[стр. 91—113 бумажной версии номера] [1]

Нынешний арабский мир сформировался под влиянием нефтяного могущества, обретенного в бурные 1970-е годы.

Распределение нефти между арабскими государствами произведено природой крайне неравномерно. Если оставить в стороне Ирак, где полноводные реки Тигр и Ефрат на протяжении тысячелетий обеспечивали выживание многочисленного сельскохозяйственного населения, наиболее крупные нефтяные запасы достались на долю наименее населенных арабских территорий: Саудовской Аравии, Кувейта и других государств Персидского залива, Ливии и Алжира. Нефтяные месторождения были открыты также в Египте, Сирии и Иордании, но в этих странах они не слишком велики – их запасов не хватает даже на удовлетворение местных нужд.

Первая нефть была открыта в арабском мире в конце 1920-х – начале 1930-х. На протяжении четырех десятилетий западные нефтяные компании пользовались безраздельным контролем над добычей и реализацией арабских углеводородов. В свою очередь правители нефтедобывающих стран становились все богаче, что позволило им в 1950-е годы запустить программы развития, которые открыли доступ к нефтяным богатствам и для их обездоленного населения.

Однако лишь в 1970-е сочетание нескольких факторов превратило нефть в источник могущества арабского мира. Усиливавшаяся зависимость от продуктов нефтепереработки, упадок добычи углеводородов в США и политический кризис, блокировавший экспорт нефти с Ближнего Востока в индустриальный мир, наложившись друг на друга, обеспечили беспрецедентный рост нефтяных цен. На протяжении этого десятилетия арабские страны все решительнее прибирали к рукам собственную нефть, оттесняя от этого властного ресурса западные нефтяные компании.

Именно нефть гораздо лучше любого другого товара определяет богатство и силу арабского мира в современную эпоху. И все же возможности, которые она несет с собой, обманчивы. Наличие огромных нефтяных запасов делает государства уязвимыми перед лицом внешних угроз. Нефтяные деньги можно использовать как для созидания, так и для разрушения -- например, подогревая с их помощью гонку вооружений и региональные конфликты. В конечном счете в 1970-е годы нефть так и не обеспечила арабским странам той безопасности, которая позволила бы им сполна насладиться своими богатствами.

 

Долой концессии

 

С начала ХХ столетия, когда на Ближнем Востоке началась масштабная добыча нефти, взаимоотношения между нефтяными компаниями и государствами, на территории которых находились месторождения, регулировались концессиями – лицензионными соглашениями, которые выдавались правительствами соответствующим фирмам, позволяя тем исследовать и добывать углеводородные ресурсы в обмен на денежные отчисления. Первоначально коммерческие залежи нефти были обнаружены в Иране в 1908-м и в Ираке в 1927-м, а начиная с 1931 года западные нефтяники занялись арабским побережьем Персидского залива. В те времена не имевшие денег местные правители продавали связанные с нефтью права британским и американским фирмам, принимавшим на себя все риски и затраты, касающиеся исследования и извлечения нефти.

Причем для первопроходцев, начинавших работу у берегов Персидского залива, риски действительно были очень высокими. Некоторые компании занимались бурением много лет, но в качестве результата своих усилий не могли предъявить почти ничего. Тем не менее в 1930-е нефтяникам, осваивающим Аравию, все чаще начала сопутствовать удача. В 1932 году «Standart Oil of California» обнаружила нефть в Бахрейне, а в 1938-м «CalTex» открыла крупное месторождение в Кувейте. Наконец, в том же 1938-м та же «Standart Oil of California» после шести лет разочарований нашла нефтеносные пласты в Восточной провинции Саудовской Аравии.

Приступив к нефтедобыче, компании выплачивали отчисления за разработку недр обладающей ими нации, а остаток прибыли оставляли себе. Арабские правители вынуждены были соглашаться на такие условия, поскольку нефтяные деньги доставались им вообще без всяких усилий. Очень скоро нефтяные отчисления перекрыли в государствах Персидского залива все прочие источники бюджетных доходов, в то время как нефтяные гиганты самостоятельно финансировали грандиозные затраты на очистку арабской нефти и доставку ее на мировые рынки. Добыча нефти на территории Аравийского полуострова была исключительно дорогостоящим предприятием, особенно в первые годы: нужно было прокладывать трубопроводы, нанимать танкерные флотилии, строить нефтеочистительные заводы. Нефтяным компаниям казалось вполне справедливым, что именно они, принимая на себя риски, расходы и усилия, должны сохранять полный контроль – причем как над производством, устанавливая, сколько нефти добывать, так и над реализацией, определяя цену на конкурентном рынке.

К 1950 году, однако, нефтепроизводящие государства разочаровались в условиях, зафиксированных в первоначальных концессионных соглашениях. Теперь, наладив на местах инфраструктуру извлечения, транспортировки и очистки сырья, нефтяные компании получали колоссальную отдачу от своих инвестиций. Доход консорциума «Aramco», в который вместе с правительством Саудовской Аравии входили четыре американские фирмы («Exxon», «Mobil», «Chevron» и «Texaco»), имевший исключительные права на саудовскую нефть, в 1949 году в три раза перекрыл нефтяные прибыли, полученные самим саудовским правительством. Что еще хуже, налоги, выплаченные «Aramco» в американский федеральный бюджет, на 4 миллиона долларов превышали выручку саудитов; иначе говоря, правительство США получало от саудовской нефти больше, чем Эр-Рияд [2].

Арабские государства стали требовать расширения своей доли в прибылях. В конце концов, это была их нефть, главный стимул для их растущих экономик. Тем более, что нефтяники давно компенсировали свои первоначальные инвестиции и были вознаграждены сверх всякой меры. Арабские лидеры чувствовали, что пришло время обеспечить себе справедливую долю от прибылей, которую можно будет как пустить на амбициозные планы развития, так и отложить на «черный день», когда нефть начнет иссякать. Предъявление подобных требований имело исторический прецедент: в Южной Америке в 1943 году Венесуэла договорилась со своими нефтяными концессионерами о разделе прибылей поровну. Арабские страны были настроены обеспечить себе то же соотношение. Саудиты договорились с «Aramco» о пропорции 50:50 в декабре 1950 года, а другие нефтедобывающие страны быстро последовали их примеру. На данном этапе соглашения заключались гладко: равное партнерство с готовностью принималось обеими сторонами. Но при этом нефтяные фирмы противились любым попыткам изменить данный баланс, опасаясь, что тогда нефтедобывающие страны подчинят их себе.

