ИНТЕЛРОС > №4, 2017 > Суд в Страсбурге: к терактам нельзя применять законы войны

Юлия Счастливцева
Суд в Страсбурге: к терактам нельзя применять законы войны


19 октября 2017

[стр. 27 – 37 бумажной версии номера]

 

Юлия Анатольевна Счастливцева – магистр права, журналист.

 

В апреле 2017 года Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) вынес решение по жалобам 409-ти заявителей – жертв террористического акта в Беслане и родственников погибших, – объединенным в одно производство в рамках дела «Тагаева и другие против России»[1]. Суд дал оценку действиям российских властей по предотвращению теракта, проведению операции по освобождению заложников, а также последующему расследованию действий правоохранительных органов и спецслужб в ситуации силового ответа боевикам. ЕСПЧ признал контртеррористическую операцию в Беслане нарушением права на жизнь заложников.

Европейский суд в своей деятельности не касается политики государства в борьбе с терроризмом, но поднимает важные вопросы, связанные с защитой прав жертв террористических атак, правовым регулированием действий органов безопасности и их ответственностью в ходе антитеррористических операций.

Настоящий материал состоит из нескольких частей. Во-первых, восстанавливается событийный контекст того, что происходило в бесланской школе в первые дни сентября 2004 года. Во-вторых, рассказывается, каким образом это дело рассматривалось в российских судах. В-третьих, изучаются основные позиции ЕСПЧ, высказанные в решении по делу «Тагаева и другие против России». В-четвертых, анализируются особые мнения судей Ханлара Гаджиева (Азербайджан), Дмитрия Дедова (Россия) и Пауло Пинто де Альбукерке (Португалия).

 

Бесланский теракт и национальные суды

1 сентября 2004 года боевики, напавшие на бесланскую школу № 1, захватили 1128 заложников, большинством из которых были дети. Через два дня в результате силовой операции по освобождению заложников террористов ликвидировали. При этом погибли 334 человека, в том числе 186 детей, еще 810 человек получили ранения.

Однозначного ответа на вопросы о том, сколько оперативных штабов руководило спецоперацией и кто конкретно принимал решения, нет до сих пор. Вечером 1 сентября в Беслан прибыли тогдашние заместители директора Федеральной службы безопасности России (ФСБ), генералы Владимир Проничев и Владимир Анисимов, а также генерал Александр Тихонов, возглавлявший группы спецназа ФСБ «Альфа» и «Вымпел». Как стало известно в ходе последующих судебных процессов, именно они взяли на себя фактическое руководство контртеррористической операцией. Однако официально на месте событий работал оперативный штаб из представителей осетинских органов власти под руководством президента Северной Осетии Александра Дзасохова и начальника местного УФСБ Валерия Андреева.

Днем 3 сентября в спортзале школы, где боевики держали заложников, прогремели два мощных взрыва, после которых по зданию начал распространяться пожар, приведший к обрушению крыши в спортзале. По версии следствия, причиной взрывов был подрыв террористами самодельных взрывных устройств; по версии некоторых заложников, взрывы произошли в результате обстрела спортзала спецназом, когда пули попали в детонаторы. Следствие подтвердило, что во время спецоперации спецназ ФСБ использовал огнеметы, гранатометы и танки, но настаивало, что тяжелое военное оружие применялось только на поздних стадиях для обстрела не спортзала, а других частей здания. Смерть первых заложников, вероятно, наступила в результате этих взрывов, возгорания и обрушения крыши. Однако следствие так и не провело посмертных судебно-медицинских экспертиз для официального установления причин гибели людей.

Сразу же после первых взрывов спецназ ФСБ начал операцию по освобождению заложников и обезвреживанию террористов. К школе для эвакуации людей устремились бойцы 58-й армии, милиционеры и гражданские лица. Тем временем по зданию распространялся пожар, тушить который начали с большим опозданием из-за отсутствия приказа оперативного штаба. Огонь уничтожил следы первых взрывов и тела 116 человек, обгоревшие останки которых были найдены в спортзале. Выживших людей боевики перегнали в другие помещения школы; впоследствии там были найдены тела еще 208 человек, погибших, вероятно, в ходе штурма здания и перестрелки боевиков со спецназом.

После этой трагедии в России состоялся ряд судебных процессов, связанных с терактом в бесланской школе. Выживший боевик, 24-летний Нур-Паши Кулаев, был осужден и в мае 2006 года признан виновным в терроризме, захвате заложников, убийстве двух или более человек, незаконном изготовлении оружия, посягательстве на жизнь сотрудников правоохранительных органов. Суд приговорил Кулаева к смертной казни, в данный момент он отбывает пожизненное заключение в колонии особого режима.

