1. INTRODUCTION[1]

Обращенность к моральной проблематике, обостренная этическая рефлексия — то, что можно назвать нравственным содержанием русской культуры, — складывались как результат повседневных культурных практик, обусловленных влиянием православной нравоучительной традиции, и не являлись объектом рефлексии вплоть до XVII века. На ранних этапах развития древнерусской культуры этика была представлена в нравоучительных текстах, которые носили синкретичный характер и определялись характером восточнохристианской традиции. Первые представления об этике как определенном знании, науке «ифике», были связаны на Руси с именем Аристотеля, который воспринимался прежде всего как «философ нравоучительны». Его имя встречается в «Изборниках», «Пчеле», ему приписывались нравоучительные высказывания, афористические суждения, вошедшие в обиход народного сознания назидательные поговорки и пословицы[2]. В XVI веке упоминания об Аристотеле встречаем у Андрея Курбского, который пишет о своем знакомстве с текстами аристотелевских сочинений: «Прочитах, рас-смотрях физические и обучахся и навыкохеттических»[3]; Федор Карпов в известном Послании митрополиту Даниилу упоминает Аристотеля и приводит цитату из Десятой книги «Никомаховой этики», называя его «философ нравоучительны», а трактат Аристотеля — «Нравом»[4].

Однако возникновение дисциплинарного пространства этики относится только ко второй половине XVII века и связано, с одной стороны, с освоением латинского наследия, влиянием европейской мысли, а с другой — с социально-политическими установками государства на европеизацию России. Процесс становления этики как науки и образовательной дисциплины определялся в истории русской культуры не столько логикой развития самой науки, сколько социально-политическими запросами, культурными и идеологическими векторами. Являясь во многом результатом синтеза древнерусского духовного наследия и традиций западнорусского и европейского философствования, этика как научная дисциплина начала формироваться в курсах профессоров Киево-Могилянской академии[5], хотя в целом говорить о представленности этики в русской культуре на рубеже XVII—XVIII веков достаточно трудно. Терминологически этическая рефлексия закрепляется в русском языке лишь к концу XVIII века: так, термин «нравственность» был зафиксирован в «Словаре Российской Академии» в 1789 году, а термин «мораль» (от латинского «mos», «moralis») хотя и встречается в латинских текстах XVII века, но входит в язык только в XVIII столетии (достаточно вспомнить небольшую заметку А.П. Сумарокова «О слове Мораль» 1787 года).

Итак, несмотря на укорененность морали в культуре и повседневных практиках, мы можем отметить, что ее институционализация, а вместе с ней рационализация происходили сравнительно поздно. Однако здесь нас интересует именно процесс формирования этики как научной дисциплины; анализ культурных факторов и идеологических влияний позволяет определить вектор этической рефлексии, выявить те изменения культурной среды, которые обусловили включенность этики в русскую культуру в этом новом качестве. Мы можем отметить фактическое удвоение объектов: с одной стороны — этика как дисциплина в ее дисциплинарной специфике и предметности, с другой — формирующаяся в обществе на уровне общественного сознания моральная рефлексия. Описанная культурная саморефлексия в отношении укорененных в российской повседневности элементов нравственной жизни привела к фактическому появлению другой этики, которая не исчезла с появлением этики как науки. Произошедшее отделение, а фактически, в тер минах Карла Маркса, «отчуждение» содержания привело к тому, что отчужденный элемент культуры стал объектом идеологического воздействия, манипулирования как со стороны власти, так и со стороны интеллектуалов, занимающихся разработкой этики как науки. Таким образом, идеологическое влияние определяло судьбу этики как науки и учебной дисциплины. Подобные трансформации этики хорошо иллюстрируют процессы актуализации и деактуализации элементов культуры[6]. Особо оговоримся, что для полноты передачи особенностей дискурса описываемого периода намеренно используются замечания и интерпретации сочинений современников.

2. НРАВСТВЕННАЯ ПРАКТИКА И ЭТИКА: АКТУАЛИЗАЦИИ ЭТИКИ КАК НАУЧНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ

Начало XVIII века в истории России было ознаменовано реформами и преобразованиями Петра I, затрагивавшими все сферы общественной жизни и культуры. В этот период в России возобладал крайне утилитарный государственный взгляд на науку и образование, которое понималось в смысле выучки какому-то конкретному занятию, годному в узкопрактическом, прагматически-утилитарном отношении. Одной из главных целей и задач образования представлялось овладение профессиональными навыками, приготовление к определенным занятиям, прежде всего к государственной службе (военной и гражданской). Общее образование, необходимое для нравственного развития общества (в том числе и этика как наука и дисциплина), в разряд государственных задач не входило. В реформаторской деятельности правительство заботилось об основании и поддержании преимущественно специальных школ, а школьное образование понималось как выучка определенному занятию, овладение ремеслом, профессией. Это приводило даже к определенному пренебрежению общим образованием.

