ИНТЕЛРОС > №168, 2021 > «…на выпуклой поверхности оптического стекла» (историко-литературные заметки) Павел Глушаков
|
Эффект «просвечивающих предметов» — текстов, сквозь которых виден другой текст, — замечен давно. Конечно, увиденные в таком ракурсе явления не столько отображаются, сколько искажаются. Из большого числа такого рода примеров здесь представлены только те, которые так или иначе настраивают перспективную оптику не только в пределах изящной словесности, но и выходят за границы литературы, указывая на возможные социальные и даже политические контексты. * После пушкинского «Зимнего вечера» («Выпьем, добрая подружка / Бедной юности моей, / Выпьем с горя; где же кружка? / Сердцу будет веселей») русская поэзия навсегда запомнила, что, собственно, из кружки пьют с горя, и подхвачено это было другим широко известным текстом — стихотворением Михаила Исаковского «Враги сожгли родную хату…»: И пил солдат из медной кружки * У гоголевского чиновника из «Женитьбы», нереализованного жениха с фамилией, «что только плюнешь да перекрестишься, коли услышишь», Ивана Павловича Яичницы есть, возможно, литературный внук — еще более несчастный в личной жизни. Это чиновник Желтков из купринского «Гранатового браслета», жалкий «человек со смешной фамилией». То, что Желтков — ономастический вариант Яичницы, кажется очевидным, однако «гоголевские приметы», видимо, есть и в отдаленных фрагментах купринского текста. Так, товарищ прокурора носит гоголевскую фамилию Мирза-Булат-Тугановский (дальний привет городничему Сквозник-Дмухановскому), а в бедном жилище Желткова стол покрыт «цветной малороссийской скатертью», выглядящей как визуальный оммаж Гоголю. * Четыре пушкинские параллели к «Двенадцати» Блока. I. «Евгений Онегин» Белый снег. <…> Татьяна в лес; медведь за нею. II. «Капитанская дочка» Ты лети, буржуй, воробышком! «…нет, брат ворон; чем триста лет питаться III. «Медный всадник» Утек, подлец! ужо, постой, «Добро, строитель чудотворный! — IV. «Борис Годунов» В очи бьется <…> * Из диалога двух текстов: «Двенадцать» и «Ревизор». Стоит буржуй, как пес голодный,
* При чтении знаменитого блоковского стихотворения не покидает ощущение, что что-то отдаленно похожее было уже заявлено в другом «предсказательном» тексте: Ночь, улица, фонарь, аптека, И действительно: оптика взгляда сквозь искажающее стекло, а также заявленный (правда, иной) временной промежуток, поданный, в отличие от Блока, в позитивном ключе, — все это на слуху в «вещих» словах Гоголя: «Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал всё его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русской человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. В нем русская природа, русская душа, русской язык, русской характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» [2]. Так, возможно, в блоковских строках выражено сомнение в пророческих словах Гоголя и «чистоте» его предсказательной оптики [3]. * Одна гоголевская параллель к финалу «Защиты Лужина» Набокова.
* «Черный человек» Есенина и «Разговор с товарищем Лениным» Маяковского: Ах ты, ночь! Грудой дел, * Диалог двух поэтов. Поэзия — А. Блок, запись от 6 марта 1914 г.:
* Из перекличек поэтов: Константин Батюшков и Борис Пастернак.