Благодаря своим колоссальным нефтяным запасам, арабские государства начали набирать вес на международной арене. В 1950--1960-е годы Персидский залив вытеснил Соединенные Штаты с позиции самого крупного нефтедобывающего региона планеты. Между 1948-м и 1972 годами объемы ближневосточной нефтедобычи выросли с 1,1 до 18,2 миллиона баррелей [3]. Но, несмотря на то, что прибыли между арабскими правительствами и нефтяными гигантами теперь делились поровну, нефтяники по-прежнему сами решали все вопросы, связанные с производством и ценообразованием. На заре нефтедобычи западные специалисты с полным основанием могли претендовать на более качественное знание геологии, химии и экономики нефти, чем то, которым располагали их арабские партнеры. Но к 1960-м ситуация стала иной. Нефтяные страны отправляли лучших своих студентов в ведущие западные университеты – изучать геологические, инженерные, управленческие науки. Представители нового поколения арабских технократов, возвращаясь из-за границы с университетскими степенями, занимали кресла в правительственных учреждениях. Эти люди открыто высказывали недовольство по поводу влияния, которым иностранные нефтяные компании по-прежнему пользовались в сфере естественных богатств и национальной экономики их стран.

Абдулла аль-Тарики стал одним из первых арабских нефтяных экспертов. Родившись в Саудовской Аравии в 1920 году, этот человек 12 лет учился в школе в Египте, где получил прививку арабского национализма. После изучения химии и геологии в Техасском университете, он в 1948-м вернулся в Саудовскую Аравию. В 1955-м аль-Тарики назначили главой ведомства, курировавшего добычу полезных ископаемых; это сделало его первым лицом в саудовской нефтяной индустрии. Занимая этот пост, аль-Тарики имел свободный доступ к политическим лидерам других нефтедобывающих стран. Постепенно он начал убеждать своих арабских коллег в том, что защищать свои интересы им нужно совместно [4].

Но большинство арабских нефтяных министров не были склонны раскачивать лодку. По мере того, как с 1950-х на рынок начала поступать советская нефть, они опасались углеводородного пресыщения. Если арабские производители, рассуждали они, будут слишком давить на нефтяные компании, то те просто начнут добывать нефть где-то еще: ведь все эти фирмы были глобальными гигантами с обширными запасами не только на Ближнем Востоке, но и в Северной и Южной Америке, а также в Африке. Добившись от нефтяных компаний распределения нефтяной ренты в соотношении 50:50, бóльшая часть арабских нефтедобывающих государств предпочитала удовлетвориться этим.

Из спячки арабских производителей вывел 1959 год, когда «British Petroleum» («BP») приняла роковое решение о сокращении на 10% установленной цены на нефть. Переизбыток советской нефти не мог не сказываться на мировых ценах, и решение «ВР» просто отражало рыночные реалии. Проблема с этим внешне рациональным решением заключалась в том, что компания не сочла необходимым заранее уведомить о нем нефтедобывающие страны. Поскольку размер нефтяной прибыли и компаний, и стран базировался на установленных ценах, это одностороннее решение означало, что корпорация обрекла национальные бюджеты нефтедобывающих государств на сокращение без их согласия и даже без консультаций с ними. Иначе говоря, «ВР» невольно продемонстрировала, насколько неравноправным на деле было партнерство между компаниями и государствами.

Нефтяные страны были возмущены. После разразившегося скандала Абдулла аль-Тарики увидел, что его коллеги-министры воспринимают идею коллективного действия с большей благосклонностью. В апреле 1959 года на «полях» первого арабского нефтяного конгресса, который проходил в Каире, аль-Тарики тайно встретился с уполномоченными представителями Кувейта, Ирана и Ирака. Арабские «нефтяные короли» заключили «джентльменское соглашение», которое предполагало формирование комиссии по отстаиванию нефтяных цен и учреждение национальных нефтяных компаний. Их цель заключалась в том, чтобы, преодолев паритетный барьер, навязать нефтяным компаниям соотношение 60:40, закрепляющее принцип национального суверенитета над нефтяными ресурсами.

Арабские производители нефти укрепились в своей правоте в августе 1960 года, когда «Standart Oil of New Jersey» повторила ошибку «ВР» и односторонне снизила цену на свою продукцию на 7%. Теперь даже самые осторожные арабские политики были убеждены, что их страны останутся под контролем нефтяных компаний до тех пор, пока не возьмут нефтяные ресурсы в собственные руки. Аль-Тарики отправился в Ирак, чтобы там предложить наладить альянс с Венесуэлой для совместного выступления против нефтяных компаний. Саудовский министр предложил создать картель, предназначенный для защиты нефтедобывающих стран от волюнтаристских действий нефтяных гигантов. Мухаммад Хадид, тогдашний иракский министр финансов, вспоминал о визите аль-Тарики: «Иракское правительство приветствовало эту идею и предложило провести в Багдаде встречу нефтедобывающих государств, на которой можно было бы учредить такую организацию». 14 сентября 1960 года Иран, Ирак, Кувейт и Саудовская Аравия, а также Венесуэла объявили о создании Организации стран – экспортеров нефти (Organization of Petroleum Exporting Countries, OPEC) [5].

К 1960 году в Северной Африке появились еще два нефтяных государства. Крупные запасы нефти были открыты в Алжире в 1956-м и в Ливии в 1959-м. Позднее вхождение в «нефтяной клуб» имело свои преимущества: североафриканцы могли учесть опыт стран Персидского залива и сразу же обеспечить для себя наиболее выгодные условия эксплуатации и экспорта собственных нефтепродуктов.

 

Ливийский прецедент

 

На момент обнаружения нефти Ливия была бедным и неразвитым королевством. После оккупации Италии союзными державами и завершения в 1943 году итальянского владычества ливийские земли перешли под совместное управление Великобритании и Франции. Три территории – Триполитания, Киренаика и Феццан – образовали новое государство Объединенное королевство Ливия, получившее независимость в 1951 году. Британцы доверили ливийский трон Мухаммаду Идрису аль-Сенуси (1889--1983), главе могущественного религиозного братства сенуситов и союзника антифашистской коалиции в годы войны. Он правил под именем Идриса I с 1951-го по 1969 год; в период его правления открытие нефти позволило стране перейти от нищеты к процветанию.