В марте 2006 года начался судебный процесс по делу милиционеров Правобережного РОВД Беслана. Начальник отдела Мирослав Айдаров, его заместители Таймураз Муртазов и Гурам Дряев обвинялись в преступной халатности[2] из-за того, что не приняли никаких мер по предотвращению террористического акта и усилению безопасности школы. Летом 2004 года, накануне теракта, в РОВД поступило предупреждение о намерении чеченских боевиков проникнуть на территорию Северной Осетии через границу с Ингушетией. Однако в момент захвата бесланскую школу № 1 охраняла только безоружная инспектор по делам несовершеннолетних. Суд еще не был завершен, когда 22 сентября 2006 года Государственная Дума приняла постановление № 3498 «Об объявлении амнистии в отношении лиц, совершивших преступления в период проведения контртеррористических операций на территориях субъектов Российской Федерации, находящихся в границах Южного федерального округа». По ходатайству адвоката судья прекратил дело в отношении милиционеров как попадающих под амнистию. Присутствовавшие при оглашении решения потерпевшие устроили погром в зале судебного заседания.

В июне 2007 года начался суд над начальником Малгобекского РОВД Ингушетии Мухажиром Евлоевым и его заместителем Ахмедом Котиевым. Оба обвинялись в халатности, повлекшей за собой тяжкие последствия, поскольку не предприняли необходимых мер безопасности на территории Малгобекского района, где в районе селений Сагопши и Пседах находился лагерь террористов. Дело ингушских милиционеров рассматривал Верховный суд Ингушетии в помещении Верховного суда Кабардино-Балкарии в Нальчике. Оба подсудимых были оправданы, Верховный суд Российской Федерации признал приговор законным.

Следствие по делу о теракте, начатое генеральной прокуратурой 1 сентября 2004 года, на данный момент не завершено.

 

Дело «Тагаева и другие против России» в ЕСПЧ

В Европейский суд по правам человека жители Беслана представили материалы, собранные ими за эти годы на процессах единственного выжившего боевика Кулаева и сотрудников правоохранительных органов Северной Осетии и Ингушетии, а также доклады парламентских комиссий, книги и статьи, личные объяснения. Заявители обвинили российские власти в нарушении нескольких положений Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, среди которых – статьи 2 (право на жизнь), 13 (право на эффективное средство правовой защиты), 6 (право на справедливый суд), 8 (право на уважение частной и семейной жизни).

По их мнению, нарушением права на жизнь захваченных боевиками людей стало отсутствие реакции местного РОВД на телеграмму МВД РФ от 31 августа 2004 года о необходимости «принятия экстренных мер по антитеррористической защите учебных заведений в День знаний, в частности, обеспечения усиленной охраны школ»[3]. Кроме того, заявители настаивали, что в ходе переговоров с террористами российские власти не исходили из первоочередной задачи сохранения жизней людей и даже способствовали обострению обстановки. В жалобах некоторых заявителей указано, что и штурм здания «не был предпринят с основной целью освобождения заложников»[4]. Жители Беслана обвинили оперативный штаб в промедлении при тушении пожара, преступном в тех обстоятельствах, а также в непропорциональном использовании тяжелого вооружения (гранатометов, огнеметов, танков). Общий лейтмотив жалоб пострадавших таков: контртеррористическая операция в Беслане была направлена не на спасение жизней людей, а на ликвидацию боевиков любой ценой. К нарушению права на жизнь заявители отнесли также неспособность следственных органов провести полное и тщательное расследование всех обстоятельств трагедии и наказать виновных в гибели людей. Одним из препятствий, помешавших эффективному расследованию, стало уничтожение вещественных доказательств на следующий день после ликвидации боевиков, когда фрагменты останков погибших, а также одежду, обувь и личные вещи убитых террористов свезли в карьер.

Европейский суд объединил все обращения по событиям в Беслане в одно производство и в апреле 2017 года вынес решение по жалобам 409-ти заявителей, присудив им компенсацию на общую сумму в три миллиона евро[5]. Суд согласился почти со всеми доводами заявителей относительно нарушения российскими властями права заложников на жизнь. Джессика Гаврон, юрист Европейского центра защиты прав человека, прокомментировала решение ЕСПЧ следующим образом:

 

«Суд исходил из того, что защита человеческой жизни имеет первостепенное значение по смыслу статьи 2 Конвенции. При этом суд, конечно, понимает всю сложность выбора в ситуации крупного теракта и исходя из пределов своей компетенции не оценивает политических стратегий, а рассматривает только оперативные действия силовых служб, которые прямо затрагивают право на жизнь»[6].

