ИНТЕЛРОС > №137, 2016 > Культурная история советского радио

О.Ю. Малинова-Тзиафета
Культурная история советского радио


06 апреля 2016
(Рец. на кн.: Lovell S. Russia in the Microphone Age: A History of Soviet Radio, 1919—1970. Oxford, 2015)

Lovell S. RUSSIA IN THE MICROPHONE AGE: A History of Soviet Radio, 1919—1970

Oxford: Oxford University Press, 2015. — XII, 237 p.

Новая книга Стивена Ловелла посвящена важному политическому и культурному феномену, отражавшему и определявшему жизнь СССР, одному из самых эффективных медийных средств 1920—1970-х гг. — советскому радио. «Россия в эпоху микрофона» — первая англоязычная работа, посвященная культурной истории советского радиовещания. Подобное первенство было характерно и для предшествующих книг автора, среди которых — первое подробное исследование российской дачи как культурного феномена[1]. Для работ Ловелла характерны широкие хронологические рамки, а также стройное, гармоничное расположение материала. В рецензируемой книге перед читателем открываются интересные и чрезвычайно разнообразные страницы истории СМИ в СССР, казалось бы знакомые, однако же, малоисследованные ранее. Здесь учитываются самые важные аспекты темы, ярко выражены «поворотные» моменты в развитии и трансформации стиля радиовещания в СССР. Автор характеризует это явление в целом, основываясь на обширном круге источников, и поэтому сквозь, казалось бы, узкую призму истории радио проступает исто­рия страны — смена режимов, развитие советской культуры, общественные дискуссии. Автор избегает любого отклонения от линии изложения, например не делает экскурсов в вопросы истории, связанные с радиовещанием, но имевшие на него опосредованное влияние, а значит, остается возможность для более детальной разработки темы.

Материал излагается в хронологическом порядке: от распространения радиовещания в 1920-х гг. до 1970-х, когда телевидение составило ему значительную конку­ренцию и заняло лидирующую позицию среди других средств массовой информации. Почему для историка-советолога так важно радио? На протяжении полувека оно объединяло огромную страну куда в большей степени, нежели железные дороги или любые другие коммуникации. Благодаря радио стало возмож­ным формирование в СССР единого политического и культурного пространства. Со­ветские дети слушали по радио одни и те же сказки, взрослые — одни и те же новости и комментарии.

Безусловно, исследование в области радио существенным образом способст­вует пониманию советской истории. Все сферы официальной культуры и СМИ были в СССР более или менее тесно связаны между собой, однако именно радио отводилась роль основного политического инструмента. Ловелл, впрочем, не склонен видеть в радиовещании лишь рупор власти. Он уделяет пристальное внимание культуре, полагая, что она была для власти скорее ценным «сотрудником», нежели простым инструментом. Серьезное место в книге занимает рассказ о классической музыке, чтении литературных, драматических, поэтических произведений, в том числе новых, неизвестных публике ранее, но благодаря радио получивших значительную известность, таких как, например, поэма А.Т. Твардовского «Василий Теркин». Подробно освещаются многочисленные споры о том, каким должно быть советское радио и как оно должно воспитывать нового советского человека. В одной своей рецензии Ловелл признался, что собственно политика СССР интересует его гораздо меньше, чем процессы в области культуры[2]. Возможно, в некоторых сюжетах книги недостает именно политического и экономического комментария автора: например, возникает вопрос, почему в эпоху десталинизации на нужды радио выделялось существенно больше средств, нежели при сталинском режиме (см. с. 149). Было ли это связано с личными предпочтениями генеральных секретарей или же с увеличением объема государственного бюджета, демократической сутью режима Хрущева или необходимостью популяризовать его антисталинскую позицию, смягчить перелом в сознании многомиллионного населения страны?