* Знаменитая «Девушка с веслом» (скульптура И. Шадра и ее массовые вариации) сравнительно хорошо описана: для интерпретации этой композиции обращались к «водному мифу» и фрейдистским ассоциациям [8]. Между тем, такая твердокаменная серьезность, кажется, может быть поставлена под сомнение, ведь скульптура была установлена спустя год после объявления Москвы «городом пяти морей». Однако «Девушка с веслом» находилась все же не у моря, а украшала собой всего лишь фонтан парка имени Горького и воспринималась вовсе не как морской символ (для в большинстве своем никогда не бывавших у настоящего моря столичных жителей), а как субститут известного факта, что «жить стало лучше, жить стало веселее». Весь этот комплекс идей, увенчанный «счастьем народным», содержится в гомеровской «Одиссее» (пер. В. А. Жуковского, песнь двадцать третья): <...> Прорицатель тиресий сказал мне: «Покинув * Если задуматься, то у булгаковского «Собачьего сердца» есть предшественник — пьеса (точнее, по авторскому определению, «роман-фантазия») Б. Шоу «Пигмалион», где профессор (правда, не медицины, а фонетики [9]) создает существо по собственному замысленному образцу, делая один из первых документализируемых экспериментов [10] «по улучшению» человека, с той лишь разницей, что у Шоу описано «восхождение» к «благородному» человеку, а у Булгакова явлен обратный процесс. Но оба варианта ставят в тупик самих создателей новых сущностей: «М и с с и с Х и г г и н с. <...> Полковник Пикеринг, неужели вы не понимаете, что в тот день, когда Элиза переступила порог дома на Уимпол-стрит, с нею вместе вошло еще кое-что.<...> П и к е р и н г. Но что же? Что? Сравните с монологом профессора Преображенского: «Мое открытие, черти б его съели, с которым вы носитесь, стоит ровно один ломаный грош... Да не спорьте, Иван Арнольдович, я все ведь уже понял. Я же никогда не говорю на ветер, вы это отлично знаете. теоретически это интересно, ну, ладно. Физиологи будут в восторге... Москва беснуется... Ну, а практически что? Кто теперь перед вами?» Сам Шоу так характеризовал свою пьесу: «“Пигмалион” — это насмешка над поклонниками “голубой крови” [11]… <...> Каждая моя пьеса была камнем, который я бросал в окна викторианского благополучия» [12]. Не отсюда ли родился эпизод «Собачьего сердца», в котором «гражданин Шариков» швырялся камнями по стеклам квартиры, нарушая благополучие, правда, уже не викторианских, а советских граждан: «— В кота? — спросил Филипп Филиппович, хмурясь, как облако. — То-то, что в хозяина квартиры. он уж в суд грозился подать». * Рассказ Л. Пантелеева «Честное слово» (1941) — одно из известнейших произведений писателя. Авторская мораль изложена в финале рассказа: «Мальчик, у которого такая сильная воля и такое крепкое слово, не испугается темноты, не испугается хулиганов, не испугается и более страшных вещей. А когда он вырастет... еще не известно, кем он будет, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек» [13]. Среди образных ориентиров рассказа, видимо, можно назвать сказку Андерсена «Стойкий оловянный солдатик», картину В. Верещагина «На Шипке все спокойно». Но ближе всего, кажется, находится эпизод, о котором «с увлечением» рассказывал Ю. Тынянов: «…случай с царским солдатом, охранявшим голое поле: артиллерийский склад, бывший здесь некогда, упразднили, но приказ о снятии поста забыли отдать» [14]. Рассказ этот, видимо, имеет ту же историко-апокрифическую основу, что и анекдоты, которые легли в основу «Подпоручика Киже». Так что воспитательно-педагогическая значимость рассказа Пантелеева укоренена в сюжетах об абсурде и слепом подчинении. * Две апокрифические выписки.
* В 1826 году Пушкин пишет Вяземскому: «Твои стихи к мнимой красавице (ах, извини: счастливице) слишком умны. — А поэзия, прости Господи, должна быть глуповата». Спустя столетие Сталин (если верить записям бесед Ф. Чуева с Молотовым) сказал Демьяну Бедному: «— Вы знаете, почему вы плохой поэт? Орденоносный Демьян не ожидал такого. — Потому что поэзия должна быть грустновата, — закончил Сталин» [17].