 

Основные позиции решения Европейского суда по делу «Тагаева и другие против России» заключаются в следующем.

 

Предотвращение теракта

Суд полагает, что у правоохранительных органов было достаточно информации о планирующемся теракте, чтобы попытаться его предотвратить: были известны масштаб и характер нападения (захват гражданских лиц), место захвата (образовательное учреждение), географический район (территория Ингушетии на границе с Северной Осетией), дата (1 сентября, День знаний). Тем не менее 30 вооруженных боевиков свободно проникли на территорию Беслана через границу с Ингушетией, беспрепятственно преодолев около 35 километров. «Правоохранительные органы в достаточной мере контролировали регион, чтобы предпринять меры для предотвращения или хотя бы смягчения террористической атаки», – пишет суд в решении[7]. Невнимательность служб безопасности к предупреждениям повлекла нарушение Россией права на жизнь своих граждан.

 

Расследование обстоятельств контртеррористической операции и причин гибели заложников

Суд обнаружил четыре серьезных пробела в российском расследовании обстоятельств штурма школы спецподразделениями ФСБ. Во-первых, суду показалась «поразительной» неспособность следствия установить и документально зафиксировать причины смерти заложников. Во-вторых, непоправимый вред расследованию нанесло уничтожение доказательств на следующий день после ликвидации боевиков. В-третьих, действия оперативного штаба, в том числе решение о применении оружия неизбирательного действия (гранатометов, огнеметов и танков), не были оценены в ходе расследования, в том числе из-за отсутствия отчетов и каких-либо документов (описи использованного оружия и боеприпасов, указания времени их применения). В-четвертых, российские власти ограничили общественный контроль над ходом расследования, не допустив потерпевших к документам следствия. Общественный контроль, по мнению суда, крайне важен в делах, связанных с обвинениями сотрудников правоохранительных органов и военнослужащих. Все эти обстоятельства стали причиной неэффективности официального расследования трагедии, фатальной неполноты задокументированных данных, что также повлекло нарушение Россией обязательств по статье 2 Конвенции.

 

Операция по освобождению заложников и работа оперативного штаба

В ситуации реального и непосредственного риска для жизни людей задача оперативного штаба заключалась в четком распределении функций, ответственности и выстраивании взаимодействия как внутри штаба, так и с внешними службами. Европейский суд не оценивал политических решений, связанных со стратегией ведения переговоров (хотя заявители ее критиковали), но высказался по поводу действий оперативного штаба, скорости принятия решений, координации силовых служб с медиками и МЧС. Неэффективная работа оперативного штаба, руководившего операцией по освобождению заложников, является еще одним нарушением статьи 2 Конвенции.

 

Оружие неизбирательного действия

Впервые в российском деле о теракте на Северном Кавказе ЕСПЧ оценил законодательное регулирование применения оружия неизбирательного действия и нашел его недостаточным для защиты от произвола. Проанализировав положения российского закона «О борьбе с терроризмом»[8], суд заключил, что закон не устанавливает правовых принципов и ограничения для использования «силы на поражение» в невоенной ситуации. Между тем правовые рамки должны существовать и, более того, работать на защиту людей от произвольных действий государства. Во время штурма школы в Беслане спецназ ФСБ, по мнению судей, неизбирательно применял «силу на поражение» (огнеметы, гранатометы, танки и стрелковое оружие), что могло привести к гибели заложников. Опираясь на критерий «абсолютной необходимости», ЕСПЧ пришел к выводу, что «применение оружия неизбирательного действия с высоким риском для жизни заложников не было крайне необходимым в обстоятельствах дела»[9]. Европейский суд подчеркнул в своем решении: целью операции по освобождению заложников должно быть предупреждение насилия, а не наоборот.

Здесь уместно пояснить, что применение судом критерия «абсолютной необходимости» в статье 2.2 Европейской конвенции предполагает следующий тест. В ситуации, когда силу на поражение используют служащие и официальные лица государства, необходимо ответить на два вопроса:

1) Было ли применение силы «строго пропорциональным» достижению одной из целей, указанных в статье 2.2, принимая во внимание степень риска угрозы жизни?

2) Была ли операция тщательно спланирована, подготовлена и контролировалась ли властями с целью минимизации действия «силы на поражение» и риска для жизней жертв?