Еще до того, как были открыты значительные залежи нефти, ливийцы ориентировались на максимально эффективное использование своих будущих ископаемых ресурсов. В отличие от других арабских государств, предоставлявших ведущим нефтяным компаниям концессии на ведение разведки на обширных территориях, королевское правительство решило разделить перспективные зоны эксплуатации на небольшие концессионные участки, предоставляемые в основном маленьким и независимым нефтяным фирмам. По мысли ливийцев, у независимых компаний, ограниченных в доступе к альтернативным источникам нефти, будет больше стимулов открывать и извлекать ливийское сырье, чем у гигантских корпораций, работающих по всему миру. Такая стратегия сработала. К 1965 году, всего через шесть лет после открытия первых крупных месторождений, Ливия занимала шестое место среди экспортеров нефти, не входящих в советскую орбиту; на ее долю приходилось 10% всего мирового экспорта. К 1969 году страна вывозила столько же нефти, сколько Саудовская Аравия [6].

Король Идрис управлял быстро богатеющей страной, но дома его резко критиковали, считая консервативным и прозападным монархом. Группа арабских националистов, офицеров ливийской армии, возглавляемая молодым капитаном Муамаром Каддафи (1942–2011), вообще считала короля британским агентом. Они были убеждены, что полное освобождение страны от иностранного доминирования требует свержения монархии. Ранним утром 1 сентября 1969 года, пока престарелый глава государства находился на лечении за границей, монархический режим был упразднен в ходе бескровного переворота.

В своем первом обращении к ливийской нации, переданном по радио в половине седьмого утра, Каддафи объявил о падении монархии и учреждении Ливийской Арабской Республики. «Народ Ливии! Твои вооруженные силы свергли прогнивший режим, разложение которого уязвляло и ужасало всех нас», – сказал он. Обращение изобиловало историческими аллюзиями. «Одним ударом армия покончила с долгой и беспросветной ночью, на протяжении которой турецкое господство сменилось сначала итальянским правлением, а потом утверждением реакционного и упадочного режима, плодившего лишь вымогательство, раскол, вероломство и предательство». Новый лидер обещал ливийскому народу эпоху «свободы и братства в обществе, где с помощью Аллаха восторжествуют процветание и равенство» [7].

Молодой правитель Ливии был преданным приверженцем Гамаля Абделя Насера. Придя к власти, Каддафи принял чин полковника (именно в таком звании Насер организовал революцию «молодых офицеров» 1952 года) и, следуя египетской модели, образовал Совет революционного командования, призванный управлять новой республикой. «Передайте президенту Насеру, что мы сделали эту революцию в его честь», – заявил Каддафи сразу после путча Мухаммеду Хейкалу, главному редактору каирской газеты «Аль-Ахрам» [8].

После кончины Насера в сентябре 1970 года Каддафи провозгласил себя его идейным преемником. С этого момента антиимпериализм и арабское единство стали главными принципами ливийской внешней политики. Новое ливийское правительство продвигало арабский язык (иностранные названия улиц подверглись арабизации), навязывало исламские принципы (алкоголь был запрещен, а христианские церкви закрыты) и экспроприировало иностранную собственность именем ливийского народа. Британские и американские военные базы были ликвидированы, а все иностранные войска выдворены. В том же революционном порыве новый режим обратил свой взор и на западные нефтяные компании. Революционеры были уверены, что контроль иностранцев над производством и продажей нефти представляет величайшую угрозу для ливийского суверенитета и независимости.

Нуждаясь в профессиональных советах в топливной сфере, полковник Каддафи обратился к арабскому националисту и эксперту Абдулле аль-Тарики, который в 1962 году передал свой портфель саудовского министра по делам нефти яркому и молодому технократу Ахмеду Заки аль-Ямани. Аль-Тарики, в 1967 году заявивший, что «только те нефтедобывающие страны, для которых нефть является первейшим источником доходов, имеют право устанавливать справедливые цены на природные ресурсы», поддерживал намерение Каддафи покончить с доминированием крупных нефтяных концернов над арабскими нефтедобывающими государствами [9]. В 1970-м Каддафи предпринял ряд политических шагов, направленных на утверждение полного суверенитета Ливии над ее нефтяными ресурсами -- естественно, за счет иностранных корпораций.

В январе 1970 года Каддафи собрал у себя глав 21 компании, работавших в Ливии: он намеревался обсудить с ними новые условия нефтяных контрактов. Западные нефтяники нервно ерзали в своих креслах. Они пока не нашли взаимопонимания с новыми ливийскими властями, ограничившись лишь уведомлением о том, что изменение форм и методов ведения бизнеса в стране их не устраивает. Каддафи же сразу дал понять, что он скорее вовсе прекратит добычу нефти, чем допустит эксплуатацию своей страны Западом. «Люди, которые пять тысяч лет жили без всякой нефти, – предупредил он, – готовы обходиться без нее еще несколько лет ради обеспечения своих законных прав». Под мрачным взглядом Каддафи топ-менеджеры чувствовали себя не очень уютно [10].

Развивая наступление, Каддафи решил навязать нефтяным корпорациям собственные цены. В апреле ливийское правительство потребовало беспрецедентного 20% увеличения цены за баррель нефти: сырье, которое тогда продавалось по 2,2 доллара за баррель, должно было подорожать на 43 цента. Но нефтяной гигант «Esso» (европейская «дочка» американской «Exxon») был готов уступить лишь на 5 центов, жестко настаивая на своей позиции. Обладая альтернативным источниками нефти, обе компании чувствовали себя защищенными перед ливийскими угрозами.