* В советском номенклатурно-бюрократическом языке существовало знаменательное выражение «надо посоветоваться с товарищами», означавшее, что вопрос откладывался до той поры, когда вышестоящее начальство примет свое окончательное решение. Между тем уникальный пример «высшего совета» содержится в стенограмме XXII съезда КПСС, когда старая большевичка Д. А. Лазуркина рассказала делегатам о следующем: «Я всегда в сердце ношу Ильича и всегда, товарищи, в самые трудные минуты, только потому и выжила, что у меня в сердце был Ильич и я с ним советовалась, как быть. (Аплодисменты.) Вчера я советовалась с Ильичем [20], будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)» [21] * В фатальном для себя выступлении 1971 года (вызвавшем докладную записку председателя КГБ в ЦК) Сергей Параджанов говорил: «Человек, который высказывался о картине “Цвет граната”, — один из секретарей ЦК Армении, который в прошлом был полотером и был выдвинут на руководящую должность в связи с определенным талантом. Он, посмотрев эту картину, сказал о том, что это удивительная картина, но в ней очень много мастики. Я долго не понимал, почему именно мастики. А потом мне перевели его переводчики, которые все время его сопровождают и редактируют, что это “мистика”...» [22] Зная об игровой натуре режиссера, можно предположить, что вызвавшая, согласно записке Ю. Андропова, «возмущение большинства присутствующих» новелла была просто отсылкой к известному эпизоду из кинокартины «Я шагаю по москве»: вставному эпизоду о полотере (в исполнении В. Басова), выдающем себя за писателя [23] и осуждающем героя за лакировку действительности. * Одна случайная выписка. В.П. Некрасов рассказывает о борьбе диссидента С. Глузмана с системой подавления личности в советских лагерях: «30 сентября Глузман направил письмо академику Снежневскому по поводу содержания в лагере абсолютно невменяемого Бружаса. 1 октября в зону был вызван консультант-психиатр, впервые осмотревший Бружаса». Неравная борьба продолжается до тех пор, пока в хронике сопротивления не появляется следующая лаконичная запись: «20 октября по рапорту Чайки наказан Глузман» [24]. * Существует предположение, что история с потерей (или кражей) романа (пьесы) Венедикта Ерофеева «Шостакович» является не более чем выдумкой писателя [25]. Желание мифологизировать (не) произошедшее на Курском вокзале в Москве (или в поезде, отправившемся от этого вокзала) может быть объяснено следующим обстоятельством: в 1883 году, возвращаясь с Курского вокзала, потерял чемодан с рукописями и корректурами Лев Толстой [26]. Так могли соединиться ненайденный чемодан Толстого и ерофеевская авоська с двумя бутылками бормотухи. * У советского поэта Николая Старшинова есть стихотворение «Эти годы — как в сиреневом дыму…» (1980) о детской «нелепой мечте»: А хотелось мне тогда сильней всего — В этих экстравагантных, но в чем-то даже наивно-симпатичных строках не было бы ничего необычного, если бы не финал стихотворения, в котором появились образы «громыхающего трамвая», всадника «на белом скакуне» и какого-то, кажется, очень искреннего удивления от образов, реализовавших мечту лирического героя: И не знаю я — с чего бы это мне Ну, казалось бы — тщета и суета, Неподдельное удивление, думается, сопровождает и читателей стихотворения, явственно ощутивших, что гумилевский «Заблудившийся трамвай» промчался и по этому «неприметному селу»: Чтоб, распугивая уток и курей, * На референдум 1993 года были вынесены четыре вопроса. Президентские политтехнологи запустили ритмически-запоминающийся лозунг «Да-Да-Нет-Да», соответствовавший желательным ответам голосующих. Верующие же люди могли услышать в этом слогане отголосок известных слов: но да будет слово ваше: «да, да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого (Мф. 5:37) [28]. * Альбер Камю, «Лекция 14 декабря 1957 года»: «Любой художник обязан сегодня плыть на галере современности. Он должен смириться с этим, даже если считает, что это судно насквозь пропахло сельдью, что на нем чересчур много надсмотрщиков и что вдобавок оно взяло неверный курс. Мы находимся в открытом море. И художник наравне с другими обязан сидеть за веслами, стараясь, насколько это возможно, не умереть, то есть продолжать жить и творить» [29]. В.В. Путин, пресс-конференция от 14 февраля 2008 года: «Все эти восемь лет я пахал как раб на галерах: с утра до ночи. И делал это с полной отдачей сил» [30]. * Фоторабота «Эра милосердия» (2004) арт-группы «Синие носы», вызвавшая громкий скандал из-за «недопустимого» изображения двух целующихся одетых в милицейскую форму мужчин на фоне зимнего пейзажа, заставляет вспомнить стихотворение Геннадия Шпаликова «В ленинграде» с тем же, в сущности, «гуманистическим посылом»: Любимая, все мостовые,Все площади тебе принадлежат, Все милиционеры постовые У ног твоих, любимая, лежат.
