Таллиннский университет, 26—30 июня 2019 года

 

Летом 2019 года в Таллиннском университете состоялась 12-я Ежегодная конференция Международного общества культурной истории (International Society for Cultural History). Насыщенная программа мероприятия, продолжавшегося четыре дня с 26 по 30 июня, включала пленарные лекции, мастер-классы, без малого две сотни выступлений участников, объединенных более чем в пятьдесят панельных заседаний, круглый стол и несколько организационных встреч ISCH.

Оргкомитет конференции во главе с Мареком Таммом, профессором культурной истории Таллиннского университета, предложил докладчикам сосредоточиться на феномене «глобализации», концептуализировав тему мероприятия в термине «глобальная культурная история». На момент публикации анонса «глобальная культурная история» описывалась как теоретический конструкт, скорее предвосхищающий дальнейшее развитие дисциплины, чем описывающий уже закрепившуюся в практике парадигму исследований.

Очевидно, что выбор темы был определен одним из самых актуальных трендов в гуманитарных и социальных науках. Однако, как поясняли организаторы в информационном письме, в данном случае «глобальный» имеет отношение не столько к объекту исследования, сколько к точке зрения, которая фокусируется на связях, взаимных влияниях, взаимодействиях и процессах интеграции. Глобальная [культурная] история обращает внимание на альтернативные пространства взаимодействия, сосредоточивается на медиаторах и на тех, кто пересекает границы и устанавливает связи. Одной из главных особенностей декларированного направления исследований организаторы назвали отказ от убеждения в несопоставимости культур и телеологических нарративов.

По мнению организаторов, образ проницаемых границ должен определять не только точку зрения, но и методологию глобальной культурной истории, в рамках которой особое значение получат так называемые категориальные повороты, т.е. переключения между разными уровнями исследования феноменов прошлого, которые делают видимыми ассоциации и связи между явлениями, на первый взгляд никак не соотносящимися между собой. Каждый из уровней исследования, выполняемого в парадигме глобальной культурной истории, должен определяться своей логикой, своей темой и своей пространственной протяженностью. Благодаря такому подходу глобальная перспектива позволит отказаться от предустановленной пространственной схемы и переключиться на исследование идей, людей и явлений вне зависимости от их географической или национальной принадлежности.

В анонсе конференции предполагалось, что участники, сосредоточившись на трансрегиональных и наднациональных системах культурных взаимоотношений, «выйдут за границы конвенциональных геополитических областей и четко обозначенных концепций и совместными усилиями вернут категории пространства статус значимой теоретической категории исторического исследования». Ежегодная встреча сообщества культурных историков должна была не только стать практической проверкой теоретического позиционирования, но и показать, действительно ли они являются свидетелями и творцами очередного категориального поворота, на этот раз — «пространственного». В число актуальных тем, предложенных участникам к размышлению, были включены описание, оценка и разработка новых методологических подходов в культурной истории.

Пленарный доклад Анне Герритсен (Уорикский университет, Великобритания) «Торговые пути в позднем имперском Китае: микроглобальный подход к изучению фарфоровой торговли», представленный во второй день конференции, оказался наиболее ярким примером методологически инновационного исследования. Профессор Герритсен объединила микроисторический и глобальный фокусы и продемонстрировала, как локальный феномен, который на первый взгляд имеет значение исключительно в хронологически и географически ограниченном контексте, обеспечил существование глобальных транскультурных связей. Основным объектом внимания в исследовании стала сеть так называемых «Дворцов долголетия». Описав роль Дворца долголетия в инфраструктуре фарфоровой индустрии малоизвестного китайского городка, стоящего на озере Поянг в провинции Цзянси, Анне Герритсен стала постепенно увеличивать горизонт внимания и в конце концов показала, что именно безопасность и надежность торговых путей, гарантируемые сетью Дворцов, определяли функционирование механизма локальной фарфоровой торговли на территории Китая, а за ее счет — и той сети глобальных торговых путей, которая простиралась от озера Поянг до лондонских и парижских лавок.

