измерениям времени. Или — дом на замок. Или — пророки.

Здесь я работаю над. Своего рода элегией. Здесь странный потолок. «Земля заполняет его рот». Посмотрела бы я на тебя. И написала бы тебе. Припадок лишь ослаб на краю. И в дверь, где я стою, выходит твой голос. Глухой.

Если что случилось. (Случилось?) Рука. Между ладонями. Скорбь. Смерть. Кофе со сливками. Кофе. Руки, колени и свободная воля. И блестящие. Радуги.

Слова расцепились. И расползлись по моему телу. Так беспутно плодясь. Трепло! Хочешь увидеть полный оборот колеса? Объяснить. Мое собственное объяснение, пока я пакую. Тело моей собственной правнучки?

Отсутствие. Но оно режет. Повтори. Яростно. Да, потом Нет. Даже вымышленный персонаж хватает насморк. Готовит сердце. И холод втыкается. Мы не сваливаемся с поверхности. Но ты, планета земля. Расти. Даже когда мы читаем. Предпочитаем темноту.


2

Электрическая лампочка. Как эти слова. Подвешены вокруг тебя. И. Кости в теле.

В связках приходит голос. Часто во мне пустота, говорит. Пустота достаточна и так же хороша, как внутри. Если твоя собственная сила несет твои кости, пусть пустота. Поднимет их к небу. Часто я покушалась на небо, но оно слышит меня не. Как выводы и воздух. Прозрачный. Или не. Голова обернута в туман. Но всегда всегда самая ранняя память. Приходит. Не как свет, но медлительно. Более видима должна. Скорее как флюгер должна память. Тогда вращается в ощущении. В лобковых волосах. Как будто находит место.

Трава растет. Но сталагмиты тоже поднимаются снизу. Еще вне порядка мир. И тем более размыт, чем больше погружен в свои мысли. Что вода поднимается, когда прорвало трубы, мы понимаем. Вот почему нужда и сила видеть дуб и думать «дуб». Нам данная. И прозрачная плоть. И глаза, самые опасные из линз, даны. Дабы мы увидели, и представили, и помыслили, и были вне сомнения. Дабы могли взвесить свои ответы на весах. Из наших глаз упавших.

Нигде среди живущих. Он остается. Не срезает бритва.

Странные дела происходят и неожиданные. Не то что я тебе. Хочу поставить себя под удар. И плоть, касаясь плоти, не может объяснить. Бесчисленные клетки. Расползающиеся внутри.


3

Что-то еще есть. Оставить твой дом и пересечь Атлантику, Средиземное, Эгейское, Тихий океан. Так многие были убиты. И встать каждому. В дверном проеме. И сказать: я здесь не живу.

В темноте листа нервные волокна разворачиваются и от мозга. Разбегаются и как пламя. От спинного мозга. Жалят. И стимулы от каждого. Волчьим голодом охваченного. Передавая взад и вперед. «Нервов» больше, чем семь. Гномов, хей хо, за работу. И прощай, личное. Местоимение.

Так Мухаммед. Ринальдо. Барбаросса. Как разделенные на части. Император Генрих. Однако я перепутала века. Но мрак там. В каждой игле, нити и ткани. Перешел через Альпы и своим голосом вздохнул «такие дела...». А его сын Конрад от яда умер. Чу! рожок ночного сторожа. И вóлос. В сторону от тела растет.

Сухожилия. Мышцы. Пот. Прерви их беседу. Человек. Человек у моря. Женщина. Земля и ее обитатели. Антигона. Антитело. Анафема. Дискриминация, отлично. Что есть тело? Исторгание. Мочи. Снова и снова.

Когда над стихами пламя. И угольно-черный сон. Вокруг твоих подошв, потому что. Земля притягивает твое тело. Еще ярче сквозь погруженные сферы. Но прекрасное это — душа, готовая раскрыться. И песок горящий.


4

Луна — тонкая линия, и мы видим тонкую линию. Возле Фив и воров! пусть наши имена не вычеркивают.

