[стр. 109—129 бумажной версии номера] [1]

Ничего необычного в риторических экспериментах нет. Больше того, со времен трактата Генриха фон Клейста «О том, как постепенно составляется мысль, когда говоришь», посвященного риторике Французской революции, можно считать экспериментом политическую речь как таковую. Однако и в трактате Клейста, и в более поздних подобных случаях мы имеем дело с экспериментом, открывающим скорее некое политическое будущее. Другое дело – эксперимент, вскрывающий, описывающий и даже отчасти объясняющий некий отложенный, скрытый пласт политического языка.

Стать невольным организатором именно такого эксперимента автору этой статьи довелось в ночь с 28-го на 29 октября 2019 года, когда я набрал на своем смартфоне «Самсунг Гэлакси» следующий текст:

«Почему некоторым россиянам кажется, что русским в Украине невмоготу выучить к своему русскому еще и украинский? Потому что, приехав, например, в Берлин, эти умные люди не удивляются, увидев в тамошних киосках газеты не только на немецком, но и на русском и турецком, сербском и французском, греческом и польском, английском и итальянском. А в Москве, с сотнями тысяч украинцев и татар, кыргызов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно днем с огнем найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна. Язык, из которого вынуто удивление: черт побери, а мир-то населен более умными и человечными людьми, чем я и мои соотечественники, как же так? Как же я дошел до жизни такой? Патамушта империя и великая держава? Наоборот: потому что не империя, не великая держава, а порядком одичавшая страна» (пост в фейсбуке от 29 октября 2019 года).

В течение нескольких минут на этот пост откликнулись больше тысячи пользователей фейсбука, а примерно через час он был закрыт как «нарушающий нормы сообщества».

Хронику мероприятий первой половины ноября суммировал заведующий отделом журналистских расследований рижской «Медузы» Владислав Горин:

«29 ОКТЯБРЯ
Профессор факультета гуманитарных наук Высшей школы экономики, доктор филологии Гасан Гусейнов на своей странице в фейсбуке написал о русском языке, использовав эпитеты “убогий” и “клоачный”.
Гусейнов задался вопросом, “почему некоторым россиянам кажется, что русским в Украине невмоготу выучить к своему русскому еще и украинский”. И ответил на него так: “Потому что, приехав, например, в Берлин, эти умные люди не удивляются, увидев в тамошних киосках газеты не только на немецком, но и на русском и турецком, сербском и французском, греческом и польском, английском и итальянском. А в Москве, с сотнями тысяч украинцев и татар, кыргызов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно днем с огнем найти ничего на других языках, кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна”.
Его высказывание процитировали многие российские СМИ, публикация широко разошлась в социальных сетях. Сам Гусейнов объяснил РБК, что “имел в виду не в целом язык”. “Речь идет о том, как люди пользуются этим языком. Как его используют средства массовой информации, политики, юристы, сотрудники правоохранительных органов, которые измываются, глумятся над языком”, – заявил он.

30 ОКТЯБРЯ
Ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов тоже в фейсбуке сообщил, что “прочитал полемику и сам пост” Гасана Гусейнова. Кузьминов написал: “Мне кажется, Гусейнов как филолог должен был бы более спокойно относиться к этой проблеме. Раздражающие сленг и языковые заимствования, обеднение языка – все это проблема каждой страны и каждого века”. Ректор добавил, что “преподаватель университета, входя в публичное пространство – а фейсбук является публичным пространством – должен думать о том, что его поведение в сети отражается на репутации его коллег”. “Все мы имеем право на эмоциональные высказывания, но воспитанный человек старается при этом не обидеть других людей. От преподавателя ожидают серьезно аргументированной позиции, и нежелательно допускать столько неоднозначных толкований, как получилось в данном случае”, – заявил Кузьминов.

5 НОЯБРЯ, 16:30
Состоялось внеочередное заседание ученого совета факультета гуманитарных наук ВШЭ. Сотрудники факультета получили приглашения прийти на него за два дня до этого, 3 ноября.
Как сообщила агентству RNS пресс-служба ВШЭ по окончании заседания, совет выразил мнение, что преподавателям вуза стоит “самым ответственным образом относиться к любому, даже частному, выступлению в интернете”. При этом члены совета “подчеркнули приверженность принципам академической свободы и свободы высказываний, а также декларации ценностей ВШЭ, где говорится о том, что университет приветствует «свободный обмен мнениями и идеями, основанный на принципах строгой научности, взаимного уважения и партнерства»”.

5 НОЯБРЯ, 18:40
В Кремле состоялось заседание Совета при президенте по русскому языку. Вечером того же дня было опубликовано видео и стенограмма встречи. Выступавший на совете Владимир Путин назвал русский язык “мягкой силой” России, а также сравнил его с инструментом, который “должен быть в надлежащем состоянии всегда”. Президент назвал “две равновеликие задачи” государства – обеспечить достойный уровень знания языка у граждан России и помочь распространению русского языка за рубежом.
“Войну русскому языку объявляют не только пещерные русофобы – а это мы тоже наблюдаем, думаю, что это не секрет, – разного рода маргиналы здесь активно работают и агрессивные националисты. К сожалению, в некоторых странах это становится вполне официальной государственной политикой”, – заявил Путин.

7 НОЯБРЯ
На сайте ВШЭ опубликован протокол заседания комиссии ученого совета по этике, но не совета факультета, а вуза в целом. Коллега Гусейнова по гуманитарному факультету, профессор Максим Кронгауз написал, что узнал о состоявшемся заседании комиссии из фейсбука.
В протоколе комиссии по этике сказано, что ей поступило обращение “руководства ВШЭ о предполагаемых нарушениях норм академической этики профессором НИУ ВШЭ Г.Ч. Гусейновым при публичных высказываниях в октябре–ноябре 2019 года”. Ознакомившись с высказываниями Гусейнова, комиссия постановила рекомендовать профессору “принести публичные извинения за сознательное распространение непродуманных и безответственных высказываний, повлекших за собой ущерб для деловой репутации университета, а также дезавуировать данные высказывания”.