Профессор Маттиас Миддель (Лейпцигский университет, Германия) в своей пленарной лекции «Трансрегиональные измерения глобальной культурной истории» также обратился к вопросам новой методологии. Как и организаторы ранее, Миддель подчеркнул, что в современном научном пейзаже обоснованность категории территориальных рамок и сам подход, подразумевающий ограничение области исследования некоторой географической областью, вызывают сомнения. Уже обозначенный в анонсе конференции «пространственный поворот», по мнению профессора, должен маркировать переход к системе исследования, в которой основными объектами становятся действующие лица, их взаимодействие и те механизмы, которые позволяли им ранее и позволяют до сих пор воздействовать на значимое пространство. Только такой подход позволит преодолеть оппозицию глобального и локального, с одной стороны, национального и глобального, с другой стороны, и избежать включения в рассмотрение только нескольких регионов. В завершение своего выступления вместо понятия «глобальная культурная история» профессор Миддель предложил термин «трансрегиональная», подчеркивающий проницаемость границ, но не акцентирующий внимание на глобальном характере исследования, который может и не соответствовать его реальным обстоятельствам.

Размышлению о методологических исканиях, определяемых влиянием научного контекста и теми обстоятельствами, на которые должна реагировать культурная история в начале XXI века, были посвящены заседания на темы «Методология культурной истории: новые вызовы и перспективы» и «Новые теоретические перспективы в культурной истории». Так, первое заседание открыл специалист по праву и политическим наукам профессор Хент Калмо (Университеты Тарту и Нантер-ля-Дефанс). Его доклад «Международное право и пределы парадигмы восприятия в культурной истории» был сосредоточен вокруг феномена априорного согласия с идеей локальных модификаций международного права в том или ином культурном контексте. По мнению докладчика, подобные парадигмы восприятия, подразумевающие, что глобальное влияние неизбежно подвергается локальным изменениям под влиянием доминирующей на данной территории культуры, будут влиять на результаты любых исследований, имеющих дело с феноменами международных, повсеместно распространяемых «стандартов». Доклад Сулеви Риукулехто (Университет Хельсинки) «Проблема культурных институций в региональной истории» был посвящен критике восприятия культурных регионов как стабильных общественных институтов. Административные границы географических регионов не совпадают с эфемерными, неуловимыми культурными границами, что затрудняет сбор и анализ данных любого рода. В подобной ситуации пределы регионального деления должны устанавливаться на основе человеческих, а не административных факторов: особенностей менталитета, принципов социальных взаимоотношений, деятельности локальных культурных институций и т.п.

Обсуждение новых теоретических перспектив в культурной истории объединило две темы, хронологическая и методологическая дистанции между которыми замечательно иллюстрировали «глобализм» всей конференции в целом. Сина Стеглич (Констанцский университет) в докладе «Номадическая мобильность и культурная гибридизация. Размышления о номадизме в (пост)модерной науке» поместила феномен номадизма в широкий исторический контекст и предложила рассматривать его как ключевое понятие в дискуссиях о мобильности в современном мире глобальных связей. Екатерина Михайлова-Смольнякова (ЕУСПб) обратила внимание не на методы, а на инструменты исследования и посвятила свой доклад «Тело как инструмент культурных исследований, танец как средство исследования ментальности» специфике исторических хореографических исследований, подчеркнув потенциал этой достаточно специальной области знаний для культурной истории.

Центральная дискуссия конференции развернулась во время круглого стола, красноречиво озаглавленного «Границы культурной истории. Новые вызовы и перспективы». В обсуждении, которое модерировал Марек Тамм, принимали участие Анне Герритсен, Матиас Миддель, Суджит Сивасундарам (Кембриджский университет, Великобритания), Йорг Ругге (Майнцский университет, Германия), Мария Неклюдова (РАНХиГС).