То, что входит в чей-то череп. Лишь настоящий скелет. С ключом. И очерчивая твои глаза тьма.

Явно тяжесть на сердце. Может это довести до смерти? Невозможно понять. Но когда тяжело, ноги все же решаются. На путь, который ты знаешь так же долго. Сколько живешь ты. Не можешь умереть.

Лошадь глядит, не мигая. Ты шлепаешь по стволу дерева, как будто. Чтобы впечатать в него все то, в чем дело. Или белого гуся высоко над земным шаром. Где ты?

Полосатая ткань. Голубые лилии. Ты знаешь, что твоя шея. (Не твой ум.) Влажна от пота. И как более твердая ваза оба. Не без пределов.


5

Нарцисс, ломонос, лютик, злоба. Все силы плоти. И духа сталкивают. Пронзительно кричащих птиц в твоем теле. Будто говоришь одновременно Да и Нет вместо музыки. Твоим собственным вопросам. Как будто плоть была не. Травой смерти, чтобы забыть про покос. Корабль на якоре. В твоей голове. Вспыхивает и время назад.

Ты должен принять все. Кроме своих шнурков. К сердцу. Которое движется внутри плоти. Как и должно.

Мой друг. Постарайся не умереть. Не быть разорванным в клочья. Не позволяй этого, потому что мы ободраны. Боги хлещут волнами нашу плоть. И ее мышцы, и нервы, и сосуды, и жир. И с этим заклинанием идут дальше. Если действительно жизнь это. Сон лучше бы. Хороший. Что идет к сердцу. Все же мир — весь воздух. Мне удалось услышать, как ученые обсуждают слово «дым» и не. Задыхаются. Поскольку грезы принимают форму. Как бы в этом мире.


II. В начале ноября


1

Проникает к костям. Холод. В которых спинной мозг. Над которыми мне надо шерстяное одеяло расстелить. Тело другого человека должно лежать. На твоем и вверх ногами к солнцу. Но на ветру ликует. Флюгер.

Когда вниз по лестнице. И думаешь «Я заварю чай» или «Почему наше счастье увязло в тоске?» Будто бы они одинаковы. Слегка темнее потом. Так одинока в голове фигура человека. Парусник. Слон.

Внутренний взгляд, если скрыт. Нож, если заточен. Если бы я была вымыслом в чьей-то голове, боль не была бы. Такой сильной. Не позволяя тьме упасть. На место пропавшей памяти. Но как тяжело. Заполнить барахлом. И еще детьми. Вот этот воздух.

Эти окна эти колокола звонят сквозь. Будто ворота. Потому что тишина создана по образу природы, деревьев, этих ворот. И осенний ветер. Облик луны в воде. Сдут прочь. Из всего молекулы и атомы поднимают выше и выше здание. Приглушая воздух.


2

Однако движение. Как оно приходит? Думаю ли я, что раздвину ноги прежде, чем раздвину ноги? Кому (чьим ногам) я подражаю? Может ли женщина. Из беспорядка ее жизни выглянуть и сказать: позволь мне быть. Как героине романа?

Пока ее ноги покрыты тонкими волосками и дождь. Падает, вперемешку с градом. Ее лодыжка соответствует любой Альбертине, Анне, Эстер, Молли, Доротее, Эмме, Соне, Наташе и мадам Шоша. Только ли она — женщина? Очевидна как вид дерева ее природа? Она икает?

Железный рельс. Опыта. Не споткнуться, где твои самые смелые. Мечты встают между.

Таков вид моря. Разворачивает время. А он думал, что должен только крикнуть «Мама». Под водой. И его любовь. Не целомудреннее танго звездной ночью, я скажу. Чем его намерение прижать ее тело.

Есть ли любовь на земле? Трудно думать о том. Что глубоко внутри. Но как же хороша оболочка тела. Потому что она обволакивает. Я обнаруживаю на старости лет, что древние. Уже изучили болезни кожи.