Столкнувшись с непреклонностью крупного бизнеса, ливийцы решили надавить на независимые мелкие компании. Как вспоминает ливийский нефтяной эксперт Али Ахмед Аттига, «правительство быстро научилось, как использовать – причем весьма эффективно – независимых производителей для повышения цены на нефть». Ливийцы очень тщательно выбирали объекты для воздействия. Компания «Occidental Petroleum» встала на ноги, превратившись в одну из крупнейших западных нефтяных фирм, исключительно из-за разработок, ведущихся ею в ливийской пустыне. Она не имела иных источников нефти, за исключением ливийских месторождений, и поэтому полностью зависела от Ливии в выполнении своих коммерческих обязательств. Но теперь ливийцы заставили ее значительно сократить добычу. По мере того, как сокращение начало сказываться на рынке, «Occidental» всеми силами пыталась найти альтернативные источники сырья, которые позволили бы ей выполнять обязательства перед европейскими потребителями. Ливийские власти заставили компанию снизить ежедневную нефтедобычу с 845 тысяч до 465 тысяч баррелей, но никто из нефтяных супергигантов не протянул тонущей независимой компании руку помощи. Сокращения были навязаны и другим фирмам, хотя ни одна из них не была затронута столь глубоко, как «Occidental». «Сокращение производства повлекло за собой два следствия, – говорит Аттига. – Во-первых, оно заставило независимых производителей согласиться на повышение цены, поскольку им в ходе выполнения своих обязательств нечем было заменить ливийскую нефть. Во-вторых, оно породило дефицит на нефтяном рынке, также ставший формой давления на нефтяные цены» [11].

Ливийская стратегия увенчалась полным успехом, и молодой режим Каддафи мог праздновать победу над нефтяными компаниями. В конечном счете глава «Occidental Petroleum» Арманд Хаммер был вынужден принять ливийские условия – знаковую сделку заключили в сентябре 1970 года. Его фирма согласилась увеличить стоимость ливийской нефти на беспрецедентные 30 центов – до 2,53 доллара за баррель. Еще более серьезным было то, что «Occidental Petroleum» отказалась от паритета в распределении прибыли, державшегося на протяжении последних 20 лет. С этого момента действовала новая пропорция: 55% прибыли уходили нефтедобывающему государству, а 45% оставались нефтяным компаниям. Впервые в истории нефтедобычи государство-производитель получало бóльшую часть нефтяных доходов.

Этот прецедент был распространен на все нефтяные компании, работающие в Ливии, а позже ливийскому примеру последовали Иран и арабские государства. В феврале 1971 года Иран, Ирак и Саудовская Аравия заключили Тегеранское соглашение, гарантировавшее нефтедобывающим государствам минимум в 55% прибыли и поднимавшее отпускную цену нефти еще на 35 центов. Имея в виду эту договоренность, в апреле того же года ливийцы и алжирцы выторговали для себя еще одно подорожание нефти для средиземноморского рынка – теперь на 90 центов. Эти новшества запустили два тренда: регулярные повышения нефтяных цен нефтедобывающими государствами и столь же регулярное сокращение доли прибылей нефтяных компаний. Эра западных нефтяных баронов подошла к концу – пришло время арабских нефтяных шейхов.

 

Первая попытка

 

Абдулла аль-Тарики, консультировавший полковника Каддафи по нефтяным вопросам, раньше других понял, что нефть может превратиться в полезный геополитический инструмент. Через несколько месяцев после арабо-израильской войны 1967 года исследовательский центр Организации освобождения Палестины в Бейруте опубликовал его эссе, в котором арабская нефть была названа «оружием в борьбе». В эссе отмечалось, что на долю арабов приходятся 58,5% всех разведанных в мире запасов нефти и индустриальный мир все больше зависит от энергетических поставок из арабских государств. Почему же, вопрошал автор, арабы продолжают продавать нефть на Запад, хотя США, Великобритания, ФРГ, Италия и Нидерланды в недавней войне поддержали их израильского врага? Обосновывая стратегическое использование нефти против союзников Израиля, аль-Тарики писал:

«Никто не спорит с тем, что каждое государство имеет право использовать все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы противостоять своим врагам. А у арабских стран есть только одно мощное оружие, которое годится для этого. […] Арабские народы взывают к использованию нефтяного оружия, а арабские правительства обязаны выполнить волю своих народов» [12].

Но рассуждать об использовании нефти в качестве оружия было легче, чем на деле применять ее в этом качестве. Аль-Тарики гораздо лучше многих знал, насколько неэффективным такое оружие оказалось в ходе июньской войны 1967 года. Арабские министры нефти, встретившись 6 июня, в первый же день боев, договорились прекратить отгрузку топлива в США, Великобританию и ФРГ, которые сразу же поддержали Израиль. В течение 48 часов Саудовская Аравия и Ливия полностью прекратили нефтедобычу. Арабская выработка нефти сократилась на 60%, что оказало серьезнейшее давление на западные рынки. Однако западный мир выстоял. Дело в том, что отследить дальнейшие пути нефти, уже поступившей на международный рынок, практически невозможно, а это позволило попавшим под эмбарго странам обходить запрет, закупая нефть у посредников, которые не были затронуты арабскими санкциями. Кроме того, Соединенные Штаты и другие неарабские производители расширили нефтедобычу, чтобы покрыть образовавшиеся прорехи, а японцы развернули флот новых громадных «супертанкеров», чтобы доставлять эту нефть на мировые рынки. Всего за месяц индустриальным странам удалось восстановить нормальное снабжение углеводородами, продемонстрировав бессмысленность жеста, и без того лишившего арабских производителей нефти жизненно важных для них доходов. В конце августа 1967 года побежденные арабские государства – Египет, Сирия и Иордания – сами попросили своих нефтедобывающих братьев восстановить производство, чтобы облегчить для себя бремя послевоенной реконструкции.

Нефтяное оружие не только не помогло арабам выиграть войну 1967 года, но и продолжало наносить ущерб им самим уже после того, как пушки смолкли. Возвращение арабской нефти на мировой рынок создало ее переизбыток, сбивший цены. В результате сами арабские государства пострадали больше, чем Израиль и его западные партнеры. Тем не менее утрата веры в собственную боеспособность после поражения 1967 года была настолько существенной, что многие политики арабского мира продолжали верить, что в борьбе с Израилем экономические рычаги действеннее военных.

Итоги неудачной войны сказались на Египте более болезненно, чем на любой другой арабской стране. Сокрушительное поражение национальной армии и потеря всего Синайского полуострова были усугублены экономическими последствиями боевых действий. Восстановление требовало от Египта огромных расходов, еще более возраставших из-за закрытия Суэцкого канала и краха туристической отрасли – то есть потери двух важнейших источников пополнения государственной казны. После конфликта 1967 года перспектива мирного разрешения арабо-израильских противоречий казалась еще дальше, чем когда-либо прежде с момента создания государства Израиль. Международные усилия по примирению египтян и израильтян подрывались непримиримостью позиций антагонистов: Израиль хотел сохранить за собой весь Синай, используя его для принуждения египтян к заключению полномасштабного мирного договора, а египетское правительство настаивало на возвращении полуострова как на предварительном условии начала любых мирных переговоров.

