[стр. 12—23 бумажной версии номера]

Материалистическая теология и материалистический оккультизм – таковы два полюса, напряжение между которыми определяет пространство актуальной мысли на протяжении последних десятилетий. Как и во многих других сферах, основания нынешнего порядка были заложены еще в начале 1990-х. Практически синхронно на философскую авансцену выходят проекты Алена Бадью, Жан-Люка Мариона и Славоя Жижека, строящиеся вокруг попытки материалистической экспроприации внутреннего ядра теологического [1]. Несмотря на различия в методах и подходах, это «внутреннее ядро» характеризуется одинаково: как возможность пережить невозможное.

Именно создание условий для того, чтобы внемирное реализовывалось в мире, сохраняя при этом всю свою внемирность, рассматривается здесь как главная составляющая «религий откровения». Невозможное должно быть дано, то есть разворачиваться внутри повседневного опыта, но так, чтобы опыт сохранял всю свою повседневность, а невозможное – всю свою невозможность. Теология обвиняется в том, что механизмы равновесия, которые она создает для обеспечения баланса между двумя составляющими ее центрального компонента – «возможного невозможного», – оказываются разрегулированными, и в конечном счете коллапсируют в трансцендентное, нарушая баланс между возможным и невозможным в сторону невозможного и запредельного. Но и позитивистская мысль также упускает «внутреннее ядро», пытаясь полностью исключить невозможное, и потому оказывается не в состоянии противостоять теологии. Задача новой материалистической философии заключается в том, чтобы перезапустить весы, «предшествующие созданию всех миров» [2]: освободить от теологических цепей механизм, обеспечивающий равновесие возможного и невозможного, и сделать, наконец, доступным подлинное Имманентное Невозможное – событие, насыщенный феномен, синтом, – реализовав то, к чему теология всегда стремилась, но никогда не могла достичь.

Одновременно с этим фронтом освобождения Имманентного Невозможного разворачивается другой, связанный с деятельностью Ника Ланда и Группы исследования кибернетической культуры (Cybernetic Culture Research Unit, CCRU/ГИКК) в Уорикском университете (Великобритания). В противоположность материалистической теологии, стремящейся освободить Бога и Абсолют от стесняющих одеяний теологического (даже если для этого понадобится прежде всего избавить Бога от самого имени Бог), для Ланда и ГИКК речь идет о ниспровержении Порядка Единого Бога как такового и возвращении «магической вселенной». Главным в этом возвращении является разработка средств манипулирования «богами и силами» – то есть тем, что настаивает на собственном вхождении в реальность (или скорее на такой трансформации реальности, при которой окажется, что это их реальность с начала и до конца, что она вся пронизана именно их фундаментальным настроением, и именно их система координат определяет, что войдет в границы реального, а что будет отвергнуто) [3].

Центральным понятием в этой системе взаимодействия с навязывающим является «гиперверие» (hyperstition) [4]. Гиперверие противостоит как вере в данную реальность, принимающей ее в качестве само собой разумеющегося, так и подозрению, неверию, подвергающему реальность сомнению; оно основано на признании за вымыслом способности делаться реальным. Фикция – это главное средство «магической интервенции в мир» [5]. Письмо не является репрезентативным, оно создает миры. Однако это вовсе не означает постмодернистского утверждения равенства всех нарративов. Различные вымыслы обладают разной степенью способности навязать себя реальности, и подлинная открытость внешнему может быть достигнута лишь путем выработки механизмов, позволяющих подвергнуть проверке претензии каждого из стремящихся к воплощению божеств.

Порядок Единого Бога в этом отношении ведет нечестную игру, но его стратегия оказывается в высшей степени действенной. Для утверждения собственной реальности Порядок Единого Бога стирает саму возможность конкуренции, компрометирует фикцию как таковую, а также ее способность делаться реальной, превращая ее в «просто вымысел». Существующая реальность утверждается Порядком Единого Бога как единственно возможная (а главным средством утверждения этого Контроля становится время – «клетка, в которую заперто человеческое существо» [6]).