8 НОЯБРЯ
Гасан Гусейнов отказался последовать рекомендации комиссии ученого совета ВШЭ – то есть извиниться и дезавуировать высказывания.
В интервью “Газете.Ru” Гусейнов сказал: “Не уверен, что было бы этично и с моей стороны откликаться на решения относительно моей персоны, которыми комиссия по этике решила поделиться со мной через СМИ”. Он выразил сожаление, что его коллегам пришлось потратить много времени на обсуждение ситуации.

9 НОЯБРЯ
Правозащитные объединения литераторов, журналистов и блогеров Ассоциация “Свободное Слово” и “ПЭН-Москва” выступили в поддержку Гусейнова. “Нас беспокоят репутационные потери, которые несет сегодня ВШЭ из-за решения комиссии ученого совета по академической этике. Но еще большее беспокойство вызывает то обстоятельство, что подобные призывы – покаяться, дезавуировать, а там, глядишь, и отмежеваться – станут повсеместными в наших современных политических реалиях”, – говорится в совместном заявлении двух объединений. Его поддержали несколько сотен человек, среди которых писатели, журналисты, филологи и переводчики.

13 НОЯБРЯ
Комиссия ВШЭ по этике принесла извинения Гусейнову за то, что ему не сообщили о рекомендации извиниться за его слова. “В обычной практике сотрудники, чьи вопросы рассматриваются на комиссии, обязательно уведомляются о ее решениях. […] Мы приносим извинения профессору Гусейнову от лица комиссии за эту ситуацию”, – цитирует сайт ВШЭ главу комиссии Наталию Ерпылеву. Гусейнов говорил, что о заседании комиссии узнал из СМИ, а не от коллег. Поэтому “откликаться на решения”, которые до него донесли таким образом, по его мнению, было бы неэтично» [2].

Вопрос о «клоачном языке», поднятый вокруг поста, обсуждался на нескольких уровнях, вплоть до высшего политического руководства страны. Скоро он был, конечно, вытеснен с первых позиций в новостной повестке другими темами, но за короткое время заставил высказаться тысячи людей – от специалистов по языку и писателей до политических деятелей и высокопоставленных чиновников Администрации президента России. В этой статье я рассмотрю только один аспект одного из центральных вопросов дискуссии, а именно – вопроса о правах меньшинств на русский язык как язык межнационального общения и о состоянии языковой политики в первое тридцатилетие постсоветской России. Речь пойдет о непосредственной публичной речи, о выступлениях конкретных литераторов, политиков и так называемых «обычных граждан», сделанных по следам приведенного выше высказывания в СМИ и социальных сетях. Скажу я и о специфическом административно-политическом дискурсе, который был вызван к жизни случайным обстоятельством совпадения моего высказывания с некоторыми мероприятиями в области языковой политики – совпадения, сделавшего само это высказывание невольным риторическим экспериментом.

Осенью и зимой 2019/20 года в социальных сетях и Интернет-изданиях распространились тексты, авторы которых отреагировали на приведенное выше высказывание в широком диапазоне – от предложения убить за него, отрезать язык или выслать из России до требования уволить автора высказывания с работы [3].

Комиссия по этике ВШЭ большинством голосов рекомендовала мне «дезавуировать» собственное высказывание и «принести извинения». Занятно, что за это решение проголосовали гуманитарии (например мои коллеги по факультету О.С. Воскобойников и К.М. Поливанов), а против – единственный математик (доктор физико-математических наук и декан факультета математики в СПб А.В. Омельченко) [4].
Некоторые корреспонденты специально подчеркивали в своих сообщениях, что обращаются ко мне на том самом «клоачном языке». Как некто Станислав Белолипецкий:

«Слышь, чурбан потоптанный, поцанам не понятно, хули твоя черножопая могда делает в быдлостране? Ты, азербот е…ный, чутка при…ел и рамсы попутал. Это я тебе, Гуссейн, на быдлоязыке говорю.

Не нравится тебе, уроженец самостийного Азербайджана, русский язык – проваливай на историческую родину. Преподавай там азербайджанский.

Свинья, что подрывала корни дуба в басне – явно имела научную степень по филологии и преподавала во вшу вшам».

Самое короткое разъяснение ситуации я дал по телефону Александру Мельману (газета «Московский комсомолец», 30 октября 2019 года):

– «Клоачный русский» – это сильно, по-нашему, по-филологическому. Но что же там клоачного? В любом языке может быть как возвышенная, так и пониженная лексика. Само звучание русского устного вас раздражает?
– И снова вырвано из контекста. Я противопоставляю этот клоачный язык другому, на котором многие либо разучились говорить (да, в т.ч. как и я сам!), либо не хотят учиться. Это язык телевизионных шоу, это язык ненависти, который можно изучать по комментам к моему посту.
– Когда вы говорите «эта страна», ведь не случайно, правда? Опять как филолог филологу: «эта» – значит, не ваша, чужая. Россия для вас чужая страна? Или путинская Россия?
– «Эта» значит не другая, а эта. Не вчитывайте в слова идеологию вражды.
– Так в чем «одичала» моя страна, наша страна под названием Россия? Дикость, как и святость, была всегда, на протяжении всей истории. И у других стран – то же самое.
– Одичала в ненависти и нетерпимости. Которая и проявилась в полной мере в комментах к посту. Я и сам не рад такому невольному попаданию в болевую точку.
– Тогда вот вам мой последний, тоже неполиткорректный, вопрос: когда о русском языке так говорит какой-нибудь Иван Петров – нет проблем. Но если Гасан Гусейнов – проблема есть, да?
– Проблема есть только для ксенофобов и дураков. Россия – это многонациональный разноязыкий мир, а русский язык не является собственностью какой-либо этнической группы или государства. Непонимание этого – важный симптом общественного неблагополучия и одичания, о котором я и писал [5].

В дальнейшем я дал несколько более развернутых интервью, например, «Российской газете», еще более подробное обсуждение темы произошло на «Радио Свобода».