Петр желал видеть плоды образования немедленно и в исключительно ремесленной, профессиональной форме[7]. Так, в одном из обстоятельных исследований М. Владимирского-Буданова дается общая характеристика понимания образовательных задач в Петровскую эпоху:

Проблеск сознания о том, что государство должно заботиться о народном образовании, независимо от непосредственного приложения его к государственной службе, проблеск, отмеченный нами в конце XVII в., погас. Крайнее развитие полицейского характера государства, характеризующее новый век, когда государство становит себя источником и целию всякой человеческой деятельности, вовсе не благоприятствовало развитию и укреплению высказанного принципа. Государство не призвано служить интересам личности человека, а вся личность, со всею совокупностью моральных сил, есть покорный слуга государства. Уже с самого первого года XVIII века русское законодательство начинает высказывать, что оно не признает никакой другой цели в образовании, кроме значения его пригодности для той или другой профессии. <…> Государство заботится о том, чтобы военная, гражданская и духовная служба отправлялись наилучшим образом. Все, что мы называем узаконениями об образовании, в точном смысле составляет узаконения о государственной службе. Понятия службы и образования смешиваются[8].

На первый план выступает не образование в собственном смысле этого слова, а некая «выучка», цель образования воспринимается как исключительно внешняя — «добывание хлеба и выслуга». «То, что может указать человеку в его профессии высшую общечеловеческую цель, повести его при исполнении профессии далее “добычи”, дается не профессиональным образованием, а общим»[9].

Таким образом, идеология российского государства, отличавшаяся утилитарной и прагматической направленностью, не включала в образовательные проекты нравственные дисциплины. Тем не менее петровские преобразования, оказавшие влияние на процесс секуляризации русской культуры, сказались на разграничении предметных сфер этики и нравственного богословия. Это разграничение было предпринято ближайшим сподвижником Петра, церковным реформатором Феофаном Прокоповичем. В богословии Прокопович «отделил богословие догматическое от нравственного, специализировав и то и другое и точнее определив их задачи», тем самым «утратив путаницу в преподавании того и другого»[10]. Предмет нравственного богословия, по Феофану Прокоповичу, — «добрые дела, обозначаемые в Писании именем любви. Любовь двоякая: к Богу и ближним, поэтому нравственное богословие рассуждает 1) о религии, как выражении любви к Богу, 2) о справедливости, которая состоит в любви к ближнему». Этику Прокопович трактует как самостоятельную науку, разделяя, разграничивая этику и нравственное богословие, определяя предмет этической науки и нравственного богословия[11]. Предметное выделение нравственного богословия, разделение его с этикой позволило этим направлениям этической рефлексии сформироваться дисциплинарно самостоятельно и определило два сценария развития этической мысли в России: в рамках религиозного сознания и образования — как нравственное богословие (теоретический расцвет этой дисциплины приходится на конец XIX века); в университетской, академической традиции — этика как предмет и сфера научного знания.

3. ПРОЦЕСС АКТУАЛИЗАЦИИ ЭТИКИ. ПОСТРОЕНИЕ АКАДЕМИЧЕСКОЙ ЭТИКИ ИВОЛЬФИАНСТВО

Уже со второй половины XVIII века исключительно утилитарный подход к образованию и науке сменяется просветительским. Меняются идеологические установки, личностные идеалы. Этика становится востребованной, поскольку вписывается в просветительскую идеологию гражданственности, отвечает запросам и потребностям общества в просвещении и образовании сограждан, формировании гражданских добродетелей. Вектор образования смещается в сферу гуманитарного знания, формирующего просвещенную личность. Само образование начинает трактоваться как нравственное совершенствование. Под термином «просвещение» русские мыслители понимают определенный уровень образованности и нравственного развития человека и общества, а также употребляют его для обозначения гражданских добродетелей. В рамках просветительской парадигмы этика — или, как ее чаще называют мыслители XVIII века, нравоучительная философия — занимает одну из центральных позиций. Этическая мысль, высвобождаясь из-под влияния богословия, обращается к изучению человека как существа природного и исторического. Этика включается в политико-правовое сознание, что отчетливо обнаруживается в идеологии первого поколения русских просветителей — Я.П. Козельского, С.Е. Десницкого, Д.С. Аничкова, Д.И. Фонвизина, Н.И. Новикова. Обоснование нравоучительной философии занимало важное место в их сочинениях, в традициях просветительского рационализма они подразделяли философию на теоретическую, т.е. «философию в теснейшем смысле», и нравоучительную, или практическую. Философия теоретическая («умозрительная») включала в себя логику и метафизику, философия нравоучительная — юриспруденцию, или философию права, и политику. Русские просветители в своих концепциях стремились к философско-рационалистическому обоснованию морали. Основные моральные понятия должны были, по их мнению, соответствовать как требованиям «натуры человека», так и «истины рассуждениям». Таким образом, в идеологии российского Просвещения мораль рассматривалась в неразрывной связи с политикой и юриспруденцией. Мораль трактовалась как «частная, домашняя политика» (по выражению Мабли), а политика, в свою очередь, интерпретировалась как общественная мораль, что приводило, с одной стороны, к политизации моральной теории, с другой — к морализации самой политики.