Подлинной целью является не выработка условий для причастности абсолютному, а разработка протоколов, определяющих способы взаимодействия с навязчивым и преследующим: так в самом простом виде может быть сформулировано основное отличие неодемонологии Ланда от неотеологии Бадью, Мариона и Жижека. Важно, однако, подчеркнуть, что это оккультное знание претендует на то, чтобы быть имманентным и материалистическим. Так, например, кроулианская магия и юнгианская теория архетипов подвергаются систематической критике за то, что подчиняют силы навязывающего себя «слишком человеческим инстанциям» символов и смыслов [7]. В первую очередь этот метафизический крен идеалистического оккультизма дает о себе знать в «метафизике воли»: использовать желание и его силу в качестве рычага, регулирующего и сортирующего демонов, означает по сути оставлять вопрос нерешенным, так как сама сила желания и его способность навязывать себя и есть первый из демонов. Не желать, но считать и переключать рычаги: одной из главных целей ГИКК является создание строгого метода, делающего возможным запуск процессов распознавания и перенаправления демонов. И в некотором смысле демоны этому процессу не предшествуют: сортировка и селекция навязывающего себя впервые делает это навязывающее существующим в той конкретной форме и в том виде, который оно обретает в результате этой проясняющей селекции.

2

«Циклонопедия» Резы Негарестани на первый взгляд может быть полностью отнесена именно к области «материалистического оккультизма». Здесь речь также идет о своего рода имманентной демонологии, в которой роль «навязывающего себя» в равной степени может исполняться древними моровыми божествами Ближнего Востока, нефтью, солнцем и любовью. Стилистически и жанрово «Циклонопедия» так близка к текстам группы ГИКК, что и самого Негарестани до определенного момента вполне можно было принять за еще одну фикциональную фигуру наряду с другими деятелями Мискатоникского виртуального университета [8], исследующего «гиперфикциональные аспекты работ Лавкрафта» на базе широкого междисциплинарного соединения «фикциональных систем, математики, физики, геологии и семиотики» [9].

И даже теперь, когда окончательно выяснилось, что фикция «Реза Негарестани» обладает куда более интенсивной претензией на существование, чем, например, Петр Выспаров или Ехидна Стилвелл [10], может показаться, что опубликованный в 2008 году теоретическо-фикциональный текст иранского инженера – совмещающий в себе метафизические спекуляции, трактат по демонологии, элементы horror fiction и политический памфлет, призывающий к преодолению солнечного капитализма объединенными силами демонов Ближнего Востока, – является наиболее последовательной реализацией программы, намеченной Ландом и ГИКК в конце 1990-х, но так и остававшейся, вплоть до публикации «Циклонопедии», замкнутой в рамках маргинальных самиздатовских сборников и Интернет-форумов. Однако это впечатление обманчиво.

Значимость философии Резы Негарестани заключается именно в том, что вся она, с самого начала, представляет собой попытку соединения двух противоположных полюсов: материалистического оккультизма и материалистической теологии [11]. Впрочем, возможно, следует сформулировать этот тезис более осторожно. Внимательное чтение текста «Циклонопедии» убеждает в том, что утверждение материалистического оккультизма не является здесь последним словом, что, помимо него и как бы поверх него, в книге Негарестани присутствует нечто еще. Это «нечто еще» с трудом фиксируется и постоянно соскальзывает в «материалистическую демонологию», и, возможно, именно борьба с этим соскальзыванием и падением и составляет главную проблему «Циклонопедии».

Отличие позиции Негарестани от ландовской проявляется уже там, где они, казалось бы, ближе всего – в вопросе о числовой магии и о соотношении девятеричного и десятеричного. Переход от десятичной системы сефирот и «древа жизни» к девятеричной схеме Нумограмма [12] является одним из центральных моментов в ландовской имманентизации оккультного и подрыве Порядка Единого Бога, который пытается подчинить имманентный мир цифр от 0 до 9 «оргазмической целостности» десятки, отсутствующей в ряду цифр и являющейся результатом его дополнения и упорядочивания [13].