Интересно, что радио рассматривается в книге не «с чистого листа», а в контексте других технологий и форм коммуникации, которые уже были широко распространены до него. Радио трансформировало и развивало их. Во-первых, оно мгновенно передавало на самые дальние расстояния публичные выступления (их голосовое воспроизведение). Устное выступление было много эмоциональнее, убедительнее и эффективнее, в том числе ввиду неполной грамотности населения в предвоенные десятилетия. Это были лекции, обращения к гражданам, творческие встречи, чтение отрывков из драматических произведений. Во-вторых, радио мож­но рассматривать как ряд технологий, направленных на передачу информации на дальние расстояния, то есть как развитие идеи телеграфа. В-третьих, подобно газе­там и журналам, радио распространяло новости, при этом режим «реального времени» давал ему значительное преимущество перед печатными изданиями. В-четвертых, радио способствовало развитию голосовых передач — в этом смысле его наиболее значимым предшественником был граммофон. В-пятых, радио рассматривается и в связи с телефоном — основным средством передачи голоса (с. 4). Эти замечания важны и интересны потому, что очень часто в книгах по технологичес­кой истории подчеркивается исключительная уникальность объекта исследования, что не всегда соответствует действительности.

Первая глава книги («Институциализация советского радио») посвящена распространению этого нового вида коммуникации, управлению им со стороны государства, а также утверждению норм и правил в этой области. Автор убедительно показывает, что хотя власти и вмешивались в организацию работы радио и вносили свои коррективы в содержание программ, однако речь не шла о полном контроле и тотальном определении контента — во всяком случае, до 1925—1928 гг. «Закру­чивание гаек» в этой сфере пришлось на 1925 г., то есть здесь режим проявил свой железный нрав чуть раньше, чем, скажем, в сфере гуманитарных наук. Впрочем, и позже, в 1930-х гг., система управления радио в СССР хоть и была построена по принципу централизации и иерархичности, но в определенном смысле была весьма разобщенной. К 1940 г. в СССР было 110 радиокомитетов и более чем 1500 ре­дакций узлового вещания (то есть местных радиостанций). Контроль за делами радио стоил властям и НКВД значительных усилий. И все равно сотрудники и участники программ допускали «идеологические ошибки», часто серьезные и смешные одновременно: например, на тверском радио в 1929 г. сообщение об отношениях с Польшей сменилось похоронным маршем, а где-то под Нижним Новгородом подвыпивший партийный чиновник сообщил по местной радиосети об убийстве Кирова несколько более эмоционально, чем допускалось официальным стилем: «Башку себе сломил, товарищи!» За ошибками следовали репрессии (не говоря о том, что происходили они и по другим поводам), и, как и во многих других сферах, состав специалистов в 1930—1940-х гг. радикально сменился.

Во второй главе («Радио и создание советского общества») рассказывается о роли радио в формировании нового советского человека в предвоенные десятилетия. В Европе и особенно в России на такие новации в области науки и техники, как железные дороги, телефон и радио, возлагали надежды по переустройству мира к лучшему. Время всякий раз показывало, что ожидания значительно превышали возможности, а неизбежные негативные последствия воспринимались с большим разочарованием. Так случилось и с радио. Как показывает Ловелл, особенностью советского радиовещания изначально стало культуртрегерство: транслировались лучшие образцы музыки и искусства разговорного жанра, научно-популярные лекции и проч., тогда как в европейских странах по радио звучал репертуар, соответствовавший не слишком взыскательному вкусу среднего слушателя. В СССР при обсуждениях политики радиовещания среди ответственных лиц сталкивались два мнения: что серьезные вещи не всегда находят отклик в сердце простого человека и что радио ни в коем случае не должно потакать вкусам улицы. Первая точка зрения побеждала; вместе с тем в радиотрансляцию проникали и лучшие образцы народной культуры.