Применение летальной силы, по мнению ЕСПЧ, соответствует необходимым требованиям, если оно основано на добросовестном понимании, что использование такой силы абсолютно необходимо – если даже в итоге такое убеждение оказалось ошибочным. Европейский суд полагает, что решение о применении силы должна предварять тщательная оценка всех фактов. На государстве лежит обязанность доказать, что каждый случай применения «силы на поражение» тщательно планировался и контролировался. Так, например, в решении суда по делу «МакКанн против Соединенного Королевства» указано:

 

 

«Действия агентов безопасности не несли в себе степени должной предусмотрительности в использовании огнестрельного оружия, которой можно было бы ожидать от правоохранительных органов в демократическом обществе, даже если они имеют дело с угрозой терроризма»[10].

 

В решении по делу о теракте в Беслане суд выразил надежду, что Россия внимательно отнесется к позициям ЕСПЧ, в том числе для корректировки национального законодательства о противодействии терроризму. Тут уместно вспомнить, что по новой российской процедуре исполнения решений международных судов Министерство юстиции Российской Федерации может направить постановление Европейского суда в Конституционный суд для соотнесения позиций Страсбурга с Основным законом России – и только потом приступить (или не приступить) к его исполнению.

 

Особые мнения судей ЕСПЧ

Трое судей Европейского суда не согласились с некоторыми выводами коллегии судей. Судьи Ханлар Гаджиев из Азербайджана и Дмитрий Дедов из России высказали особое мнение в поддержку позиции России, судья из Португалии Пауло Пинто де Альбукерке, напротив, посчитал итоговое решение ЕСПЧ слишком мягким.

Судьи Гаджиев и Дедов, во-первых, выразили несогласие с оценкой работы оперативного штаба, а во-вторых, заявили, что применение военного оружия в ситуации теракта было абсолютно необходимым:

 

«Нужно принять во внимание сложность ситуации, когда тысяча человек находится в заложниках и мирное разрешение конфликта невозможно. Ситуация усугублялась тем, что большинство захваченных были дети, террористы обкладывали их взрывчаткой и явно демонстрировали готовность умереть, некоторые из них были смертниками. Боевики использовали детей и женщин как живой щит, ставили их на подоконники, прикрываясь от огня. В Беслане они были подготовлены гораздо лучше, чем в Москве при захвате театрального центра на Дубровке. Это были опытные и хорошо подготовленные бойцы, которые прошли две чеченские войны. Трудно сравнивать масштаб теракта в Беслане со всеми другими. Перечисленные факторы легли тяжелым эмоциональным и психологическим бременем на тех, кто принимал решения».

 

Ситуация в бесланской школе характеризуется как близкая к «боевым действиям», поскольку боевики были вооружены тяжелыми боеприпасами, использование которых привело бы к массовым человеческим потерям. В свете указанных обстоятельств судьи Гаджиев и Дедов предпочли бы вообще не оценивать качество работы оперативного штаба, поскольку «сделать вывод о нарушениях или их отсутствии в столь сложной ситуации практически невозможно»[11].

По версии судей Гаджиева и Дедова, тяжелое оружие спецназ ФСБ использовал избирательно, стреляя «непосредственно по боевикам», укрывавшимся в разных частях здания. В материалах дела, по их мнению, недостаточно доказательств того, что заложники погибли из-за обстрела школы спецназом ФСБ, а не боевиками – тем более, обе стороны использовали похожее оружие, а экспертизы тел убитых проведены не были. Гаджиев и Дедов не согласились и с выводом большинства судей о том, что силовой ответ террористам был плохо подготовлен: дело в том, что адекватно оценить степень подготовленности контртеррористической операции невозможно в силу ее секретности. И правовое регулирование действий государственных органов в ситуации теракта, по их мнению, достаточно отражено в российском законодательстве, однако есть проблемы в правоприменительной практике. Судьи упоминают, что российский закон о борьбе с терроризмом 1998 года среди прочего предусматривал принцип «приоритета защиты прав лиц, подвергающихся опасности» и принцип «минимальной уступки террористу». В то же время оба согласились с тем, что Россия нарушила право на жизнь заложников вследствие бездействия милиции накануне теракта и неэффективности последующих следственных мероприятий.

Португальский судья Пауло Пинто де Альбукерке в особом мнении выразил удивление, что суд не усмотрел в деле нарушения статьи 13 Конвенции (право на эффективное средство правовой защиты), несмотря на пробелы в расследовании, невозможность для родственников погибших получить доступ к важным документам, несостоятельность судов над осетинскими и ингушскими милиционерами, отказы родственникам погибших в гражданских исках.

 

«Амнистии и помилования недопустимы в ситуациях, связанных с преступными действиями сотрудников правоохранительных органов, нарушивших вторую или третью статьи Европейской конвенции»[12].

 

Достоинством решения ЕСПЧ он назвал его принципиальность: несмотря на масштабность террористической атаки и гибель более трехсот человек, коллегия судей преодолела искушение рассмотреть теракт в Беслане как военную ситуацию.