Основой построения этических концепций русских просветителей была теория естественного права и общественного договора. В соответствии с этой теорией основой нравственности просветители признавали естественные побуждения «человеческой природы». Человек есть часть природы. Естественными правами человека являются свобода, природное равенство и т.д. Однако только общественное состояние, по мысли просветителей, дает человеку наивысшие законы и принципы, согласующиеся с его природой, при условии, что развитию истинной нравственности предшествуют и способствуют справедливое, рационально обоснованное законодательство и справедливые фор -мы государственного правления. Там, где истина, там добродетель. На принципах разума должна быть основана и религия, в противном случае она становится источником пороков и заблуждений.

Таким образом, нравоучительная философия встраивается в рациональный проект российского Просвещения и является едва ли не центральным его звеном. В этот период этическая мысль, с одной стороны, была представлена в философско-публицистических текстах на страницах просветительских журналов, формировавших общественное мнение, в художественных, исторических, правоведческих сочинениях, с другой — оформлялась в университетскую дисциплину в рамках школьной традиции. Такой школьной традицией для России XVIII века выступает немецкая философская мысль. Уже к началу XVIII века, в эпоху петровских преобразований, научная мысль и проекты институционализации науки и образования ориентировались прежде всего на немецкую модель. В рамках этой культурной традиции во второй половине XVIII века и в первые десятилетия XIX столетия этика как дисциплина складывается преимущественно под влиянием немецкой философской мысли, что сказывается на характере построения курсов, издании переводных учебников для университетов и гимназий. Этика была встроена в общую философскую систему, ориентировавшуюся на вольфианскую концепцию.

В соответствии с вольфианской системой философия разделялась на «рациональную, целью которой было научить управлять действиями ума; моральную, имевшую целью определить действия воли или нравы, и натуральную, или естественную, имеющую задачею исследовать все, что есть в природе»[12].

Натуральная философия разделялась на физику, математику и метафизику (именовавшуюся также естественным богословием), рациональная включала диалектику и логику. Моральная философия изучала принципы и свойства человеческих действий с целью определить понятие высшего блага как конечной цели человеческого существования и основные добродетели, необходимые для достижения блага.

В русской мысли весьма неоднозначно оценивались влияние Христиана фон Вольфа и его философская система в целом. Архимандрит Гавриил в тру -де по истории философии так характеризовал нравственную систему немецкого философа:

Нравственность, которой он учил, основывалась на следующем главном правиле: делай то, что усовершает тебя и твое состояние. Поелику все то, что делает нас и наше состояние совершеннейшим, называется добром, а все то, что делает нас и наше состояние несовершеннейшим, называется злом: то некоторые из последователей Вольфа выражают его начало следующим образом: делай добро и уклоняйся зла. Но сей закон Вольфа дышет самолюбием, а потому противен природе существа, одаренного разумом, который обязывает нас стараться о усовершенствовании других, иногда даже с ущербом собственного благоденствия[13].

Вывод архимандрита Гавриила звучал довольно категорично: «Можно сказать, что он (Вольф. — Е.А.) своею медлительностию и бесполезным разбором логических понятий содействовал к происхождению отвращения к занятиям умозрительным, и в особенности к изысканиям метафизическим»[14].