Как выяснилось впоследствии, два мотива оказались ключевыми и определившими столь бурную реакцию – как официальную, так и низовую – на высказывание о «клоачном языке».

Первый мотив – это происхождение говорящего. Само представление, что русский язык может быть родным (и даже единственным родным языком) для человека с нерусскими именем и фамилией, оказалось вызовом для большинства моих оппонентов. Из примерно трех тысяч просмотренных электронных сообщений – твитов, скрытых сообщений в мессенджере фейсбука и электронных писем – более полутора тысяч содержали высказывания, отказывающие мне в праве говорить о русском языке как родном. Вместе с тем примерно треть откликнувшихся поддержала меня – часто именно как «инородца», для которого русский язык в силу исторических причин родной. Другой мотив, который прояснился лишь постепенно, – это стремление официальных и частных лиц представить как ничтожную всякую критику текущей политики в отношении миноритарных языков. Этот мотив мы рассмотрим в другой статье. Здесь же сосредоточимся на том плане общественно-политической риторики, который обычно мыслится лежащим за пределами всякой риторики вообще. Невольно поставленный эксперимент показал, однако, что мы имеем дело, пусть и с теневой, но подчиняющейся определенным правилам и имеющей выраженную социальную функцию системой порождения инструктивных текстов. Уже на следующий день в СМИ и соцсетях (блогосфере) появились тысячи других высказываний, которые с каждым днем сами становились все более ценным объектом для филологии, социальной критики языка и лингвистической антропологии.

В пирамиде ненависти, которую мне пришлось реконструировать на основе анализа поступивших писем, отношение представителя нетитульного меньшинства к титульному языку страны оказалось базой для дискуссии. На официальной вершине пирамиды ненависти оказалась политическая концепция сдерживания меньшинств, а в нижней части пирамиды – многоликий и многословный расизм, фактически объявляющий русский язык собственностью этнических русских. Политически поле публичных высказываний о языке вырвалось за те рамки, которые государство в лице своих главных руководителей либо само выстроило для пользователей языка [6], либо предполагало существующими от века и вовсе не нуждающимися в пересмотре.

 

Пирамида ненависти и риторика насилия

 

Анализу «языка вражды», да и вообще языка этнокультурных предубеждений, мешает основополагающая трудность: как заполучить для анализа представительный корпус текстов, не только содержащих высказывания ненависти, но и имеющих общую мишень. Вот почему исследований «языка вражды» и риторики насилия пока явно не достаточно для того, чтобы поднять проблему в ее полноте [7].

Первый ярус – самый широкий – это рядовые пользователи соцсетей, люди, которые выразить свою ненависть могут только какими-то нечленораздельными выкриками. Пользователь твиттера Bonivur @KLOP1970 пишет 14 ноября 2019 года: «От своего имени заявляю: профессор Г.Г. – уе*ан. Тупое сионистское говно». Пользователь Hulio на портале «PhD в России» вторит ему: «Поток сознания недалекого и малообразованного человечка […] тупой, неадекватный русофоб […] недалекий умом потомок тюрков» [8]. Пользователь Геннадий Калишевич на форуме «MAXPARK» пишет: «Слезшая с пальмы или со скалы безобразина научившаяся произносить несколько звуков начинает критиковать и давать оценки» [9].

На первом ярусе пирамиды – самом многочисленном – мы видим проявления нескольких чувств:

1) Сильное чувство ущемления («как это так? я – русский, это мой язык, и вдруг какой-то азер/тюрок/еврей оскорбляет МОЙ язык?»); итоговая формула такой реакции: «Человек, принадлежащий к более низкому племени и назвавший мой язык “клоачным и убогим”, во-первых, обесценил мою собственность, а во-вторых, обвинил меня в том, что я плохой ее наследник!».

2) Связанное с этим ущемлением желание утвердить превосходство русской культуры над, например, азербайджанской («кишлак», «слез с дерева», «торговец с рынка»); эти пользователи соцсетей считают, что «их» русская культура во всех отношениях выше азербайджанской культуры.

3) Агрессия: на том же форуме обозначен заголовок «Враг русского народа рядом», пользователь Кызел на портале «Усадьба Урсы» пишет: «Ведь будет удивляться когда по фейсу где нибудь получит... Кто его с рынка отпустил?». Агрессия на уровне первого яруса пирамиды ненависти выливается прежде всего в жажду физической расправы.

Перед нами, таким образом, выступления представителей того сегмента российского общества, который говорит и пишет на том самом «клоачном» языке, из-за которого и разгорелся конфликт. Пользователи видят это и – рекурсивно – все больше распаляются, начиная учить автора высказывания, как правильно пользоваться настоящим «клоачным» языком.

Примерно две трети из более, чем трех тысяч доступных автору постов и личных электронных сообщений, представляют богатейший материал для изучения «клоачного дискурса». Вот только два примера; авторы их – реальные лица, выступающие под псевдонимами или под собственными именами, – восприняли медийный скандал как поощряющий стимул для таких личных сообщений в моем фейсбуке.

Poul Gofund
29.10.2019, 12:07
«Мои братья научат тебя специально армянский, чтобы потом молился о русском:) хотя кому говорю? многие твои соотечественники и так знают армянский, особенно бараны из разведки, а скажи спасибо русскому языку, точнее русским, что ты сейчас жив здоров, находишься в Москве и хорошо зарабатываешь, а то кто знает что было бы, если мы дошли до Баку:) Мне тебя жаль, профессор) Среди моих соотечественников тоже есть неблагодарные к русским люди, их я называю предателями, но блин, неблагодарный к русским среди азеров, ты видимо столько искусством питался, что нюх потерял, у тебя диагноз гипермозгае*ацин, стал недооценивать то, что тебе позволили иметь. Ешкин кот, и почему всякие дегенераты всегда ишут для себя особого хайпа, такого, чтобы затем всю свою жизнь жить без совести? хотя, это тоже видимо вопрос риторический, а я просто увидел истинного имбицила, и даже не азера:) Гуманитарный ты наш российский дармоед особого назначения...бывай».