Они лежат цветами голубыми * Когда толпа вооруженных людей окружила карету князя Верейского и жены его Марьи Кирилловны, последняя, как известно, отвечала на предложенную ей Дубровским свободу отказом, а затем, видя потрясение Владимира Андреевича, объяснила свое решение: «— Я согласилась, я дала клятву, — возразила она с твердостию, — князь мой муж…» Признаться, несмотря на ремарку «с твердостию», слова Марьи Кирилловны прозвучали все же как-то странно, «неловко» даже с точки зрения лингвистической: явственная инверсивность и фонетическая «труднопроговариваемость» и «сконструированность» фразы только подчеркнула неестественность и искусственность ее положения и «рифмовалась» разве только с аналогично искусственно сконструированным — «князь мой муж» / «Дыр бул щыл» [32]. [1] Ср. с той же Пятой главой: «То в хрупком снеге с ножки милой / Увязнет мокрый башмачок…» («Евгений Онегин») и «Да в сугробы пуховые — / Не утянешь сапога...» («Двенадцать»). Или: «Она бежит, он всё вослед: / И сил уже бежать ей нет. // Упала в снег; медведь проворно / Ее хватает и несет…» («Евгений Онегин») и «Под снежком — ледок. / Скользко, тяжко, / Всякий ходок / Скользит — ах, бедняжка! <…> Вон барыня в каракуле <…> Поскользнулась / И — бац — растянулась! / Ай, ай! / Тяни, подымай!» («Двенадцать»). [2] Гоголь Н.В. Несколько слов о Пушкине // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: [В 14 т.]. Т. 8. [М.; Л.]: Изд-во АН СССР, 1952. С. 50. [3] А началось все, видимо, пушкинским «Я сквозь магический кристалл / Еще неясно различал» и подхвачено было в «Дяде Ване»: «…мы увидим все небо в алмазах…» [4] Набоков В.В. Русский период // Набоков В.В. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 465. [5] Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: [В 14 т.]. Т. 5. [М.; Л.]: Изд-во АН СССР, 1949. С. 59—60. [6] Блок А.А. Записные книжки: 1901—1920. М.: Художественная литература, 1965. С. 213—214. [7] Запись А. Дитриха цит. по: Батюшков К.Н. Сочинения: Художественная литература. Т. 1. СПб.: Б.и., 1887. С. 342. [8] См., например: Золотоносов М. Γλυπτοκρατος. Исследование немого дискурса. Аннотированный каталог садово-паркового искусства сталинского времени. СПб.: ИнаПресс, 1999. С. 20—29. [9] На это обратила внимание М. Степанова в статье «Казус Хиггинса — Преображенского» (Коммерсантъ Weekend. 2013. № 37. С. 30). [10] Сравните: «П и к е р и н г (придвигаясь к миссис Хиггинс и даже наклоняясь к ней). Да, это поразительно интересно. Уверяю вас, миссис Хиггинс, мы относимся к Элизе чрезвычайно серьезно. Каждую неделю — какое там! — почти каждый день в ней происходит новая перемена. (Придвигается еще ближе.) Мы фиксируем каждую стадию... сотни записей и фотографий... [11] Сравните с размышлениями Преображенского: «Можно, конечно, привить гипофиз Спинозы или еще какого-нибудь такого лешего и соорудить из собаки чрезвычайно высоко стоящего. Но на какого дьявола, спрашивается. Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы всякой мрaзи, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар». [12] Цит. по: Майский И. Б. Шоу и другие: Воспоминания. М.: Искусство, 1967. С. 28. [13] Пантелеев Л. Честное слово: рассказы. М.: Детская литература, 1968. C. 9. [14] Цит. по: Тоддес Е. Послесловие // Тынянов Ю.