Открывая заседание, профессор Тамм заметил, что отличительной чертой большинства культурных историков является тяготение к самокритике и авторефлексии. В расчете на эту характерную особенность организаторы и выбрали намеренно провокативную тему, призванную стимулировать обсуждение тех эпистемологических вызовов, с которыми сталкиваются специалисты. В качестве разминочной реплики профессор Тамм предложил участникам круглого стола сформулировать свое видение текущего этапа развития дисциплины, следующего за подъемом 1980—2000-х годов, который Питер Берк в свое время охарактеризовал как период доминирования новой культурной истории. Первый же ответ продемонстрировал действительный потенциал самокритики представителей культурной истории: профессор Сивасундарам заметил, что в настоящий момент он старается вместо самоопределения в рамках культурной истории, глобальной или нет, выйти за ее границы. Это желание профессор объяснил эксцентричностью культурной истории, в пределах методического поля которой любое исследование рано или поздно принимает форму евроцентричной, «человекоцентричной» модели, пусть иногда и хорошо замаскированной.

Анне Герритсен уклонилась от ответа на поставленный вопрос и заметила, что рассуждать только о значениях непродуктивно, центр тяжести дисциплины стоит подвинуть в направлении осмысления содержания, материальных данных. Новые технологии и методологии способствуют более эффективному сбору информации, но неверно считать, что эта информация сама по себе представляет единственно верную картину. Роль культурного историка — роль интерпретатора.

Йорг Ругге, напротив, выступил в защиту устоявшейся парадигмы культурной истории. Именно она, по утверждению профессора Ругге, открывает перспективы дальнейшего развития для микроистории, истории повседневности и множества других «историй», именно она дает инструменты для воссоздания атмосферы жизни людей прошлого, и на текущем этапе развития культурная история полноценно вписывается в тот глобальный контекст, который обозначили организаторы конференции в анонсе. В заключение своего высказывания профессор призвал коллег быть осторожнее с использованием таких неопределенных метафор, как «проницаемость», «циркуляция», «переплетение» и так далее.

Мария Неклюдова заметила, что культурная история — это направление исследований, которое не поддается общему описанию и вряд ли вообще может быть емко и исчерпывающе охарактеризовано на любом из этапов его развития. В качестве яркого примера того, какую роль в описании дисциплины играет контекст, она привела проблему локализации термина «cultural history» в России, который, в попытке избежать посторонних ассоциаций, нередко переводят с помощью оригинального, но невообразимого с точки зрения языка термина «культуральная история». Так, в любом разговоре о культурной истории приходится соглашаться на те или иные допущения и уточнять, академический контекст какой именно страны играет роль в конкретной ситуации. В то же время, по мнению профессора Неклюдовой, тот факт, что, не пользуясь снова и снова цитатами из Берка, научное сообщество вряд ли сможет дать культурной истории устраивающее всех определение, — не недостаток, а достоинство дисциплины. Культурная история как никакое другое направление обеспечивает свободу научной мысли, и это преимущество следует использовать, а не стараться ограничить какими-то концептуальными рамками. Маттиас Миддель в целом поддержал это высказывание и заметил, что понятие культурной истории менялось со временем и сами дебаты о том, куда именно следует «направить» культурную историю в настоящий момент, вызывают у него некоторый скепсис, поскольку не существует никаких механизмов реализации какого бы то ни было решения по этому вопросу.