Следствием этого является также то, что цифры начинают рассматриваться как подчиненные «смыслам» и «архетипам», как отсылающие к некоторого рода «значениям», внешним по отношению к ним (мужское, женское, солнечное, лунное, бытие, становление, мудрость, святой дух – вариантов может быть множество). Однако именно в этом проявляется попытка «одомашнивания» «вечного космического наслаждения» нумерическим «прискорбной видовой ограниченностью» [14]. Подчинять цифры смыслам означает пытаться ограничить их имманентные связи и закономерности «слишком человеческим». У нас, конечно, может возникнуть возражение: ведь и весь цифровой ряд – это всего лишь человеческое изобретение. Однако именно здесь становится ясен специфический характер идеи гиперверия: система цифр – это также навязывающий себя демон. Мы не можем указать на ее изобретателя или изобретателей, но, даже если бы и могли, это было бы не так важно: значимой является та сила, с которой этот ряд от 0 до 10 навязывает себя всему миру, вытесняя все прочие системы и делаясь одной из главных основ всей современной реальности, подчиняя себе время, пространство и организмы. И дело тут не в том, что не могло бы быть иначе, а в том, что среди множества возможностей именно эта смогла навязать себя миру («Цифровое гиперверие уже широко распространено, оно прячется среди популярных нумерических культур – календари, системы валют, колдовское мумбо-юмбо и т.д.» [15]).

Десятеричной системе Древа Жизни Ланд и ГИКК противопоставляют Нумограмму: организацию цифр, основанную на их имманентных свойствах (прежде всего на соотношениях между зигоновистическими парами [16], в сумме составляющими девятку). Арифметические свойства этих пар (например их разность) делают возможным разделить из на зоны и установить связывающие эти зоны «каналы» и «врата». ГИКК посвятила немало усилий разработке «лемурианской демонологии», основанной на этой элементарной арифметике (демоны и сущности, описываемые в этой системе, не предшествуют, подобно архетипам и смыслам, цифрам и их связям, но вторичны по отношению к этим связям и фундированы в них [17]).

Негарестани, казалось бы, следует тем же путем: крест Ахта (Ахт – злой колдун и зороастрийский антигерой, однако слово это связывается также с семантикой мора и сломанной звезды), подробно описываемый в начале «Циклонопедии», представляется нам всего лишь еще одной версией Нумограммы. Крест, характеризуемый как «неорганический демон, разумная реликвия, обладающая способностью нумерически схватывать подводные течения и несогласованные события на Земле как модусы повествования» [18], основан на девятеричной магии. Его вершины соответствуют зигономическим парам, а процесс складывания и раскладывания (крест представляет собой динамическую конструкцию с двумя ручками, шарнирами и звездчатой вершиной) представляет собой диахроническое развертывание антипорядка девятки, подрывающего целостность и гегемонию Древа Жизни и Порядка Единого Бога (аутентичной модели креста Ахта противопоставлена поздняя монотеистическая фальсификация, подменяющая треугольные девятеричные острия квадратами, дающими в сумме десять).

Однако подрывной потенциал креста Ахта (делающий его по настоящему монструозной и проклятой «мерзостью») не ограничивается взломом десятеричной системы Древа Жизни; не в меньшей степени он распространяется также и на девятеричную систему Нумограммы. Или, если сформулировать это точнее, на раскол-1, лишающий Древо Жизни его целостности и подрывающий его тотальность анархией девятки, накладывается раскол-2, предающий и Древо Жизни, и саму Нумограмму. Цифры внутри каждого треугольника-вершины могут суммироваться и как девятка, и как десятка [19], а складывание и раскладывание креста приводит к тому, что в смыкающе-размыкающем движении между его рукоятками (характеризуемыми как оси Гога и Магога) разворачивается беспрестанное движение между этими двумя порядками – движение, подрывающее и предающее каждый из них, казалось бы, ради другого, но на деле исключительно ради себя. Именно это воронкообразное движение между 10 и 9 порождает циклоны, упорядочивающему знанию о природе которых, как это следует из ее названия, и посвящена книга Негарестани.

«Теллурианской смазкой», благодаря которой осуществляется это связывающе-предающее движение, является Нефть. Заменяя время в качестве той силы, которая заставляет все двигаться, нефть становится в «Циклонопедии» главной платформой, на которой должно произойти столкновение, соединение и взаимное уничтожение 10 и 9, декалога и декаданса, материалистического оккультизма и материалистической теологии.