С точки зрения Египта, чем дольше израильтяне оставались на Синае, тем выше был риск, что международное сообщество согласится на израильскую оккупацию египетской территории. Президент Гамаль Абдель Насер был полон решимости не позволить Израилю превратить Суэцкий канал в фактическую границу между двумя государствами и ради этого вовлек израильтян в необъявленную «войну на истощение», продолжавшуюся с марта 1969-го по август 1970 года. Стремясь ослабить израильские позиции вдоль канала, египтяне использовали диверсионные рейды, тяжелую артиллерию и авиаудары. Израильтяне ответили возведением вдоль канала мощных фортификационных сооружений, прозванных «линией Бар-Лева» в честь начальника генерального штаба Хаима Бар-Лева, а также воздушными рейдами в глубь египетской территории.

В ходе «войны на истощение» израильтяне подтвердили свое военное превосходство над египтянами. У Египта не было эффективной системы противовоздушной обороны, что позволяло израильским самолетам бомбить пригороды Каира и города дельты Нила. Египетский генерал Абдель Гани аль-Гамаси писал:

«Их цель заключалась в том, чтобы подвергнуть египетский народ огромному психологическому давлению, заставить египетское руководство почувствовать себя слабым и тем самым добиться прекращения “войны на истощение”. Посредством авиаударов противник говорил нам: если сама египетская армия еще не осознала бесполезность борьбы, то тогда бомбардировки напрямую убедят в этом народ Египта» [13].

Хотя израильские операции не восстановили египетское общество против своего правительства, «война на истощение» повредила Египту больше, чем Израилю. Насер постепенно согласился на американское посредничество и в августе 1970 года пошел на временное прекращение огня, которое стало частью плана, выработанного под эгидой государственного секретаря США Уильяма Роджерса. Через месяц Насер умер, оставив Египет и Израиль непримиримыми врагами.

 

Подготовка к войне

 

Преемником Насера стал его вице-президент Анвар Садат. Хотя он был среди основателей движения «Молодые офицеры», принимал участие в революции 1952 года и входил в первый состав Совета революционного командования, ни дома, ни за границей его толком не знали. Садат не обладал шармом и притягательностью Насера, и, надеясь удержаться у власти, он должен был хорошо проявить себя. Международная обстановка, которую Садат застал, вступив в должность, была неблагоприятной. Администрация Никсона начала политику разрядки в отношении СССР – союзника Египта. По мере того, как напряженность во взаимоотношениях сверхдержав ослабевала, региональные споры, подобные арабо-израильскому конфликту, интересовали их все меньше. И Москву, и Вашингтон вполне устраивал status quo – политика «ни мира, ни войны», которую они готовы были поддерживать до тех пор, пока арабы и израильтяне не начнут демонстрировать более прагматичный подход к разрешению взаимных споров. При этом Садат понимал, что сложившееся положение вещей выгодно Израилю. С каждым годом международное сообщество все больше примирялось с оккупацией Израилем арабских земель, захваченных в 1967 году.

Для того, чтобы выйти из тупика, Садату требовалось взять инициативу на себя. Ему необходимо было вновь заинтересовать Америку арабо-израильским конфликтом, заставить Советский Союз оснастить египетскую армию самым передовым оружием и поставить Израиль перед лицом какой-то внушительной угрозы, способной вытолкнуть его с Синайского полуострова. Ради обеспечения всех этих задач ему надо было ввязаться в войну – в ограниченный конфликт, затеваемый ради четко поставленных политических целей.

Первым шагом к этой войне стала предпринятая Садатом в июле 1972 года высылка из Египта 21 тысячи советских военных специалистов. На первый взгляд этот ход противоречил здравому смыслу, но он был придуман именно для того, чтобы вновь подогреть интерес Вашингтона и Москвы к конфликту между арабами и израильтянами. Американцы теперь поставили под вопрос прочность уз, привязывающих Египет к СССР, и начали размышлять о возможности переманить самое мощное арабское государство в прозападный лагерь. Именно эта угроза и заставила советское руководство выйти из состояния спячки и заняться проблемами своих египетских клиентов. После Шестидневной войны и последующей «войны на истощение» Садат не раз пытался вынудить советское руководство переоснастить обескровленную египетскую армию. Москва колебалась, затягивая поставки вооружений и не допуская египтян к наиболее передовым разработкам, необходимым для противостояния высокотехнологичным системам, которыми США снабжали Израиль. Хотя Садат и изгнал советский военный персонал, он вовсе не собирался разрывать связи с СССР. Вместо этого, он продолжал соблюдать Договор о дружбе и сотрудничестве, подписанный с Москвой, и по-прежнему предоставлял советским военным всевозможные привилегии, тем самым демонстрируя свою приверженность альянсу. Стратегия египетского президента увенчалась необычайным успехом: между декабрем 1972-го и июнем 1973 года Советы поставили в Египет больше передового оружия, чем за два предыдущих года.

Следующей целью Садата была подготовка собственных военных к войне. Он собрал руководство египетских вооруженных сил на специальную встречу, которая состоялась у него дома 24 октября 1972 года, где ознакомил военачальников со своим решением ударить по Израилю. «В этом вопросе мне не требуются ваши советы», – заявил он тогда своим генералам. Военачальники пришли в ужас. Они были убеждены, что Израиль гораздо лучше подготовлен к войне, чем арабские государства. По части наступательных вооружений Египет полностью зависел от Советского Союза, а в плане снабжения своих союзников, участвующих в арабо-израильском конфликте, СССР все еще сильно отставал от американцев. С точки зрения генералов, говорить о войне было не время. Присутствовавший на той встрече генерал аль-Гамаси описывал атмосферу как «крайне накаленную»: возражения командиров все больше распаляли главу государства. «К концу совещания все поняли, что президент Садат очень недоволен происходящим – его не устраивали ни зачитанные доклады, ни высказанные мнения, ни представленные прогнозы» [14]. Более того, его позиция ничуть не поколебалась. После этой встречи президент перетасовал армейское командование, освободив скептиков от должностей.