Мария Безобразова в работе «Краткий обзор существенных моментов истории философии» рассматривает философию Вольфа как «настоящую школьную философию»: «Философия Вольфа пришлась как раз по вкусу и привилась ко всем немецким университетам. Ученикам Вольфа оставалось только ей учить, развивать же было уже больше нечего»[15]. Вольф, пишет Безобразова, разделяет «теоретическую философию на онтологию, или науку о бытии, космологию — науку о мире, рациональную психологию, имеющую предметом душу, и естественное богословие — Бога. Практическая философия делится по-аристотелевски на этику, экономику и политику»[16]. Однако особую заслугу Вольфа Безобразова видит в том, что он начал писать по-немецки и занимался разработкой философской терминологии. XVIII веку было свойственно пристальное внимание к национальному языку, разработке понятийно-терминологического аппарата философского знания. Русская мысль, пройдя выучку немецкой школы философствования, стремилась к терминологическому построению философской мысли на российской основе, структурированию и логическому построению знания, формированию русского философского языка.

Система Вольфа оказала влияние на систематизацию философского знания, включение этики в метафизический контекст, способствовала структурированию и дисциплинарному оформлению ее, вызвала интерес русских философов XVIII века к терминологическому аппарату философии. Однако уже к началу XIX века вольфианство перестает удовлетворять духовным запросам и потребностям общества, о чем пишет в своих записках в те годы студент, а впоследствии профессор Санкт-Петербургского университета А.И. Никитенко:

С двадцатых годов вообще в литературе нашей и молодом учащемся поколении возбудилось вдруг стремление к философской мыслительности <...> не одним случайно попавшим в среду нашу идеям надобно приписать это новое настроение мыслей: преимущественно оно было следствием нового духа, возникшего в преподавании философии в школах. <…> На кафедре философской начали появляться лица, которых не могла уже удовлетворить одна систематика и Вольфианский формализм, лица, не только хорошо знакомые с новым движением и требованиями науки в Германии, но и способные самостоятельно их обсуживать[17].

Можно предположить, что переход от вольфианской системы к философии Иммануила Канта свидетельствовал о возрастающих философских запросах русского общества, когда вольфианство начинает восприниматься как пройденная школьная традиция. Моральная философия Канта во многом способствовала предметному построению теоретической этики в России, анализу и критическому рассмотрению идеи автономии морали.

Уже с конца XVIII века для преподавания философии в Россию приглашаются немецкие профессора. В 1795—1797 годах нравственную философию в кантовском духе в Московском университете читал воспитанник Тюбингенского университета профессор И.М. Шаден. Как отмечал С.П. Шевырев, Шаден перенес в Россию господствующую в те годы философию Вольфа, но, «воспитавшись на философии Вольфа, Шаден не остановился на ней и следил за ее развитием до Канта»[18]. С 1803 года в Московском университете работали гёттингенский профессор И. Буле, а также Ф.Х. Рейнгард. Последний опубликовал несколько сочинений, построенных на кантианских идеях[19].

4. ДЕКОНСТРУКЦИЯ ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ И ДЕАКТУАЛИЗАЦИЯ ЭТИКИ

В Харьковском университете в начале XIX века с идеями Канта знакомили профессора И. Шад и Л.-Г. Якоб. Как Шад, так и Якоб были авторами учебников по философии. Учебные руководства Якоба по логике, метафизике, естественному праву, практической философии были приняты не только в Германии, но и за ее пределами. Так, для российских гимназий он специально написал учебник, который был переведен на русский язык Н.И. Бутырским[20]. В это же время моральная философия Канта вызвала дискуссию в русской университетской среде. Анализу проблемы обоснования морали были посвящены лекции профессоров Казанского университета. В 1817 году профессор Иосиф Срезневский выступил с «Рассуждением о разных системах нравоучения, сравненных по их началам». В нем, обращаясь к «Кантовой Критике практического ума», Срезневский выделяет семь систем «нравоучения», в том числе и «учение системы, основанной на понятии нравственного закона». Срезневский соглашается с этой системой: «Итак, идея нравственного закона современна разуму и тем более в оном раскрывается, чем более он сам образуется и просвещается», — но тем не менее критикует кантовскую систему за то, что Кант «слишком большое различие полагает между теоретическим и практическим разумом, который в самом деле есть один и тот же»[21]. Проблема автономии морали является предметом обсуждения профессора теоретической и практической философии Казанского университета А. Лубкина. В «Рассуждении о том, возможно ли нравоучению дать твердое основание независимо от религии» Лубкин выдвигает ряд аргументов против идеи автономии морали, утверждая необходимость основывать мораль на религии, а не выводить религию из морали[22].

Таким образом, практическая философия Канта уже в первые десятилетия XIX века становится объектом внимания и обсуждения в университетской среде. Однако она не только породила теоретическую дискуссию среди университетской профессуры по проблемам теоретической этики, но и во многом явилась причиной закрытия философских кафедр и увольнения профессоров.