Второй раунд дискуссии участники круглого стола посвятили обсуждению возможности «материального» поворота в культурной истории. Марек Тамм заметил, что в отличие от объектов внимания новой культурной истории — текстов, значений, репрезентаций — в фокусе внимания следующего поколения исследований может оказаться не семантика, а собственно материальность прошлого. Сможет ли культурная история справиться с этим вызовом? В ответ на этот вопрос все выступавшие в тех или иных выражениях признали, что семантический и материальный «полюса» исследования — крайности, а их оппозиция — это сугубо теоретический конструкт. Профессор Сивасундарам уточнил, что ни один историк не способен избавиться от влияния политики исследования, Мария Неклюдова подчеркнула, что необходимость использования речи неизбежно помещает ученого в «тюрьму языка», а Маттиас Миддель постулировал, что противостояние семантики и материальности — это эпистемологическая проблема, которой в принципе не суждено быть разрешенной. Анне Герритсен присоединилась к мнению коллег и заметила, что язык сам по себе инструмент интерпретации и навыки культурного историка в работе с этим инструментом очень важны. Йорг Ругге добавил, что даже сосредоточенность на материальном аспекте прошлого не освобождает ученого от задачи объяснения и именно способность объяснить, что значил тот или иной материальный объект, является суперсилой культурных историков.

Следующим «вызовом», предложенным дискутантам к обсуждению, стало постоянно растущее количество попыток выйти за границы оппозиции Натуры и Культуры в область, лежащую за границей «человеческой истории», — к истории животных, мультивидовой истории и так далее. Должна ли культурная история реагировать на формирование подобного дискурса? В ответ на эту реплику про417 Хроника научной жизни фессор Миддель заметил, что было бы разумно формулировать выводы по результатам наблюдений, а не наоборот. Не стоит воздвигать искусственные барьеры между дисциплинами и разными подходами, необходимы продуктивная коммуникация и внимательный анализ научного пейзажа. Суджит Сивасундарам добавил, что изучение «культурной истории животных» могло бы помочь четче определить границы человеческого в культуре. Мария Неклюдова согласилась с тем, что возвращение животных (и не только животных) в исторический пейзаж — это любопытная перспектива и было бы интересно проверить, насколько выполнимы исследования в этом направлении, ведь люди прошлого редко писали о других формах жизни, а опасность размышлений с антропоморфной точки зрения подстерегает и современного историка.

Анне Герритсен воспользовалась заданным вопросом, чтобы обратить внимание аудитории на ту опасность, в которой находятся гуманитарные исследования. Современная научная «мода», влияющая в том числе на вопросы финансирования, требует от гуманитария междисциплинарности, сотрудничества с «настоящими» дисциплинами (точными или, как в данном примере, естественными науками), использования «настоящих» данных, однако к этим вызовам следует относиться с большой осторожностью. Неразборчивость может привести к тому, что гуманитарные исследования потеряют свою идентичность. Это высказывание спровоцировало обсуждение болезненных вопросов финансирования и этических основ выбора, который совершают культурные историки, позиционируя свои исследования. Йорг Ругге озвучил проблему, которая не понаслышке знакома многим из присутствовавших на конференции: исследования в области культурной истории финансируют неохотно и недостаточно. Маттиас Миддель заметил, что подключение этического критерия к проверке качества исследований, с одной стороны, выглядит современным и актуальным решением, с другой — как всегда, является инструментом власти, который следует использовать с большой осторожностью. Повышения качества работ можно добиться не введением новых критериев этического отбора, а усложнением процесса рецензирования, то есть более адекватной оценкой качества исследования со стороны большего количества рецензентов.

Последний вопрос, предложенный к обсуждению, стал продолжением ранее прозвучавшей реплики профессора Герритсен. В последние годы культурная история оказалась перед лицом «нового позитивизма»: от специалистов требуют чего-нибудь четкого, определяемого, исчисляемого, проверяемого. Следует ли поддаваться этому давлению или необходимо сохранить тот дисцилинарный плюрализм, который и отличает культурную историю от других направлений? Отвечая на этот вопрос, участники круглого стола согласились, что крайности вообще не продуктивны, а адаптивность культурной истории поможет ей найти место и в новом научном пейзаже.

В заключение дискуссии Анне Герритсен заметила, что «глобальная культурная история» — это не просто термин, академическое тело культурной истории очевидно стало более глобальным, а мобильность и междисциплинарность действительно отличают большинство актуальных исследований.

Екатерина Михайлова-Смольнякова