3

Кровоточить в теле и сердце и падать среди частиц. Это нравится Богам? Ангел Смерти — за границей. Душа, думаю, должна покинуть свой дом утром, чтобы не. Скакали воющие псы у входов. И голос. Множества птиц.

В мажорном тоне: старое доброе тело, как ты отходишь. В августе. От одного года к другому. Как телескоп сквозь Млечный Путь. Я хорошо тебя знаю, но острая боль прорезает. Мой желудок. И опускается камнем на дно. И что — никаких мыслей. И луна, вижу, проникает в окно. Я не без оснований сравниваю. Заливает равнину.

Это я знаю. Чешуя отсвечивает серебром под ножом и щука. Перестает думать. А Гейне накрыт ивритом вместо одеяла. Но мое тело болит от. Кошмара, на котором еду через ночь. В моем сне мы не сидели вместе.

Бабочки, однако, возбуждают меня. Когда они вибрируют. Почти нереальные. Все мои желания — истина. Не нахальство ли? Понравилось бы мне быть кометой? Они быстрее, чем птицы и цветок в огне. Но кожа — только внешнее. И одно касается другого. Больше, чем воздух движется в волнах.


4

Из звука, что заполняет пространство. Захватить. Больше, чем самая крошечная часть вне. Наших ушей, хотя они торчат. Из черепа. С другой стороны стены стучит. Нож по древесине? Последователи материализма верят, что материя. Тверда. Безжизненные комки глины в поле. Другие, что даже каменное не просто. И движения источник не внешний, но заложенный? В самой материи?

Высокие материи растворяются в частице и волне. Тело жидкости питают. Хлынув. Как ее звали? Ворона. Роды. Корыто. Всюду, куда идем, несем. Наши мужские или женские органы.

Когда человек смотрит в зеркало и видит свою душу. Как изображение. Это — какое-то насекомое? Тварь с крыльями, три пары ног, два усика? Но если глаза человека закрыты, когда он умирает. Прорвется ли душа? Сквозь кожу? У царя Эдипа глаз было многовато. Страдание этого человека. Было духовным или только неописуемым?

Когда пьеса такое представляет. Как я себя чувствую? Или думаю о тебе? Факт унесен: мир большой и широкий? Будто я не понимаю, что каждый умирает. Разве можем избежать ошибки? Если говорим ясно и по существу? Его страдание, конечно. У Эдипа было.

Но я не хочу больше молиться. Внутренними органами. Слишком желанное, чтобы желать. Жаждать. И в комод вперед самое важное. И обувь.


5

Рассечь. Твою грудь. И твоя плоть всматривалась и действовала. Это боль. Но также и страдание, когда красной сыпью покрыта женщина. И вороны уставились на нее одним глазом.

Это работа света. Он разбивается и делится на разные цвета. Пока невозможно заглянуть внутрь этого тела. В печень, желчный пузырь, почку, селезенку, кишечник. В страдание Эдипа, что течет по поверхности вод. Безвидно. И пусто. И тьма над сыном Лая.

А потом, как в каком-то кошмаре. Желания собраны в одном месте. И появляется город.

<…>


IV. Необъяснимые ошибки


1

Что есть память? Дворец? Брюхо ума? Отсутствия мечты? Младенец на фотографии, которого не помню, но помню свою куклу.

Знание с ароматом разреженного воздуха. Более невидимая ткань подходит соседним частицам. Но солнце съедено в небе и тишина. Его собственное тело держит. И где то, что мы преследуем. Так что скорее кусок собственности, на который я претендую. Чем умонастроение. Или андрогинность. Или любовь к черному перцу.

В темном плюще я сидела. В тени дуба. Когда полдень стекал и терял воск. У меня в ушах замешкался. По традиции. Тень упала на ясное повествование, когда я последовала за Витгенштейном к местам. Где ничего не случается.

Несмотря на то, что я позволяю блуждать моим мыслям. Так же, как кровяные тельца циркулируют к любой части тела. Или птицы продолжают прыгать. С ветки на ветку. И поэтому их трудно отследить. Если у меня нет слов, которые не падают. Между следами.