3

Демон радикального или двойного предательства, «посредник» или «обманщик» – «промежуточный Митра, который предает обе стороны ради своей тайной миссии», причем «неясность цели предательства куда опаснее, чем ее извращенность», – одна из главных фигур «Циклонопедии» [20]. Эта промежуточность реализуется прежде всего в целом ряде носителей, обладающих смешанными свойствами. Его основной стихией является своего рода «мягкая твердость». Разложение и гниение, медленное или неполное сгорание – все это разные выражения того промежуточного состояния, через которое движется радикальный предатель, изменяющий как твердости, так и пустоте – состояние, которое может быть дано только в этом беспрестанном движении. Собственно, именно это мягко-твердое и является подлинной движущей силой перемещения: оно представляет из себя своего рода предел, точку, в которой твердость распадается, но еще не распалась – точку, в которой нельзя задержаться, но которую каждый раз можно проходить заново, переходя от твердости к пустоте и обратно. Мягко-твердое – это универсальное горючее. И нефть, с ее вязкой текучестью, является своего рода архидемоническим представителем этой стихии: она навязывает себя всему современному миру, приводя в движение машины и народы, экономику и политику.

Это движение двойного предательства нефти осуществляется между двух осей – двух рукояток креста Ахта, Гога и Магога: глобального капитализма, с одной стороны, и исламско-джихадистского монотеизма, с другой. Каждая из этих сил претендует на гомогенизирующий захват всего мирового пространства, подчинение его тотальным законам циркуляции товарно-денежных потоков, стирающим все локальные и партикулярные особенности, или тотальности власти Единого, перед лицом которого должно склониться все, хоть сколько-нибудь возвышающееся над поверхностью (именно этим стремлением к тотальному сглаживанию земной поверхности и уничтожению всего слишком высоко торчащего Негарестани объясняет теракты 11 сентября и взрыв талибами статуй в Афганистане). Это противостояние двух десятерично-глобальных систем определяет всю современную политику. Главное, однако, разыгрывается не на одной из этих сторон, а в том промежутке, который создается их атакующим движением навстречу друг другу:

«“Конец близится” – понятие, динамически двусмысленное, если речь идет о сближении двух концов с противоположных сторон. Тогда как для Капитализма другая сторона есть Ислам, для Ислама – это Капитализм. Но в то же время земля выступает другой стороной и для Ислама, и для Капитализма – не в смысле внеположенности, а по модели: аутсайдер, пробравшийся внутрь, – Инсайдер» [21].

Настоящее внешнее находится не снаружи, а внутри – таков один из главных мотивов всей философии Негарестани (уже после «Циклонопедии» именно она послужит основой для проекта «ингуманистического просвещения», противостоящего как традиционному гуманизму, так и постгуманизму и ставящего себе целью высвобождение «внечеловеческого» ядра в человеке, более внешнего и странного, чем какое угодно внешнее, достигаемое благодаря трансгрессивному прорыву [22]). «Петрополитические низовые потоки […] нефти как смазки, обладающей собственным динамизмом и сознанием [23]», – это другая сторона, находящаяся по ту сторону всякой другой стороны. И даже если с точки зрения каждой из сторон представляется, что это подлинно внешнее находится по ту сторону потустороннего, это всего лишь оптический обман – на самом деле оно находится между. Сила, которая заставляет смыкаться две движущиеся друг другу навстречу створки закрывающихся дверей, куда более таинственна, чем все, что находится за дверями, – потому что за дверями не находится ничего, кроме силы, заставляющей их смыкаться (и лишь наша неспособность иметь дело с этой силой замыкания заставляет нас опосредованно представлять ее в виде находящегося за пределами уже закрывшихся дверей).

Эта сила, заставляющая двери закрываться, существует лишь в момент их закрывания и исчезает после того, как створки сомкнулись. Поэтому важно размыкать сомкнутое, подрывать власть удерживающей монолитное единство тотальности. Но сила, заставляющая двери закрываться, будет упущена также и в том случае, если двери будут сломаны. Важна не пустота и не монолитная твердость, а заполнение пустоты (обратить внимание на то, что пустота заполняется, можно, только расшатав наполненность, пробив в ней дыру и удерживая ее именно в этом статусе, то есть окруженной со всех сторон атакующей и теснящей твердостью. Именно таким образом функционирует «пол(н)ый комплекс», или дырчатое пространство – пространство, которое навязывающая себя реальности нефть утверждает как главенствующее, опутывая мир сетью трубопроводов и продырявливая поверхность множественными скважинами [24]). Глобальный капитализм и исламский монотеизм движутся навстречу друг другу, причем каждому из них противоположная сторона представляется «радикально иным», той дырой, которая должна быть заделана, чтобы реальность удерживалась в стабильном состоянии. Однако настоящая дыра находится посередине: нефть – активное вещество всех дыр, то, без чего скважины не были бы пробурены, трубопроводы не были бы построены, а капитализм и джихад не скользили бы непрерывно навстречу друг другу в глобальном противостоянии.