Richard Best
17.11.2019, 05:14
«Ты на себя в зеркало смотрел Г***о Черножопое? Сука недомоченная. Ты же ущербная бездарность, ты ничего не стоишь, ты ни на что не способен. Ты всегда боялся жить, ты прожил приспосабливаясь. Ты ничего не достиг, все что ты умешь – целовать в задницу за деньги. Ты неполноценная ублюдина и кусок дерьма на фоне Великой Российской Империи и Советского Союза, и настоящих людей которые это построили. Неужели ты не понимаешь, что ты сексуальный неудачник? Ты не можешь в личной жизни достигнуть полноценного оргазма. ты стараешься-стараешься, ты столько времени потратил чтобы достигнуть эрекции, ты так хочешь почувствовать... и ты долбаешь таких же лохов как и ты, и у вас все равно ничего не получается. Скажи хасан чурумбайстанович у тебя мама такое же уродливое чудовище как и ты? Она деньги на продаже наркотиков собирала? А роды у нее в чернобыле принимале когда она была беремена тобой? твоя мама - просто гавно, она тебе не говорила, но ей е***ли по кастылям в больнице и она отшибла себе задницу. И с тех пор она стала сумасшедшей ибо только когда китайцы ее от***али в жопу она испытывала покой. Она стала дурой и родила тебя только чтобы отомстить любви всей своей жизни - леониду гозману от григория амнуэля. Надеюсь ты мне благодарен? ведь я сегодня раскрыл тебе все тайны твоей судьбы».

В пику таким сообщениям поступали и письма поддержки. Они образуют контраст с вышеприведенными, но бранный дискурс часто захватывает и их.

Seraphim K.
12.11.2019, 10:21
«Довольно простая ваша мысль о недопустимости говорить суржиком на федеральных СМИ привела к бурленью мозгов этих говорителей. Единственно, чем они в состоянии ответить, не нарушая законодательство открыто, так обвинением в национальной нечистоте. Удачи! И не обращайте внимания на одноклеточных».

Как видно, нижний ярус пирамиды ненависти следует отграничивать от обычного ландшафта, в котором обитают другие носители языка. В самой же пирамиде мы переходим на второй ярус – здесь находятся журналисты разнообразных и многочисленных СМИ и даже поэты. Здесь все не так прозрачно, как на первом ярусе. Журналисты использовали разную тактику. Газета «Завтра» сделала несколько больших публикаций, подверстав к главному материалу скрины фейсбучных постов разных лет, с фотографиями («с хасидом в аэропорту», «на протестном митинге», на флешмобе с плакатом «свободу Олегу Сенцову») [10]. Корреспондент информационного агентства «Журналистская правда» Григорий Игнатов на портале «Новостной фронт» пишет: «Нет, это не индивидуальный предприниматель из соседнего ларька с шаурмой – это целый профессор» (опять всплывает тема первого яруса про «торговца с рынка», но теперь она как бы отрицается). И далее: «Он 30 лет “борется с империей”, поливает вонючей грязью Россию, ее язык, ее народ – и ничего, только здоровеет. И никто его не увольняет со вкусных мест работы. […] Сказанное слишком однозначно, слишком многократно повторялось, слишком оскорбительно, чтобы оставить его без последствий!» [11] Некоторые журналисты ссылаются на данные стихийных соцопросов. В частности, на портале infox.ru пишут, что аналитик Семен Багдасаров в телеграме запустил голосование:

«“Может ли профессор ведущего университета страны писать подобного рода публикации, как частное лицо?” Из 750 проголосовавших 89% ответили: “Нет, это возмутительно”. 7% допустили право человека свободно говорить так, как он считает нужным» [12].

Поэт Амирам Григоров пишет 10 ноября 2019 года в своем фейсбуке:

«[Автор высказывания] допустил именно нападки на русский народ, будучи сам нерусским. Сказал максимум такого, что можно было сказать, не рискуя загреметь под суд. И повод был таков – Гасан-бей недоволен, что в России не ведется, вопреки здравому смыслу и за счет ресурсов русского народа, ползучая суверенизация этнических меньшинств, как это было в брежневском совке. Почему та прежняя советская модель, когда в республиках русские и русскоязычные вынуждены были, хотели они того, или не хотели, учить нацязыки, активно поддерживается ныне прозападным перхотливым сообществом? [13]. Потому что это вредно для России и для русских, и направлено в сторону распада России. Вроде бы, СССР у них зло – причем, во все эпохи. Но это не так. Брежневленд Западу был выгоден, как мало что другое – источник сырья, покупатель зерна и ширпотреба, покладистый политический оппонент, постоянно игравший в поддавки. И еще – это был колосс на глиняных ногах – в отличие от сталинского СССР и даже хрущевского. А что до массового опорожнения житомиро-мааскофских филологов и прочих эпштейнов “да он не обижал русских, это ж филология, критика языка и т.д.” – не валяли бы вы ваньку. Кого вы тут надуть хотите? Нешто вы вообще всех за дураков держите?» [14]

В записи от 11 ноября 2019 года Амирам Григоров снова повторяет исходный пост и снова объявляет ключом к содержанию высказывания этническое происхождение:

«“А в Москве, с сотнями тысяч украинцев и татар, кыргызов и узбеков, китайцев и немцев, невозможно днем с огнем найти ничего на других языках кроме того убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна”.
Вот написал профессор. Что за кыргызы такие? Кто это? Я полагаю, что речь идет о киргизах. Но зачем либеральный профессор язык-то так сломал? Вернее, для чего?
Чтобы свою совковость подчеркнуть? Была в перестройку историйка, когда эстонцы стали давить на Кремль, требуя введения новой буквы в слово “Таллин” – дополнительной “н” – чтобы было “Таллинн”. Маразм, скажете? Но эстонцы настаивали, давя на то, что это соответствует их эстонской фонетике, и горбачев-фонд, управлявший нами в те годы, взял под козырек. Поменяли даже неоновую вывеску над московским кинотеатром “Таллин”. Это притом, что латыши, к примеру, называют русских “криевсами”, то есть кривичами, что конкретно неверно, потому что русские не только потомки кривичей, но и вятичей, и целого ряда других славянских племен, да еще и некоторых народов, к славянам не относящихся. Но сложившееся в языке суть традиция, которую нельзя менять, не так ли? Впрочем, в те годы был еще советский народ – на бумаге, наверное, по большей части, но был. А сейчас нет его. Есть русский народ и русский язык, есть киргизский народ и киргизский язык – и это их дело, как себя называть, а у нас сложилось так и только так. Не называем же мы грузин “картлами” или армян “хаями”?
Филолог, большой профессор, отличается столь малым языковым чутьем, что не допетривает, насколько чудовищно не по-русски звучит это “кыргызы”?
Кому нужен такой профессор? Привозу [15] нужен? Ну так пусть на привозе и трудится».

Наконец, третья запись Амирама Григорова, за 10 ноября 2019 года:

«Прочитав тексты гасана гусейнова вглубь, оценил сполна – и юморок этот образованский, и игры слов на уровне даже не Райкина, а Шурова и Рыкунина, и кромешную злобу взбесившегося травоядного. Стало понятно чуть более, чем все.
Это не лечится. Ну, как далеко зашедшее бешенство.
Не, если он останется на работе, этот профессор – это плевок во всех нас. В каждого жителя России. В людей Донецка. В людей Крыма. Во всех, кто любит свою страну и честно вкалывает – получая, однозначно, в два, а то и в 10 раз меньше, чем этот масскофский “профессор” в ВШЭ.
Я счел бы сложившуюся ситуацию пресловутым малым, говорящим о большом – по этой ситуации сужу о нашем будущем. Если гнева и возмущения россиян достаточно для того, чтобы гасан-бей пробкой вылетел со своего теплого местечка – будущее у нас, возможно, есть.
Если этот энцефалитный клещ останется “наставником молодых”, будущего у нас абсолютно однозначно нет никакого. За свое будущее надо бороться, не так ли?» [16]

Как видно, суждение Григорова распадается на три части: само высказывание о «клоачном русском языке» – это, в представлении Григорова, не слова человека, а «плевок взбесившегося травоядного»; именно за этот плевок, однако, «энцефалитного клеща», рядящегося в профессорскую тогу, держат на высокооплачиваемой работе; если «мы хотим иметь будущее», необходимо удалить нежелательное существо из учебного заведения. В условиях, когда «не существует универсальных правовых ограничений на высказывания ненависти» [17], необходимо понять отношение такого рода высказываний к риторической ситуации в обществе в целом. Высказывание Григорова представляет собой реакцию на предыдущее высказывание, так же сделанное в фейсбуке и дававшее не вполне аналитическую эмоциональную оценку происходящему с языком СМИ. Эта реакция могла бы быть иной, если бы дискуссия о свойствах языка СМИ и о языковой политике велась в рамках публичной политики. Но поскольку место публичной политики замещают другие практики, то и реагирующий на политическое высказывание чувствует себя вправе переформатировать нежеланный тезис в личное обвинение. Содержание высказывания, вызвавшего ярость оппонента, игнорируется, а на первый план выходит личность говорящего. Сам позволивший себе это высказывание субъект становится объектом ненависти. При этом элементы ненавистного высказывания легко инкорпорируются в собственный поток речи. Эта дискурсивная стратегия – «ты сам меня спровоцировал, ты этого хотел, что ж, ты прав, но твоя правота дорого тебе обойдется!» – вызывает следующий виток ненависти уже у читателей Амирама Григорова. И для них ареал, в котором приходится высказываться, – соцсеть, где каждый хочет предстать в наиболее выигрышном для себя статусе, вообще хочет быть замеченным. В комментариях к посту Амирама Григорова выступающие под собственными именами и собственными портретами-аватарами друзья и подписчики Григорова предлагают покалечить, убить автора высказывания или изгнать его как врага.

Поразительный контраст между вызывающими симпатию портретными образами и содержанием высказываний (вплоть до дерзкого призыва организовать убийство или избиение) хорошо вписывается в теоретическую модель, разобранную в сборнике, составленном Майклом Герцем и Питером Молнаром: сами по себе высказывания ненависти, публично сделанные с открытым забралом, могут быть защищены законами о свободе слова (в случае США – первой поправкой к Конституции), но вот конкретный ущерб от любого высказывания может быть взвешен вплоть до доллара [18]. В условиях, когда такого рода дифференциация невозможна, высказывания ненависти становятся субститутами публичной политики и декларацией гражданской озабоченности. Комментаторы считают, что вынуждены использовать «язык ненависти» как оправданный риторический инструмент для защиты некой сверхценности, природу которой нам важно понять.

Итак, второй ярус пирамиды ненависти отличается от первого 1) попыткой развернутого анализа ситуации, сводящегося в основном к разоблачению происхождения автора публикации; 2) гораздо более подробным и развернутым текстом. Однако первый и второй ярусы объединяет все та же инстинктивная ненависть к «чужому», к «врагу», который пытается отнять «мое», причем один раз «перхотливое сообщество житомиро-мааскофских филологов и прочих эпштейнов» уже с успехом развалило СССР и теперь пытается повторить этот опыт с Российской Федерацией.

Третий ярус пирамиды ненависти – это медиаперсоны, высказавшиеся о «русофобии» и считающие, что вести такие речи о языке российских СМИ можно было только в состоянии опьянения. Журналист, публицист и телеведущий Антон Красовский пишет:

«Профессору с фамилией Гусейнов лучше было бы не обсуждать русский язык в таком контексте. […] Помимо профессионализма существует понятие этики. И с фамилией Гусейнов можно обсуждать русский язык только в том же самом контексте, в каком русский язык обсуждал В.И. Даль и Д.Э. Розенталь. То есть вынимая его из политического и негативного контекста. И не приписывая русскому языку как целой огромной масштабности, общности, на которой общаются сотни миллионов людей по миру, какие-то как ему кажется унизительные коннотации. […] Я подозреваю, что он просто, несмотря на то, что носит фамилию Гусейнов [19], много пьет. И в состоянии алкогольного опьянения способен написать буквально много чего» [20].