Аль-Гамаси был назначен руководителем предстоящей операции; ему было поручено разработать план боевых действий. Занимаясь этим, он был намерен не повторить ошибок Шестидневной войны 1967 года. Генерал по собственному опыту знал, насколько неподготовленным Египет вступил в ту войну и до какой степени плохо арабские армии координировали свои военные действия. Поэтому главным приоритетом египетских военных было заключение сделки с Сирией, позволявшей атаковать израильтян с двух сторон сразу. Сирийцам так же горячо хотелось вернуть Голанские высоты, как и египтянам Синай, и в январе 1973 года было заключено секретное соглашение о создании объединенного командования вооруженными силами двух стран.

Затем предстояло выбрать наилучшую дату для начала боевых действий, позволявшую застать противника врасплох. Аль-Гамаси и его подчиненные изучили лунные циклы, от которых зависела освещенность местности, а также график приливов и отливов, влиявших на уровень воды в Суэцком канале. Они проанализировали еврейский религиозный и политический календарь, чтобы определить время, когда армия и общество в Израиле будут наиболее расслабленными. Египетский военачальник вспоминал:

«Мы обнаружили, что Йом-Киппур в том году приходился на субботу и, что еще более важно, это был единственный день в году, когда радио и телевидение, следуя праздничным предписаниям, не ведут трансляцию. Иными словами, современные средства массовой информации невозможно будет использовать для быстрой мобилизации резервистов» [15].

Приняв во внимание все эти обстоятельства, аль-Гамаси и его офицеры рекомендовали начать операцию в субботу, 6 октября 1973 года.

Пока генералы сидели над штабными картами, Садат отправился в Эр-Рияд, чтобы убедить саудовцев задействовать совершенно иное оружие – нефть. В конце августа 1973 года он тайно встретился с королем Фейсалом, проинформировав его о своих военных приготовлениях и попросив о поддержке. Садату потребовалось все его искусство убеждения, поскольку после провального 1967-го Саудовская Аравия категорически отказывала остальным арабским государствам в использовании нефтяного оружия.

К счастью для Садата, к 1973 году мир находился в большей зависимости от арабской нефти, чем шесть лет назад. Нефтедобыча в США достигла пика в 1970-м и с тех пор ежегодно снижалась. Саудовская Аравия вытеснила Техас с позиции производителя, способного восполнить любой дефицит на глобальных рынках, просто увеличив нефтедобычу. В результате Соединенные Штаты и другие индустриальные державы стали гораздо более уязвимыми перед использованием нефтяного оружия, чем раньше. Арабские аналитики в 1973 году подсчитали, что нефть из арабского мира в общем потреблении США составляет 28%, Японии – 44%, а европейских стран – 70–75% [16]. В такой ситуации саудовский монарх, будучи убежденным арабским националистом, полагал, что его страна вполне сможет использовать свои богатства эффективно – и пообещал поддержать Египет в случае его столкновения с Израилем. Якобы Фейсал сказал:

«Но дайте нам время. Мы не хотели бы обращаться к нашему нефтяному оружию из-за войны, которая продлится два или три дня, а потом прекратится. Боевые действия должны оказаться достаточно продолжительными для того, чтобы было мобилизовано мировое общественное мнение» [17].

Саудовцы помнили, что применение нефтяного оружия после прекращения боевых действий, как это было в 1967 году, не имеет смысла. Саудовскому королю требовалась уверенность в том, что на этот раз война продлится достаточно долго.

 

Нефтяное оружие в действии

 

Боевые действия начались около двух часов пополудни, в субботу, 6 октября 1973 года, когда сирийская и египетская армии одновременно атаковали Израиль с севера и с юга. Несмотря на все египетские попытки сохранить секретность, израильская разведка знала, что нападение неминуемо, хотя атака ожидалась ею позже и не в таких масштабах. Таким образом, война на два фронта стала первым сюрпризом для израильских военных. Под прикрытием шквального артиллерийского огня – аль-Гамаси утверждал, что в первые минуты конфликта египтяне выпустили 10 тысяч снарядов, – египетские спецподразделения форсировали Суэцкий канал на шлюпках и под крики «Аллах акбар!» устремились на песчаные брустверы «линии Бар-Лева». Взятие позиций, считавшихся непреодолимыми, далось египтянам ценой очень малых потерь. Журналист Мухаммед Хейкал вспоминал:

«Через пять минут после начала наступления на центральный командный пункт начали поступать первые сводки о ходе боев. Президент Садат и [главнокомандующий] Ахмад Исмаил слушали их с изумлением. Впечатление было такое, будто они наблюдают за маневрами. “Миссия выполнена, миссия выполнена”, – звучало в эфире. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой» [18].

Столь же поражены были и израильские командиры, слышавшие, как с «линии Бар-Лева» сообщают о том, что часовые на укреплениях из-за праздника не заметили готовящегося наступления и что из-за подавляющего превосходства противника удержать позиции невозможно. В свою очередь сирийские танки смяли израильские укрепления на Голанских высотах и быстро продвигались в глубь вражеской территории. Одновременно египетская и сирийская авиация атаковала ключевые военные объекты на территории самого Израиля.

Когда израильтянам все-таки удалось поднять в воздух свои самолеты, на фронтовой линии их встретили советские зенитно-ракетные комплексы «Куб». Воздушное превосходство войны 1967 года осталось в прошлом: в первые часы боев только на египетском фронте израильтяне потеряли 27 самолетов, что вынудило их отозвать авиацию из зоны канала. Аналогичный шок ожидал и израильских танкистов, отправленных на помощь защитникам «линии Бар-Лева»: египетские пехотинцы, вооруженные советскими радиоуправляемыми противотанковыми ракетами, вывели из строя множество израильских машин. Сдерживая израильтян на земле и в воздухе, египтяне с помощью водяных помп высокого давления буквально смыли песчаные брустверы «линии Бар-Лева», открыв основным силам своей армии дорогу в глубь Синайского полуострова. Для переброски солдат и техники через канал были наведены понтонные мосты.

К завершению первого дня боев около 80 тысяч египетских солдат, преодолев «линию Бар-Лева», окапывались в четырех километрах за ней. На северном фронте сирийские войска, преодолев оборонительные рубежи израильтян на Голанских высотах и нанеся противнику ущерб в танках и авиации, продвигались к Тивериадскому озеру. Сполна воспользовавшись эффектом неожиданности, Египет и Сирия в первые часы войны полностью овладели инициативой. Израильтяне же всеми силами пытались собраться перед лицом самой большой угрозы, с какой когда-либо сталкивалось еврейское государство.

