ИНТЕЛРОС > №152. 2018 > Развернуть зрение

Влад Гагин
Развернуть зрение


11 сентября 2018

* * *

Марк Фишер был прав

но в чем именно?

в том, что я гуляю по окраинам Рима в google maps

параллельно погружаясь в инструментальность:

хрупкие карты социальных действий

постоянно накалываешься, совершая маневр

память — подвижная вата

в жидком зеркале мира

утром 31 декабря состоится встреча

философского клуба, посвященная Марку Фишеру

кажется, лучше и не придумаешь

печальный праздник, но одновременно

можно смотреть в будущее

раскатываться по предпраздничному времени

как несколько деталей неторопливого шара

«я пишу о будущем, ковыряясь в прошлом

мне страшно произносить слово „сейчас“, оно

ничего не объясняет»

дигитальные путешествия как последнее

место спасающих встреч

и попробуй не расцарапать глаза

в приступе самобичевания*

субъект — это шаткая сборка

из дерьма монотонных реакций

порно с элементами насилия

приложение для механической жизни

тайные аккаунты в социальных сетях

я называю это «залипание капитализма» или

«темный лес сетевого аффекта»

(*самобичевание понимается здесь как часть реакции

на определенные рыночные процессы

описанные в нескольких

хитовых интеллектуальных книгах, а после

бюрократическая профессура

перекручивает тебя в фарш)

Марк Фишер был прав

это стихотворение

не может быть ничем, кроме поражения

однако все же следует подчеркнуть:

мы мигрируем в другой лес

«лес прерывистых связей, растянутых до горизонта»

маленькие праздники разговора

философский семинар 31 декабря, как бы

на самой кромке радикальных изменений

(эта надежда сфабрикована, словно детский

подарок в праздничной упаковке

маркетинговая возгонка альтернативы, но

мы разучились переживать об этом)

 

* * *

почему-то тем жарким летом, полным

странных, почти подростковых страданий

я много думал о Пауле Целане в послевоенном

городе, послевоенное время

раскрытая пропасть будущего хоть и страшна

но скорее томительна, многогранна

и грохочущие поезда обещают

незнакомую страшную речь

кажется, тогда, два года назад, я думал

о вчерашней ночи — так вот что собой представляли

сухожилия будущего, когда падаешь в темное

когда падаешь в темное, успевая

разглядеть твои скрытые части, словно

нас перемалывает некая

машина сложных сближений

отдалений, сближений, машина

разрезающая наши тела: «ну не

рай, но почти что рай»

послевоенное время сворачивается, вспышки

конфликтов как новое имя окраин

и мы плаваем внутри напряженных

сгустков страны, пассажиры

страшных трамваев опять

нет-нет, dada, но я помню те грезы

слишком краткой весны расплывчатый отпечаток

светотень на стенах сложного лабиринта

или медленное скольжение по руине

за которым скрывается что-то другое, сжатое

до не страшной еще темноты

 

* * *

                                     Г. Улунову

так осыпаются целые слои опыта

эта история более недоступна

может быть, красные шары

и они раскатываются по белому

когда просыпаешься в междугороднем

автобусе среди белого

вспоминая

мягкие пятна аффекта

бары, кофе на конференциях

двадцатилетний мальчик без тела

падает в холодную таллиннскую ночь

но мы подхватываем его

мы — чья-то большая рука

и мальчик раскрывается, становясь

беспутной фольгой речи

за этот февраль вы подружились

с тридцатью людьми

чьи лица смазаны

мир крошится белым эстонским

материалом, похожим на снег

красные шары, сжигающие опыт

эта история более недоступна

их лица смазаны вихрем

оповещений — и политика

памяти, свернутая в кармане

 

* * *

бумажные птицы исчезают в какой-то тьме

онанировать

наблюдать приходящие в телеграме

сводки турецкого наступления на Африн

в этом скольжении нет ничего, кроме жути

чтобы уснуть, я мысленно представляю

очертания старых комнат — бежевое

кресло, дедушкин тренажер

существуют ли эти вещи, какой у них «статус»

турецкие боевики занимают ключевые высоты

пока я еду в автобусе через красивый город

через множественную игру

и даже неловко говорить о том, что осталось

от наших историй, пересобираемых постоянно

никто никого не понял ни в ту, ни в эту

сторону, всё замещается, бумажные птицы

тонут в какой-нибудь темноте

бумажные птицы на черном фоне

это обои в кафе напротив

М. вспоминает историю человека

после инсульта переставшего видеть движение

только череда, последовательность

кадров, но где пролегает различие

мы знаем, что движемся через красивый город

мы знаем, что сопротивление существует

сложные области против классификаций

бумажные птицы, их зрение симультанно

как бы свернуто до единственной фразы

и я расшифрую ее, пока они будут

падая тихо во тьму, греться на солнце


Вернуться назад