Эту же догадку высказал телеведущий Дмитрий Киселев: «Ну, ладно, профессор проспится и вернется к своим академическим занятиям, но чему он будет учить студентов?» [21].

Писатель Юрий Поляков пишет, что у профессора «заподозрили психическое заболевание», «это классический случай заболевания аутофобия, – когда человек ненавидит все, что его окружает: и страну, и ее нравы, и обычаи, и язык, и пейзажи». И, разумеется, рассуждает о том, чему – с такими взглядами и с таким «заболеванием» – профессор может научить студентов [22]. Писатель Александр Проханов в интервью «Эху Москвы» говорит, что такое высказывание о русском языке – богохульство:

«Допустим, кто-нибудь в Израиле из русских эмигрантов сказал бы, что иврит – это язык недочеловеков. Что было бы? Я утрирую, там не было сказано “недочеловеков”, но там и не было сказано, что русский язык – это величайший в мире язык, как об этом говорил Тургенев, – этого тоже не было сказано. Русский язык в данном случае – это такая же святыня для русских людей, как английский для англосаксов. И с этим нужно обращаться очень бережно и осторожно. Потому что иногда по интонации, даже по выражению лица можно почувствовать, что это богохульство. Мне не нравятся высказывания Гусейнова по поводу русского языка. Лучше бы он промолчал. Легче было бы нам с вами сегодня» [23].

Не случайно три другие линии обвинения автора, примыкающие к его этнокультурной неполноценности, – это обвинения медицинского или религиозного характера: сказать такое мог либо безумец (Юрий Поляков), либо алкоголик (Дмитрий Киселев), либо богохульник (Александр Проханов).

Четвертый ярус – это часть коллег по цеху вообще и университету в частности, гуманитарии, которые решили подвергнуть сомнению академическую и социальную репутацию профессора. В основе высказываний на эту тему – предположение о покупке дипломов с научными степенями (например в сети на эту тему охотно рассуждал блогер-националист Егор Холмогоров), надежда на скорое отлучение от преподавания, а также о подмене диплома доктора культурологии дипломом более престижного в глазах филологов доктора филологических наук (сомнения на эту тему вылились в целый раздел в статье «Википедии», авторы которой в конце концов пришли к выводу, что автор поста – все-таки доктор филологических наук).

Пятый ярус венчает пирамиду ненависти и представлен человеком, сказавшим о «пещерных русофобах, объявивших войну русскому языку». А кто объявил войну – тот враг. Через несколько дней после публикации поста в фейсбуке, а именно 5 ноября 2019 года, состоялось заседание Совета по русскому языку с участием президента Российской Федерации. В своем выступлении президент заявил, в частности:

«Войну русскому языку объявляют не только пещерные русофобы – а это мы тоже наблюдаем, думаю, что это не секрет, – разного рода маргиналы здесь активно работают и агрессивные националисты» [24].

Именно после этого сигнала Захар Прилепин, Юрий Поляков, Александр Проханов, Сергей Лукьяненко, Антон Красовский, Виталий Третьяков, Владимир Соловьев, Дмитрий Киселев и другие также заговорили о русофобии.

А теперь, после взгляда на пирамиду ненависти сверху, попробуем войти внутрь и оттуда рассмотреть некоторые ее ярусы. Начнем с первого яруса. Многочисленные комментарии и твиты «Чемодан – вокзал – кишлак» говорят прежде всего об имплицитном представлении о превосходстве русской культуры над азербайджанской: по мысли таких пользователей, профессор-азербайджанец не может равняться по своей ценности русскому профессору, поэтому именно «кишлак», а не, например, «чемодан – вокзал – бакинский университет». Таким образом имплицитно предполагается, что место азербайджанца именно в кишлаке (как вариант – на рынке), а не в высшем учебном заведении. Пользователь фейсбука Валентин Зарецкий пишет:

«Ему дали образование (наверное бесплатно), учился он на русском языке (по-другому у нас не учат), а теперь он этот язык оскверняет? Я не кровожадный человек, казнить за это не надо, а вот его поганый язык отрезать не помешает. Молчуном он будет выглядеть умнее!» [25]

Предлагая «отрезать язык» филологу, высказавшемуся о языке, этот пользователь фейсбука, сознательно или нет, обращается к весьма архаичным практикам, подменяя язык как средство коммуникации языком как органом речи.

Пользователь твиттера Alexander Ionin @IoninAlexander пишет: «Как правило, уровень культуры познается по отношению к врагам, видимо у Гусейнова он нулевой». Судя по всему, этот пользователь решил, что русские – для профессора враги и если бы при этом у профессора был высокий уровень культуры, то он относился бы к русским (врагам) более терпимо именно как к врагам. Агрессивная проекция собственного восприятия на представления другого распространена, как показывают некоторые исследования, среди людей, длительное время погруженных в Интернет и испытывающих зависимость от этого медиума. В таком случае степень агрессивности высказывания может указывать на требуемый уровень самозащиты от нежелательного контента [26].

В высказываниях десятков пользователей твиттера возникает тема врага народа. К примеру, пользовательница Светлана Зарочинцева @veta12855430 пишет:

«Да какой он профессор тем более филолог? Чем думает министр образования? Или она не знает как и чему учат в высших учебных заведениях нашу молодежь? Это просто враг. Никто не отвечает за идеологическую направленность. Его судить надо как врага».

Светлане Зарочинцевой вторит пользователь твиттера Олег @GvrzbAEcDkrqWmz: «Гнать чмошника! Он враг Русского народа!» Характерно, что во втором твите уже не «враг народа», а «враг Русского народа» – причем слово «русский» написано с заглавной буквы. Таким образом, социальное («враг народа») переплетается с национальным («враг русского народа»), и это тоже одна из граней культурной идентификации.