Следует быть предельно осторожным в тот момент, когда двери закрываются. Вся «Циклонопедия» – это в некотором смысле пособие для развития навыков подобного рода осторожности: осмотрительности, которая позволяет избежать оптического обмана, ведущего к тому, чтобы проецировать наружу находящееся внутри. Обращать внимание на нефть означает обращать внимание на силу скольжения. Две системы порядка и контроля сталкиваются друг с другом в империалистической войне. При этом столкновении высвобождается подрывающая и ту и другую пустота девятеричности и демонического, и нужно быть достаточно осторожным, чтобы вовремя это заметить. Но еще более осторожным следует быть для того, чтобы осознать, что высвобождение подрывающе-демонического важно не само по себе: оно существенно лишь потому, что позволяет, как бы поверх себя, ухватить и зафиксировать ту силу, которая сдвигает все сдвигающееся. Эта сила навязывает себя, подобно демонам материалистического оккультизма (поскольку она вообще является основой всякого навязывания и всякого преследования), но именно это навязывание и есть Абсолют, куда более абсолютный, чем какое угодно Событие материалистической теологии.

4

Имеющий дело со скольжением всегда рискует поскользнуться и упасть. Специфическая опасность, возникающая здесь, может быть обозначена как «проблема гуся». Именно его противопоставляет Пушкин «радостному народу мальчишек», которые «коньками звучно режут лед»:

На красных лапах гусь тяжелый,
Задумав плыть по воле вод,
Ступает бережно на лед,
Скользит и падает…
           («Евгений Онегин»)

Гусь ступает бережно, он осторожен, однако одной осторожности тут недостаточно. Гусю не хватает не волевого усилия, не простой внимательности, а концептуальной способности к различению: он путает твердое и текучее и падает оттого, что на месте льда видит воду. Об этой опасности было известно еще древним еврейским мистикам:

«Четверо вошли в Пардес: Бен-Азай, Бен-Зома, Ахер и рабби Акива. Сказал им рабби Акива: “Когда вы достигаете плит чистого мрамора, не говорите: «Вода! Вода!»” – потому что сказано: “…рассказывающий небылицы долго не устоит пред Моими глазами”» [25].

Удается ли Негарестани последовать совету рабби Акивы? «Циклонопедия» основана на водоворотообразном движении двойного разворота. Прежде всего необходимо перевести взгляд с тех, кто представляется основными игроками на мировой сцене, кто подчиняет ее своему движению «стенка на стенку», на то, что замыкается в этом смыкании, смотреть не на ручки креста Ахта, но на преодолеваемое ими пространство (и обнаружить там демоническую нефть, разъедающую твердую поверхность земли и наполняющую ее дырами). Однако после этого необходимо совершить второе движение: перевести взгляд с преодолеваемого пространство на ту силу, которая не отличается от этого пространства, но заставляет ручки креста двигаться. Нефть является означающим и для того и для другого. Однако именно эта базисная равнозначность нефти вызывает серьезные сомнения в ее способности претворить коллапс второй стадии в первую.

В советском научно-фантастическом романе «Экипаж Меконга» [26] описывается изобретение способа транспортировки нефти без внешних носителей: с помощью изменения поверхностного натяжения нефть превращается в трубу для самотранспортировки. Ее внешний слой облегает внутренние и направляет их движение по морскому дну. Точно так же и в «Циклонопедии» нефть как будто скрывает внутри себя другую нефть. Однако как отличить одну нефть от другой? Как отделить девятеричное предательство, отклоняющееся от полноты и стабильности Древа Жизни, и метапредательство, предающее одновременно и Древо Жизни, и Нумограмму? Предатель остается предателем, даже когда предает самого себя, и, оказавшись на льду, он неминуемо падает. Необходимо дополнительное имя для того, что скрывает внутри себя нефть. Или иными словами: необходима разработка концептов, которые сделают возможным анализ силы сжатия-в-себе. Только такие концепты смогут стать коньками для успешного движения по льду, на поверхности которого смогут соединиться материалистическая теология и материалистический оккультизм. «Циклонопедия» не выполняет этой задачи до конца, но самим фактом своего существования она ставит ее на повестку дня [27].