Перегруппировавшись, израильтяне перешли в наступление. В течение 48 часов они призвали резервистов, укрепили свои позиции на Синае и бросили крупные силы на отвоевание Голанских высот, рассчитывая сначала разгромить сирийцев, а потом сосредоточиться на более мощной египетской армии. В ответ в Сирию для отражения израильской контратаки на Голанах были переброшены пехотные и бронетанковые подразделения Ирака, Иордании и Саудовской Аравии. В ходе самых жарких за всю историю арабо-израильского конфликта боев и Израиль, и арабы несли тяжелые потери и быстро истощали все свои резервы.

К концу первой недели войны обе стороны отчаянно нуждались в пополнении резервов вооружения и боеприпасов [19]. 10 октября советские самолеты начали перебрасывать оружие и амуницию в Сирию и Египет, а 14 октября секретный «воздушный мост» в Израиль открыли американцы. Получив новые американские танки и пушки, израильтяне сразу же развернули успешное контрнаступление, которое 16 октября увенчалось переломом на сирийском фронте и привело к окружению египетских войск на западном берегу Суэцкого канала. По мере того, как израильтяне вновь брали верх над своими арабскими противниками, военная ситуация становилась все более тупиковой.

Именно в этот момент арабские государства решили применить нефтяное оружие. 16 октября арабские нефтяные министры собрались в Кувейте. В свете египетских и сирийских побед, одержанных в первые часы войны, они были преисполнены самоуважения. Кроме того, лидеров арабских нефтяных государств воодушевляло осознание того, что индустриальный мир зависит от них. Это означало, что, заставив нефть дорожать, они могли строго наказать страны, поддержавшие Израиль. В первый же день кувейтского саммита арабские министры увеличили ее цену на 17%. Это было сделано простым телефонным оповещением западных нефтяных компаний, ныне абсолютно бессильных. «Я очень долго ждал этого момента, -- говорил одному из собравшихся саудовский министр по делам нефти Ахмед Заки аль-Ямани. – И этот миг настал. Теперь мы полные хозяева наших богатств» [20]. К концу дня нефтяные трейдеры подняли отпускную цену нефти до 5,7 доллара за баррель – то есть на 70% по сравнению с ценой в 2,9 доллара за баррель, действовавшей в июне 1973 года.

Этот ценовой скачок стал лишь первым щелчком хлыста, призванного привлечь внимание всего мира. На следующий день арабские нефтяные министры обнародовали коммюнике, в котором излагались ограничительные меры и эмбарго, накладываемые на индустриальные страны с целью изменить их политику в отношении арабо-израильского конфликта:

«Все арабские нефтедобывающие страны незамедлительно сокращают добычу нефти не менее чем на 5% к уровню сентября текущего года и впредь производят подобные сокращения ежемесячно до тех пор, пока израильские войска не будут полностью выведены с арабских территорий, оккупированных в июне 1967 года, а законные права палестинского народа не будут восстановлены в полном объеме» [21].

Нефтяные министры заверили дружественные государства, что принимаемые меры тех не затронут: «Жесткому и прогрессирующему сокращению поставок арабской нефти вплоть до полного их прекращения будут подвергнуты только те страны, которые демонстрируют моральную и материальную поддержку израильскому врагу». Соединенным Штатам и Нидерландам, учитывая их традиционную дружбу с Израилем, грозило полное эмбарго – сохраняемое «до тех пор, пока правительства США, Голландии или любой другой страны, активно сотрудничающие с израильским агрессором, не изменят свою позицию и не поддержат стремление мирового сообщества покончить с израильской оккупацией арабских земель и восстановить легитимные права палестинского народа».

Продемонстрировав свою силу на поле боя и на нефтяных рынках, арабские государства открыли дипломатический фронт. В тот же день, когда нефтяные министры опубликовали свое коммюнике, министры иностранных дел Саудовской Аравии, Кувейта, Марокко и Алжира встретились в Белом доме с президентом Ричардом Никсоном и государственным секретарем Генри Киссинджером. В ходе встречи министры выяснили, что администрация США готова содействовать выполнению резолюции № 242 Совета Безопасности ООН, предусматривавшей уход Израиля с оккупированных в 1967 году арабских территорий в обмен на восстановление мира между Израилем и арабскими государствами. Когда алжирский министр иностранных дел поинтересовался, почему эта готовность не была проявлена раньше, «Киссинджер довольно откровенно ответил, что причиной было полное военное превосходство Израиля. Со слабыми, заявил он, переговоров не ведут. Арабы были слабыми, но теперь они сделались сильными. Их достижения превзошли всякие ожидания, в том числе и их собственные» [22]. Арабам показалось, что американцы понимают только силу.

Администрация Никсона оказалась в крайне затруднительном положении. Ей, конечно, хотелось успокоить арабский мир, но не за счет Израиля. В конечном счете лояльность еврейскому государству возобладала. Рассуждая в терминах «холодной войны», американцам было бы выгодно, чтобы Израиль, оснащенный американским оружием, оказался сильнее арабов, вооружаемых Советским Союзом. И поэтому, когда израильтяне обратились к США за экстренной военной помощью, президент Никсон 18 октября санкционировал продажу им вооружений на 2,2 миллиарда долларов. Столь прямолинейная американская поддержка воюющего Израиля разгневала арабский мир. Арабские нефтяные государства одно за другим подвергли Америку полному нефтяному эмбарго. Арабы снизили добычу на 25%, и к декабрю 1973 года цены достигли пикового значения в 11,65 доллара за баррель. Иначе говоря, за шесть месяцев они выросли в четыре раза, уязвив западные экономики и ударив по потребителям. По мере того, как резервы иссякали, продажа топлива нормировалась, а водители выстраивались в длинные очереди на автозаправках.

Граждане западных стран начали оказывать давление на собственные правительства, требуя избавления от арабского эмбарго. Единственным путем преодоления кризиса было вмешательство в арабо-израильский конфликт. Садат добился своей стратегической цели и заставил американцев вновь заняться региональной дипломатией. После того, как египетская армия закрепилась на восточном берегу Суэцкого канала, вопрос о международном признании его русла естественной границей между Египтом и Израилем больше не стоял. Теперь египетский лидер выбирал удобный момент, чтобы завершить войну и закрепить ее завоевания. Но, чем дольше шла война, тем слабее становились военные козыри Садата. В третью неделю октября израильтяне перешли в наступление, а их передовые части оказались в 100 километрах от Каира и всего в 30 километрах от Дамаска. Продвижение стоило им огромных потерь. Израильтяне потеряли 2800 человек убитыми и 8800 ранеными; по соотношению с общей численностью израильского населения эти цифры выглядели гораздо хуже арабских потерь, составивших 8500 человек убитыми и 20 000 ранеными [23].