 

«Отрадно, что риторика “войны с террором” пока не проникла в толкование статьи 2 (право на жизнь), как она проникла в толкование статьи 5 (право на свободу и личную неприкосновенность), и суд не применил здесь стандартов права вооруженных конфликтов, снижающих уровень защиты прав человека. По сути в решении суд прямо говорит, что право военных конфликтов к терактам неприменимо»[13].

 

Позиция России

В июле 2017 года уполномоченный России при Европейском суде по правам человека Михаил Гальперин обжаловал постановление ЕСПЧ[14] и ходатайствовал о передаче дела на апелляцию в Большую палату Страсбургского суда.

В жалобе уполномоченного говорится о применении Европейским судом двойных стандартов в оценке планирования контртеррористической операции, работы оперативного штаба и применения тяжелого оружия, поскольку позиция суда здесь отличается от позиции, заявленной по другим аналогичным делам. В качестве примера приводится дело «Армани Да Сильва против Соединенного Королевства», когда после обнаружения взрывных устройств в лондонском метро в июле 2005 года полиция расстреляла в вагоне метро подозреваемого, причастность которого к подготовке терактов впоследствии не подтвердилась. Рассмотрев жалобу родственников погибшего, ЕСПЧ не нашел тогда нарушений права на жизнь, а значит, «фактически одобрил применение британскими полицейскими оружия против гражданского лица на основе их субъективных убеждений в том, что он является террористом-смертником». Уполномоченный указывает суду на расхождение с его собственной прецедентной практикой и считает безосновательным обвинение российских спецслужб в том, что «они якобы не убедились в отсутствии заложников в здании школы до применения тяжелого вооружения против террористов»[15].

Россия также указывает судьям ЕСПЧ на недостаточное понимание специфики борьбы с международным терроризмом и невозможность подробно законодательно описать ход контртеррористических операций с указанием используемых спецслужбами методов и видов оружия для каждого конкретного случая. В официальном сообщении на сайте Министерства юстиции России в этой связи говорится следующее:

 

«При оценке подобных трагических событий, ставших в последнее время обыденностью и для европейских стран, следует учитывать, что террористы игнорируют демократические процедуры, не считаются с нормами морали и права, отвергают возможность цивилизованной дискуссии. Они выражают свои идеи исключительно при помощи насилия, пытаясь утвердить страх в обществе, создать атмосферу незащищенности, подорвать уверенность общества в государственных органах»[16].

 

Публичное раскрытие методик по разрешению кризисных ситуаций, по мнению российских властей, недопустимо, поскольку создаст помехи в работе сил безопасности. Россия призвала Европейский суд пересмотреть свои выводы и принять решение, которое позволило бы всем странам Совета Европы в будущем эффективно, без чрезмерных обязательств по защите жизней частных лиц, противостоять террористической угрозе.

 

[1] См.: ECHR. Tagayeva and Others v. Russia. Judgment of 13 April 2017(http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-172660).

[2] См.: Террористический акт в Беслане (1–3 сентября 2004 года) // Кавказский узел. 2017. 13 апреля (www.kavkaz-uzel.eu/articles/211997/#note_15).

[3] Из стенограммы заседания Совета Федерации 22 декабря 2006 года.

[4] Цит. по: Дело «Тагаева и другие против России» по теракту в Беслане 1–3 сентября 2004 года (www.centrehr.ru/specialists/1).

[5] ЕСПЧ обязал Россию выплатить заявителям моральную компенсацию в размере 2 955 000 евро и 88 000 евро – в качестве возмещения судебных расходов.

[6] Victims Placed at the Centre in Beslan School Siege Judgment (Tagayeva and Others v. Russia) // Strasbourg Observers. 2017. May 24 (https://strasbourgobservers.com/2017/05/24/tagayeva-and-others-v-russia-...).

[7] ECHR. Tagayeva and Others v. Russia… § 491.

[8] Федеральный закон от 25 июля 1998 года № 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом».

[9] ECHR. Tagayeva and Others v. Russia… § 609.

[10] См.: ECHR. McCann v. the United Kingdom. Judgment of 27 September 1995(http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-57943). Описание обстоятельств дела см. в: www.echr.ru/documents/doc/2461489/2461489.htm.

[11] Joint Partly Dissenting Opinion of Judges Hajiyev and Dedov // ECHR. Tagayeva and Others v. Russia…

[12] Partly Dissenting Opinion of Judge Pinto de Albuquerque // ECHR. Tagayeva and Others v. Russia

[13] Там же.

[15] Там же.

[16] Там же.


Вернуться назад