Пристальный интерес к содержанию преподавания философских дисциплин, в первую очередь нравоучительных, был вызван усилением идеологического давления на учебные заведения, отступлением от либеральных реформ первых лет правления Александра I. Целью образования объявлялось достижение «согласия между верою, ведением и властью, или, другими выражениями, между христианским благочестием, просвещением умов и существованием гражданским»[23]. Все преобразования должны были сводиться к одной цели — изгнанию опасного духа философского вольномыслия и установлению согласия между «верою, ведением и властью». Немецкие профессора вынуждены были вернуться в Германию, поскольку в их лекциях усмотрели дух вольномыслия. Так, попечитель Казанского учебного округа М.Л. Магницкий, выступая против кантианских взглядов профессора Якоба, с возмущением писал: «Студенты не знают заповедей, а научась в классе философии, что есть какой-то нравственный закон по системе Якоба, руководствуются сим законом, без всякого надзора…»[24] В соответствии с Уставом, разработанным для Казанского университета Магницким, дирекция лично должна была следить за «нравственным образованием воспитанников», а целью образования было объявлено воспитание «верных сынов православной церкви, верных государю, добрых и полезных граждан отечеству»[25].

Выпускники Гёттингенского университета, преподаватели Петербургского университета А.И. Галич и А.П. Куницын были отстранены от преподавания естественного права и философских наук. По поручению попечителя Петербургского учебного округа Д.П. Рунича у студентов Отделения философских и исторических наук были изъяты конспекты: в них усмотрели преступление против религии, власти и народа. Рунич писал в дневнике:

Русский народ еще не вышел из детства. С ним еще нельзя говорить о свободе. Быть может, его толкали слишком насильственно на путь цивилизации. Люди не спаржа, а народное просвещение не теплица, но оно бывает опасною миною, которая может взорвать на воздух целое здание. В русских университетах, лицеях и высших заведениях и в частных домах проповедовались все пагубные теории современной философии. Немецкие системы естественного права, принятые русскими и иностранными профессорами, представляли нечто чудовищное и объявляли открыто войну всем нравственным принципам. Учение Шеллинга и вся немецкая философия и история, которые преподавались с кафедр, <…> дерзко подрывали основы Священного Писания <…>, Божественное право и монархический принцип одинаково отвергались и опровергались. Провозглашение нравов, которые проповедовал Марат, не могло бы принести более вреда[26].

Таким образом, преподавание естественного права, философских дисциплин, в том числе этики / нравоучительной философии, было прекращено. Дирекции учебных заведений, попечители учебных округов взяли на себя задачи нравственного воспитания. Теоретическое освоение этики, развитие ее как науки и академической дисциплины прекратилось.

5. CONCLUSION

Этот процесс «вытеснения»[27] этики из академической среды имел во многом неожиданные последствия для русской культуры. К середине XIX века этическая мысль, лишенная кафедральной, университетской формы выражения, проявляется в литературно-философских текстах, русской публицистике, которые задают ей социально-политическую направленность, а также во взглядах ученых-естествоиспытателей, приобретая позитивистские ориентации. Поскольку этическая рефлексия в культуре является ее неотъемлемой составляющей, то, будучи лишенной академической кафедры, она находит иные способы своего выражения и конституирования. Вне академической, университетской среды русская мысль формирует особое этическое культурное пространство в художественной литературе, критике и публицистике, мировоззренческом дискурсе ученых-естествоиспытателей. Результатом «вытеснения» академической этики явилось формирование особого «дисциплинарного пространства» этического в русской культуре и этического языка художественного текста. Это позволяет говорить об особых формах этической рефлексии в русской культуре XIX века. В то же время можно наблюдать феномен морализаторства и ужесточения моральной нормативности, охватывающей все сферы жизнедеятельности общества. «Вытеснение» этики из университетской науки способствовало формированию особого «панморализма» русской мысли и русской культуры в целом.

Возвращение этики в университеты было связано с реформами Александра II, принятием нового университетского устава в 1863 году. В учебные программы были включены такие предметы, как история философии, логика и психология, а также гносеология, этика, эстетика и другие философские дисциплины. С семидесятых годов XIX века начинается новый этап в развитии этической мысли в России — и как расцвет теоретической этики в качестве университетской науки, и в целом как моральное самосознание общества, нашедшее выражение в философическом характере художественных текстов и в широких журнальных дискуссиях.

- See more at: http://www.nlobooks.ru/node/6299#sthash.XHOGcNmi.dpuf