Контратака Израиля обострила отношения между сверхдержавами. Когда израильтяне принялись окружать египетскую 3-ю армию на Западном берегу Суэцкого канала, советский лидер Леонид Брежнев направил письмо американскому президенту Ричарду Никсону, призвав к совместным дипломатическим усилиям по прекращению конфликта. При этом Брежнев предупредил, что, если дипломатия не сработает, СССР вынужден будет в одностороннем порядке вмешаться в войну, чтобы защитить своих союзников. После того, как советские вооруженные силы были приведены в состояние повышенной боеготовности, американская разведка высказала опасения, что Советы начнут угрожать применением в зоне конфликта тактического ядерного оружия. Впервые со времен кубинского ракетного кризиса ядерные силы США были мобилизованы по тревоге. Впрочем, через несколько часов противостояния сверхдержавы договорились объединить усилия своих дипломатов для прекращения войны.

 

Дешевле уже не будет

 

К тому моменту египтяне и израильтяне с нетерпением ждали окончания боев. После 16 дней горячих сражений обе стороны были готовы прекратить огонь, и под эгидой Совета Безопасности ООН такое соглашение было подписано 22 октября. В тот же день Совет Безопасности принял резолюцию № 338, которая подтвердила предложение предыдущей резолюции № 242 о созыве мирной конференции и разрешении арабо-израильских противоречий посредством мирного обмена территориями. В декабре, продвигаясь в этом направлении, Объединенные Нации созвали в Женеве международную конференцию, посвященную проблемам арабских территорий, оккупированных Израилем в 1967 году. Курт Вальдхайм, генеральный секретарь ООН, открыл этот форум 21 декабря 1973 года. На конференции присутствовали делегации Израиля, Египта и Иордании. Сирийский президент Хафиз аль-Асад на нее не приехал: его не устроило отсутствие гарантий того, что на форуме все оккупированные территории будут возвращены арабским странам. Палестинских представителей так же не было: израильтяне заблокировали участие Организации освобождения Палестины, а иорданцы не захотели обеспечивать конкурирующее представительство палестинцев с Западного берега реки Иордан.

Конференция в Женеве не стала дипломатическим прорывом. Арабские делегации перед началом форума не сумели договориться между собой, и в ходе работы в их рядах обнаружились серьезные противоречия. Египтяне, например, рассматривали Западный берег реки Иордан в качестве палестинской территории, подрывая тем самым переговорные позиции Иордании. Иорданцам казалось, что египтяне наказывают их за то, что они по большей части остались в стороне от войны 1973 года. Иорданский министр иностранных дел Самир ар-Рифаи призвал к полному выводу израильских войск со всех оккупированных арабских территорий, включая Восточный Иерусалим. В свою очередь министр иностранных дел Израиля Абба Эвен заявил, что его страна никогда не вернется к границам 1967 года, а Иерусалим останется неделимой столицей Израиля. Единственным значимым результатом работы конференции стало создание совместной египетско-израильской военной рабочей группы, призванной обеспечить размежевание двух армий на Синае.

После завершения провалившейся конференции государственный секретарь США Генри Киссинджер предпринял несколько раундов интенсивной челночной дипломатии, желая способствовать заключению прочного перемирия между Израилем и его арабскими соседями. Соответствующие соглашения были подписаны между Египтом и Израилем в январе 1974 года и между Сирией и Израилем в мае того же года. В соответствии с этими документами Египет сохранил за собой весь восточный берег Суэцкого канала, а на территории Синайского полуострова предусматривалось создание подконтрольной ООН буферной зоны, разделяющей египтян и израильтян; сирийцам же возвращалась часть территории Голанских высот, потерянных ими в июне 1967 года, и здесь также создавалась буферная зона ООН. Убедившись в завершении войны и наращивании дипломатических усилий, арабские нефтедобывающие страны заявили, что их цели достигнуты. 18 марта 1974 года нефтяное эмбарго было снято.

И все же события 1973 года отнюдь не рассматривались арабскими аналитиками в качестве безоговорочного успеха. Мухаммед Хейкал, например, полагал, что арабские страны уступили слишком много и сдались слишком быстро. Обусловив введение эмбарго конкретными политическими приоритетами, а именно, освобождением всех арабских земель, оккупированных в июне 1967 года, – они отменили его, не дождавшись реализации поставленной задачи. «Единственный плюс, о котором можно здесь говорить, состоял в том, что арабы продемонстрировали миру способность действовать сообща, используя нефть, пусть даже неуклюже, в качестве политического оружия», – заключал журналист [24].

И тем не менее арабский мир в 1973 году добился серьезных приобретений. Демонстрация дисциплины и единства в арабских рядах впечатлила международное сообщество, заставив сверхдержавы воспринимать арабов более серьезно. В экономическом плане события 1973 года привели арабов к полной независимости от западных нефтяных компаний. По словам Ахмеда Заки аль-Ямани, арабские нефтедобывающие государства подтвердили права на свое сырье и вышли из нефтяного кризиса, став гораздо богаче. Нефть, которая до всех этих событий стоила дешевле трех долларов за баррель, в 1970-е держалась на уровне 11–13 долларов за баррель. И, пока западные карикатуристы высмеивали нефтяных шейхов как невероятно жадных дельцов, держащих в заложниках весь мир, западные бизнесмены наперегонки кинулись осваивать новоявленный рынок, обладавший, как представлялось, безграничными ресурсами. Даже западные нефтяные компании сумели нажиться на кризисе благодаря тому, что их обширные резервы распродавались на ценовом пике. Тем не менее события октября 1973 года вбили последний гвоздь в систему нефтяных концессий, которая в прежние времена определяла отношения между западными нефтяными корпорациями и арабскими производителями нефти. Следуя примеру Ирака и Ливии, Кувейт и Саудовская Аравия выкупили активы западных фирм, передав их национальным нефтяным компаниям. К 1976 году с западным контролем над арабской нефтью было покончено полностью.

Перевод с английского Андрея Захарова, доцента факультета истории, политологии и права РГГУ