Изначально государство не имело абсолютной монополии на радиопередачи. Интерес к радио был чрезвычайно велик, а распространение детекторных приемников делало возможным вмешательство в радиопередачи частных лиц и другое «радиохулиганство», от чего предостерегали правила поведения радиолюбителя (см. с. 54). В межвоенное десятилетие радио быстро распространилось в СССР, захватив и сельскую местность, и крупные города. В деревнях оно все еще было дорогим удовольствием, поэтому приемник находился далеко не в каждом доме. А у обеспеченных горожан, которых автор обозначает как «средний класс», радио стало желанным элементом убранства квартиры. Добавлю к этому, что именно радио сообщило пред- и послевоенному десятилетиям звучание радости, поскольку жизнеутверждающие сталинские марши звучали из всех репродукторов. Об этом независимо друг от друга вспоминали Н.П. Бехтерева и Л.Е. Улицкая; их родные были репрессированы, поэтому можно было ожидать, что воспоминания будут окрашены в мрачные тона, однако пропаганда получила настолько мощное оружие, что даже серьезные личные переживания не смогли вытеснить это, пусть и навязанное, радостное настроение из памяти.

Третья глава («Как Россия училась радиовещанию») представляет собой содержательный рассказ о том, как методом проб и ошибок устанавливался стиль языка радиовещания. К ней тесно примыкает по смыслу четвертая глава («Мобилизующее радио: война») — о средствах пропаганды накануне и во время Великой Отечественной войны. Еще в 1920-х гг. специально для чтения на радио адаптировались литературные тексты, ставились и обсуждались радиоспектакли, и к радио стал приноравливаться стиль языка вещания: простое чтение написанного текста едва ли могло заинтересовать слушателей (с. 80). В живой, свободной подаче долж­ны были, по мнению А.В. Луначарского (1929), звучать по радио и политические комментарии — чрезвычайно ответственное дело в столь жестко идеологизированной стране, не терпящее ошибок и двусмысленностей. Изначально радио мыслилось как обращение к гражданам не только профессионалов — актеров, дикторов, журналистов, но и обычных рабочих, солдат и проч. Как и многим другим идеям 1920-х гг., этой затее, фантастической по своему духу свободы, не суждено было сбыться в полной мере. Подлинно свободных и спонтанных выступлений на радио было немного. Ловелл приводит примеры того, как специально приглашенные рабочие не говорили в микрофон того, что хотели, а читали заранее написанные тексты (с. 74); как подлинные письма солдат в программе «Письма с фронта» подвергались литературной обработке силами профессиональных писателей (с. 126).

На протяжении книги Ловелл не раз сопоставляет различные сюжеты из истории радиовещания СССР и стран Запада: Великобритании, США, фашистской Германии. Это важно и оправданно, поскольку позволяет ярче представить себе ситуацию в СССР, к тому же автор далек от намерения основывать на этих данных какие-либо далеко идущие выводы. Сравнение предполагает наличие сходств, которых между СССР и другими странами и в предвоенные, и тем более в послевоенные годы было не слишком много. Советский Союз затруднительно сравнивать как с европейскими государствами, поскольку в отличие от них он обладал огромной территорией с обилием труднодоступных мест, так и с Соединенными Штатами, которым в XX в. не дано было испытать разрушительного действия двух миро­вых войн и одной гражданской. В этом смысле не вполне показательным выгля­дит сравнение СССР и США по количеству радиоприемников на душу населения в 1946 г.: по приводимым Ловеллом данным, один прибор приходился на 2 человека в Америке и на 25—28 человек в СССР (с. 137). Это вроде бы должно иллюстрировать степень радиофикации этих стран в преддверии холодной войны. Но ведь речь идет о первом послевоенном годе: в европейской части СССР с трудом восстанавливали промышленные предприятия, жилой фонд и коммуникации, действовала карточная система распределения продуктов, военная форма все еще оставалась для многих демобилизовавшихся советских солдат единственной одеждой. А главное, радиоприемники во время войны изымались в пользу государства как материальные объекты, необходимые для организации общественной безопасности в случае чрезвычайной ситуации. Поэтому, будь в распоряжении автора соответствующие данные, например, за 1952 г., картина могла бы выглядеть иначе.