Н. Подпоручик Киже. М.: Книга, 1981. С. 200 (с отсылкой к книге «Глубокий экран»: Козинцев Г.М. Собр. соч.: В 5 т. Т. 1. Л.: Искусство, 1982. С. 103). [15] Синдаловский Н. История Петербурга в преданиях и легендах. М.; СПб.: Центрполиграф, 2016. С. 344. [16] Микоян А.И. Так было. М.: Вагриус, 1999 (http://militera.lib.ru/memo/russian/mi- koyan/04.html). [17] Чуев Ф.И. Молотов: Полудержавный властелин. М.: Олма-Пресс, 2002. С. 668. [18] Там же. С. 396. [19] Гоголь. «Ревизор». Действие первое, явление пятое. [20] По всей вероятности, в «партийном языке» это было уже устойчивое сочетание; см.: «…милая и даже симпатизировавшая мне Елена Яковлевна, двенадцать лет тому назад просто инструктор, а десять лет спустя уже председатель парткомиссии, учила меня уму-разуму и удивлялась тому, что я давно не перечитывал Ленина (“Как? В тяжелые минуты своей жизни я всегда обращаюсь за советом к Владимиру Ильичу...”)» (Некрасов В. Записки зеваки. М.: Вагриус, 2003. С. 113). Предельный вариант дан в кинокартине Ю. Озерова «Битва за Москву» (1985), где в октябрьские дни 1941 года на предложение Калинина «не подвергать опасности жизнь товарища Сталина» и эвакуироваться сам вождь отвечает: «Я посоветуюсь с товарищем Сталиным». [21] XXII съезд КПСС. Стенографический отчет. Т. III. М.: ГИПЛ, 1962. С. 121. [22] Григорян Л.Р. Параджанов. М.: Молодая гвардия, 2011. С. 192. (ЖЗЛ). [23] Образ этот, олицетворяющий «человека из народа», заставляет писателя признаться: «Я сам боюсь его». [24] Некрасов В. Записки зеваки. М.: Вагриус, 2003. С. 228. [25] См. мнение сына писателя: «Я считаю, что “Шостакович” — это миф! Не было его никогда, и никогда Ерофеев его не писал! Он ведь очень любил мистифицировать свою жизнь, и эта якобы пьеса — как раз один из наиболее показательных примеров такой мистификации!» (Реакция. 2007. № 7). [26] См. письмо к Н.Н. Страхову (Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М.: Гос. изд., 1934. Т. 63. С. 142—143). Происшествие также отражено в: Гусев Н.Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1828—1890. М.: ГИХЛ, 1958. С. 566. [27] Старшинов Н. Избранные произведения: В 2 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1989. С. 373. [28] Именно такой (да-да-нет-нет) результат и получился в итоге голосования (благодарю за это указание А.А. Правдухина). [29] Камю А. Изнанка и лицо. М.; Харьков: Эксмо-Пресс; Фолио, 1998. С. 632. [30] https://www.youtube.com/watch?v=EpylRAHnpn0. [31] Шпаликов Г.Ф. Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники. Письма. Екатеринбург: У-Фактория, 1998. С. 52. [32] Любопытно, что в декларации Хлебникова и Крученых «Слово как таковое» при упоминании «Дыр, бул, щыл» возникает именно пушкинская тема: «Кстати, в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина» (см. подробнее: Левинтон Г.А. Заметки о зауми. 1. Дыр, бул, щыл //Антропология культуры. Вып. 3. М.: Новое издательство, 2005. С. 162). Вернуться назад |