Еще одна тема, активно обсуждавшаяся в социальных сетях и СМИ, – вопрос о наказании. Носители языка почувствовали себя силой, могущей карать тех, кто на этот язык покусился. Автор телеграм-канала «Мейстер» считает, что наказать «клоачного» должно «само общество» [27]. Наталья @nat5110 пишет: «Розгами его нещадно», Svetlana @Komorimaus – «На кол!», Наталья @good37771 – «Кастрировать». Пользователь твиттера Человек @buddhajah пишет: «Где ему въе**ть по его убогой клоачной роже?», а пользователь СМЕРШ @verseti_tommy прямо заявляет: «Думаю убить его».

Готовность убить за слово, задевшее самое ценное, что есть у человека, его личность, может считаться фигурой речи, возникающей на пересечении культурной и персональной идентичностей. Язык составляет ядро человеческой личности, без языка личность рассыпается как карточный домик, и не остается ничего. Условный пользователь СМЕРШ (и не только он) хочет убить того, кто своим высказыванием разрушает личность этого самого «Смерша», уничтожает его культурную идентичность, а значит, и его самого. «Смерш» отчаянно защищается, потому что хочет и дальше говорить на своем «убогом, клоачном», но зато родном, языке.

Национальная тематика причудливо переплетается с социальной. К примеру, пользователь Pavvvka @Pavvvka пишет:

«Достоевский (19 век) о том времени, но схоже и с нашими демократами, либералами, творческой интеллигенции, Иуд с Эха, Дождя, Гасанове, Бойцове и прочих их ВШЭ: “Прежде они считались демократами, теперь же нельзя себе представить более брезгливых «аристократов» в отношении к народу”».

Ему вторит пользователь твиттера Terramorpher @terramorpher, который пишет: «И еще небось считает что он важнее для России, чем “все быдло, которое его критикует”».

Брезгливый аристократ, смотрящий на народ как на быдло, – еще один из мотивов, хотя далеко не самый главный. И здесь, опять-таки, вклинивается национальная тема: как этот азербайджанец, «слезший с дерева» (вариант «торгующий на рынке»), смеет смотреть на нас сверху вниз? Характерно, что евреем профессора называют не так часто, как азербайджанцем. Действительно, граждане-патриоты попали в сложную ситуацию: кем считать профессора – азербайджанцем или евреем? Евреи ведут свою национальную принадлежность по линии матери, а азербайджанцы – по линии отца. Сложная ситуация для патриотов-борцов за русский язык. И хотя многие писали о еврейских корнях профессора, но азербайджанская линия все же количественно взяла верх (возможно, не в последнюю очередь из-за азербайджанского имени). Однако было немало пользователей соцсетей и представителей СМИ, отметивших в качестве главной беды все же именно еврейское происхождение профессора. И если в первом случае преобладала тема превосходства русской культуры над азербайджанской («кишлак», «рынок»), то во втором случае преобладали мотивы русофобии («Кем может быть еврей, как не русофобом? Двести лет вместе, а все рыло воротят!»). Еще одно важное высказывание о еврействе – пользователь твиттера Вячеслав @y7aDwSoyM90xDnO пишет: «В Берлине, из таких как он совсем недавно делали прекрасные абажюры и перчатки» (орфография и синтаксис оригинала). К этим обвинениям добавляются такие характеристики: гомосексуалист, педофил, шизофреник… Здесь просматривается более глубокая связь высказывания с общей линией агрессии, и это не просто ругательства, а попытка обесценить личность оппонента, показать, что высказывания такого человека просто не могут обладать никакой ценностью.

На втором ярусе пирамиды ненависти располагаются многочисленные журналисты, репортеры, обозреватели и другие представители СМИ. Есть четыре возможности оперативно отреагировать на выступление о «клоачном языке»: 1) безоценочно и безэмоционально проинформировать своих читателей о «казусе Гусейнова»; 2) промолчать об этом; 3) поддержать коллегу; 4) влиться в хор обиженных и ненавидящих. В пространстве СМИ присутствовал весь спектр этих отношений, но самым массовым оказался последний вариант. То, что одновременно, как по команде, в десятках СМИ начались яростные нападки на автора высказывания о «клоачном языке», говорит только об одном: команда сверху действительно была. Журналист, который пишет по распоряжению начальства, не так искренен, как блогер или пользователь твиттера, пишущий по велению сердца. Однако написать об одном и том же можно по-разному. Например, журналисты газеты «Завтра» вполне сознательно пишут свои статьи о профессоре в форме доноса. Они жаждут наказания для профессора, воспринимают его как врага, и их статьи – это открытый призыв покарать ненавистного им человека. А вот, например, телеканал «Царьград» @tsargradtv пишет 29 октября 2019 года в твиттере: «Доктор филологических наук, профессор ВШЭ назвал русский язык “убогим и клоачным”, а граждан России менее умными и человечными, чем все остальные». Прямая ложь журналистов телеканала «Царьград» сознательно вывела разжигание ненависти на новый виток.