В трех последующих главах автор анализирует роль радио в послевоенный период: «От проводов к эфиру», «Магнитофон и стиль советского радиовещания», «Жанры радиопередач и их аудитория в послевоенную эпоху». Война до некоторой степени способствовала развитию радио в смысле технологий: состоялось знакомство с немецкими магнитофонами, более легкими в использовании, и немало таких трофейных устройств было получено радиостанциями. Большой интерес представляет анализ содержания радиопрограмм — ранее исследователи не обращались к этому вопросу в таком общем ключе. Ловелл мудро избегает обычного в литерату­ре разделения военных и послевоенных сюжетов путем помещения их в разные главы. Работа радио во время войны (особая секретность, которой была окружена персона Юрия Левитана — его место жительства, внешность и проч.; тесная комна­та, где работает множество людей; обилие скучных и кустарно сделанных программ (с. 128—130)) предстает в книге в тесном соседстве с изменениями послевоенного времени, и развитие этой сферы выступает в еще более ярком свете. Поскольку во времена хрущевской оттепели радио сыграло серьезнейшую роль в становлении молодежной культуры, Ловелл не обходит вниманием и трансляции западных радиостанций («Би-би-си», «Голос Америки», Радио «Свобода» и проч.). Однако он не останавливается на этой теме подробно, в том числе потому, что она неоднократно привлекала внимание исследователей — в отличие от советского радио. Он указывает, что иностранные радиостанции, вопреки представлениям, до сих пор бытующим в западной историографии, совсем не обязательно меняли политичес­кие взгляды советских слушателей, делая из них антисоветчиков, зато оказывали существенное влияние на советские программы радиовещания. Из за­падного опыта были переняты многие приемы и практики. В итоге, подчеркивает автор, к концу 1960-х гг. советское радиовещание превратилось в сложную и развитую индустрию. Новые технологии и десталинизация культуры существенно изме­нили формы советского радио. Анализ таких популярных программ, как «Встре­ча с песней» и «Най­ти человека», свидетельствует о том, какой долгий путь проделало радиовещание начиная с 1930-х гг. Теплота и задушевность первой передачи и искренний рассказ о трагических событиях истории, отразившихся в судь­бах отдельных людей, во второй во многом создавали новый образ радио 1960—1970-х гг. Кстати, замечательные театральные постановки, программы для детей и юношества, инсценировки литературных произведений, созданные в ту эпоху, транслируются по радио до сих пор и пользуются у слушателей популярностью.

Итак, история радио в книге «Россия в эпоху микрофона» предстает во всем своем многообразии: как история технологий, история культуры, литературы и музыки (причем в том аспекте, который очень редко охватывается специалистами по истории искусства, для которых трансляция по радио — лишь еще одно средство передачи шедевра), как история русского языка и средств массовой коммуникации, история создания программ и история идей, определивших их развитие. Наконец — как политическая история и история пропаганды в СССР. Перед читателями проходят самые разные социальные акторы: крупные политики и малозаметные партийные деятели, работники радио (знавшие радио изнутри и, возможно, потому очень критично отзывавшиеся о нем в своих воспоминаниях), наконец — сами радиослушатели с их замечаниями и предложениями по работе этого важного средства массовой информации… Книга Ловелла прекрасно написана и сущест­венно расширяет представления о работе радио, бытовавшие в исторической литературе до сих пор. Это несомненный вклад в изучение истории и культуры СССР.

 

[1] См.: Ловелл С. Дачники: История летнего жилья в России: 1710—2000 / Пер. с англ. Л. Семёновой. СПб., 2008.

[2] См.: Lovell S. [Рец. на кн.: Dobrenko Е. Political Economy of Socialist Realism. New Haven, 2007; Kucher K. Der Gorki-Park: Freizeitkultur im Stalinismus 1928—1941. Cologne, 2007; Малышева С.Ю. Советская праздничная культура в провинции: Пространство, символы, исторические мифы (1917—1927). Казань, 2005] // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2009. Vol. 10. № 1. P. 205.


Вернуться назад