Сколько раз может биться одно-единственное сердце? Столько вздохов, глубоких и мелких. Пока годы проходят без твердых краев. Так что я могла бы сложить их вплотную.


2

Животные не охотятся на историю. Но слепа ли я в моей душе. Ошибка встроена. И если бы не кукла, я бы не. Знала, кто я. Карман в пространстве, что расширяется не слишком быстро.

Загадка — что-то чистое. В чистой памяти (что есть чистая память? И где?) я могла бы узнать свое изображение. Но не найти надписи. Хотя мое собственное имя есть у меня независимо от времени года.

Так должна ли я внутрь повернуть? Дыхание задерживается достаточно долго, чтобы показать. Край вертикального времени. Молекулы в более медленных вибрациях обманули. Хлопья смерти сбрасывают кожу.

Остаемся ли мы, какими начали? Не к словам тогда был бы мысленный поворот, а к нашему первому впитыванию солнечного света. К яростной ссадине и отчаянному рассечению этого тела. Как освещению земли.

Так где я должна искать свое детство? Среди складок мозга, рискуя в них провалиться? Или в моем горле кислотная отрыжка? В порядке повторения? Что закончить мне не удалось? Пока есть дыра в окне, куда я хотела бросить камень?


3

Возможно, прошлое достаточно для прошлого и всех его обитателей. Их не нужно выманивать из отставки. Но если я повторяюсь и не знаю, что повторяюсь? В своем ли я теле?

Или есть прошлое, как Боги, без эмоций? и ощупывает наши чувства, избегая очевидный поворот? Как женщина, на которую не смотрят? Увядает между страницами Детского сказочного дома братьев Гримм?

Между тем выдох за выдохом выжигает дом и под его обломками хоронит нас. И великие тела мысли истаивают. И никакая форма, идентичная им, никогда больше на лице земли не появится.

Все-таки из любви и сладости лета следы плывут сквозь артерии как большие корабли. Перевозя снаряжение для выживания, так как тело практично. И только когда защита мозга снижается, как во сне, мы действительно тонем в чистом потоке.

Именно так мадам Блаватская погрузила свое тело в Ганг и, как говорит Йоэль Хоффман, помолилась за растения. И не рассматривала историю земли и ее царства тишины и долгого сна.


4

Не у всякой рыбы есть челюсти, и многие есть мягкотелые животные наши предки. И многие забыты в толще сланца. Хотя их историю можно прочитать, утверждают некоторые, в клетках нашего тела. Именно так язык содержит пласты своего развития.

А Данте сказал — ангелам не нужна память, поскольку у них есть непрерывное понимание. Но нам. Чтобы войти в мысль. Нужен мост.

Но ум навязчиво тянется к памяти. Его собственное препятствие становится. Как магниты, что расталкиваются полем, которое они создают. Или я проникаю в картину как тень, потому что молча встаю на пути света. И так как я — тень, я не могу видеть.

Или так как мы вскрываем. Головы и просвечиваем рентгеном наши грудные клетки. В попытке найти любовь.

Столпившиеся на кончике моего языка. Есть названия видов. Промежуточные звенья, которые слушали своей кожей. Теперь пропадают за неимением. Или по другим причинам. Пока мы маловероятны и слишком хрупки. Головой к вымиранию.

Не твердокаменно определенный результат матча. Вспомненного и вспомненного. И пусть изменятся оба до неузнаваемости. Собственность не пассивна.


5

Внезапная песня черного дрозда и прикосновения похоронили желание. Ты там, в звуке. Что творится в душе, которую мы должны понять и не можем?

Если бы глаз был живым существом, говорит Аристотель, его душа была бы его способностью видеть.

Кожа простирается ниже подсознания. Песня собирает. В их сбившемся полете. Строчки, несущие вес отсутствия.

Это жажда, похожая на меня.


Пер. с англ. Галины Ермошиной

Перевод выполнен по изданию: Waldrop RHölderlin Hybrids // WaldropRBlindsightNew York: New Direction Books, 2003. P. 1—48.


Вернуться назад