Присмотримся к заголовкам статей. «Язык до вышки доведет», «Расторопный торговец русофобией», «Династия русофобов», «Враг русского народа рядом», «Что забыл русофоб в “порядком одичавшей” России?», «Г-в вместо извинений за “клоачный русский” снова оскорбил россиян», «Клоачный русофоб наотрез отказался извиняться», «Клоачный Гусейнов», «Какие извинения? “Чемодан – вокзал”: семеро в ВШЭ постарались заставить Гусейнова извиниться», «Как наказывать за оскорбление русского языка и культуры», «В Москве прошли одиночные пикеты против профессора-русофоба Гусейнова», «“Клоачный профессор” показательно вытер ноги о Путина», «“Я и в самом деле не люблю Россию”: от создателя “клоачного русского языка” – как Гусейнов рассказывал Франции о культуре и режиме», «Расчлененка в клоачечной», «У Гусейнова заподозрили психическое заболевание», «Чемодан – вокзал – Баку. Русские патриоты дали жесткую отповедь русофобским высказываниям профессора ВШЭ», «Гусейнов доказал – русофобия единственно разрешенный и спонсируемый расизм в РФ и мире», «Сын Гасан вспомнил, что он еврей, а отец Чингиз забыл, что азербайджанец», «Защита Быкова – как не стоило вступаться за русофоба Г-ва», «Русский язык как мягкая сила в войне с русофобской сволочью», «Профессор, у вас отвалился хвост», «В старину Г-ва выпороли бы», «Возвыситься над толпой, или Эксперимент профессора (Когда человек, не чувствующий народ, пытается играть общественную роль…)», «Счастье русофоба», «Плевки за гонорар (кто и зачем финансирует русофобов)». Ключевым понятием этого яруса является «русофобия». Выражение «пещерные русофобы», произнесенное президентом России, как по волшебству, материализовалось в заголовках множества статей. Можно было бы считать все случившееся стихийным «хайпом», если бы не попытка решить вопрос, хотя бы частично переведя его из области противостояния «неблагодарного инородца» русской культуре в область более остро развивавшегося в последние тридцать с лишним лет конфликта – армяно-азербайджанского. Одним из наиболее интересных инструментов развертывания темы «русофобии» оказалась попытка атаки на оппонента путем перевода разговора на уровень другого конфликта, коренящегося в недавней советской истории, – армяно-азербайджанского противостояния. По свидетельству директора одного из московских институтов Академии наук, этнического армянина, к нему в середине ноября 2019 года обратился представитель Администрации президента с предложением дать отпор «азербайджанцу» за выпад «против России». Директор института отказался от участия в спецоперации. Но тему «азербайджанца – врага русских» подняла в своем телеграм-канале главный редактор телеканала «Russia Today» Маргарита Симоньян, процитировавшая неизвестного (возможно, вымышленного) блогера, назвавшего виновника «клоачного скандала» «Гасан-режь-Русню-Гусейнов» [28].

Симоньян пришлось публично оправдываться за эту попытку приписать автору еще и выдуманный призыв к кровавому насилию, и после двух публикаций об этом в «Новой газете» волна обвинений в русофобии так же внезапно улеглась в течение нескольких дней, как и зародилась [29]. Не исключено, что попытка погасить огонь бензином была признана негодной и организаторы кампании решили отказаться от нее, возможно, с целью выработать новую стратегию упреждающего разгрома потенциальных критиков современного русского медийного языка как «клоачного».

Тем не менее эта волна успела показать и всему обществу, и его медийно-административным манипуляторам две вещи: безоружность людей перед дискурсом насилия, но и относительную непрочность кампании ненависти.

Табу, нарушенное суждением «врага» о свойствах постсоветского русского языка, оказалось нарушено и самими ненавистниками. Вместо защиты языка от злословия им пришлось символически повторить этот акт богохульства. Таким образом, опорочены оказались ресурсы, которыми ненавистники воспользовались для защиты некой нормы. Житель Кыргызстана, назвавший себя Станиславом Белолипецким, завершает свою переписку с виновником скандала словами: «Ты – наглый зажравшийся чуркобес, который обнаглел настолько, что гадишь на язык страны, которая тебя приняла, дала образование и ПОЗВОЛЯЕТ эдакой русофобской вше преподавать во ВШЭ» [30].

Несмотря на буйство ненависти, прорывающейся во всех мыслимых регистрах – от сексуального до этнического, – у всех хейтеров просматривается одна общая мотивная линия, за которую манипуляторы их и смогли втянуть в кампанию ненависти. Эта линия – парадоксальный нормативизм, который почти у всех авторов «высказываний ненависти» коренится в советской эпохе «дружбы народов», «бесплатного образования» и торжества «великого и могучего русского языка». Их оппонент предал эту норму в самой ее сердцевине – в отношении к русскому как к языку межнационального общения всех советских народов-братьев. Правда, вовсе не желая этого, участники пирамиды ненависти раскрыли тот самый план живой народно-интеллигентской речи, который скрывала от самой себя вся советская эпоха, – план речевого насилия и безудержного колониального шовинизма. Оппоненты «клоачного профессора» так и не смогли прийти к согласию, что хуже – быть евреем или азербайджанцем. Дискурс «взвешивания кровей», распространенный в советское время, остался тем критерием истины, который не дает даже близким по духу соратникам доверять друг другу.

В теоретическом плане объяснение по крайней мере временного закрытия нашего невольного риторического эксперимента дают Рудольф Дроалин и Анник Валло, изучившие предпосылки российского законодательства и правоприменения в отношении «языка ненависти» и «экстремистских проявлений». По мнению этих авторов, в отличие от западных обществ, опирающихся в своем «антиненавистническом» законодательстве на либеральные ценности и права человека, Россия идет по «третьему пути», считая базовой ценностью сохранение социальной стабильности [31]. В нашем конкретном случае кампанию защиты от обвинений в «клоачности» и «пещерной русофобии» ее организаторам пришлось вести средствами «риторики клоачности», подрывая, таким образом, и социальную стабильность, и декларируемые ценности культурного превосходства.

Воплотив высказанное 28 октября 2019 года утверждение в живой письменной и устной речи, организаторы кампании повели себя, однако, в полном согласии с той негативной характеристикой риторики, на которую обычно обращают так мало внимания, что иногда опускают при переводе трактата Квинтилиана «Риторические наставления». Квинтилиан пишет [32], в частности, что если допустить представление о риторике только как о науке, искусстве или технике убеждения, то в руках некоторых людей она и превращается в – и тут он использует греческий термин – κακοτεχνία – негодный инструмент, доказывающий то самое, что скверный оратор хотел опровергнуть.

Саморазоблачительная акция – атака на «пещерного русофоба», проведенная средствами «клоачного языка», – прервалась на время пандемии в марте 2020 года, но ее организационный и риторический потенциал еще не исчерпан.