Леонид Сторч (р. 1963) – филолог, юрист, культуролог, сотрудник кафедры культурологии Университета Синакаринвирот (Бангкок, Таиланд).

 

События вокруг панк-группы «Pussy Riot» сформировались не в политическом вакууме, их следует рассматривать в широком контексте протестного движения, охватившего Россию зимой 2011-го – летом 2012 года. Каждая из протестных акций в этот период могла бы взбудоражить общественность не меньше, чем дело «Pussy Riot». Тем не менее, именно одноминутному панк-перформансу было суждено получить мировой резонанс и перерасти в событие, принципиальное для ценностного ландшафта современного российского общества. Причина столь далеко идущих общественных и интеллектуальных последствий – в необычной по интенсивности риторике антивестернизма, характеризующей дело «Pussy Riot», a также в том участии, которая приняла Русская православная церковь (РПЦ) в критической кампании против панк-группы.

Либеральные идеи традиционно воспринимались в России как по преимуществу западный продукт, чуждый русскому национальному духу. Российская национально-консервативная мысль ставит знак равенства между либерализмом и Западом, рассматривая последний как «абсолютное зло, географическое месторасположение реального исторического ада»[1]. При таком отношении не удивительно, что действия панк-группы, отстаивающей феминистские, протестные взгляды, вызвали поток антивестернистской риторики.

Эта риторика является лейтмотивом критической кампании, поднятой вокруг дела «Pussy Riot», и по большому счету всю эту кампанию можно рассматривать как проявление антивестернизма. Ниже будут рассмотрены шесть основных концептуальных компонентов соответствующей антивестернистской риторики: (1) разоблачение «плана Бжезинского», (2) антикатолицизм, (3) обвинения в ритуальности, десакрализации святынь и подготовке революции, (4) антисемитский дискурс, (5) отпор подписантам и (6) сопротивление «прессингу» Запада.

Кампания против «Pussy Riot» неоднородна, в ней отражается все многообразие антилиберальных движений сегодняшней России и Украины. Поскольку центральным моментом критики был и остается антиправославный характер панк-перформанса, участников кампании можно условно разделить на три идеологические группы согласно их месту в православной культуре. Прежде всего это православное духовенство, представленное в данной работе главным образом Александром Шумским, Всеволодом Чаплиным и Георгием Городенцевым. Далее, это светскоправославные, то есть те, кто считает себя в той или иной степени воцерковленным (Александр Проханов, Александр Дугин, Аркадий Мамонтов, Егор Холмогоров, Игорь Друзь). И, наконец, околоправославные (или «православные атеисты»), которые, считая себя в целом нерелигиозными людьми, ассоциируют себя с православной культурой или сочувствуют ей (Виталий Третьяков, Владимир Жириновский и другие).

Бóльшая часть осудивших акцию «Pussy Riot» объявила ее кощунством и/или диверсией. Пытаясь определить конечную цель и вдохновителя этой «диверсии», критики исходили из презумпции, что участницы группы были не в состоянии самостоятельно придумать и осуществить данную акцию без чьего-либо заказа или руководства со стороны. Кукловодом почти сразу был назван Запад, иногда также давались указания на конкретных представителей либеральных или антиправительственных кругов (например, Бориса Березовского, Станислава Белковского и других). Впрочем, в представлении большинства российских патриотов-государственников практически любая фигура, находящаяся в оппозиции Владимиру Путину, в той или иной степени финансируется или поддерживается Западом.

 

Разоблачение «плана Бжезинского»

Для большинства светскоправославных критиков отправной точкой риторики антивестернизма в деле «Pussy Riot» являются конспирологические разоблачения всевозможных антироссийских планов, на осуществление которых был нацелен панк-молебен. Так, по мнению Сергея Писарева, сопредседателя екатеринбургского отделения Всемирного русского народного собора (главой Собора является патриарх Кирилл), курс на уничтожение российской государственности лежит через уничтожение РПЦ:

«Сами девочки – всего лишь исполнители сценария по развалу РПЦ, а оказанная им массовая поддержка была направлена на то, чтобы события получили широкий общественный резонанс и в России, и за границей»[2].

Намекая на США как на вероятный источник агрессии, Писарев приводит высказывание, приписываемое Збигневу Бжезинскому:

«На пути к американскому мировому господству стоит только Русская православная церковь. Окончательная победа над Россией […] произойдет только после уничтожения РПЦ»[3].

В соответствии с таким подходом панк-молебен становится угрозой национальной безопасности всей России. Заметим, что «цитата» из Бжезинского, своеобразный атавизм «холодной войны», давно уже бродит по националистическим и конспирологическим сайтам Рунета и воспроизводится на обсуждении первой части фильма Аркадия Мамонтова «Провокаторы». Автор высказывания доподлинно неизвестен, не ясно и почему – даже если оно принадлежит Бжезинскому – нынешние американские власти должны руководствоваться мнением политика, вот уже 30 лет находящегося в отставке. В любом случае фальсифицированное происхождение этой цитаты не оставляет сомнений[4].

Значительное число суждений о предполагаемом уничтожении (или, как минимум, ослаблении) России представляет собой вариации идеи, приписываемой Бжезинскому. Так, идущая ныне работа по реализации «плана Бжезинского» описывается Александром Прохановым следующим образом:

«В обществе запущена […] гигантская пропагандистско-информационная машина, направленная на основы русской государственности. Эта машина ставит себе целью перемолотить, превратить в пыль, в прах, деформировать все идеологические базовые основы, на которых зиждилась традиционная русская государственность. […] Одной из основ этой государственности является православие. […] И поэтому на Православную Церковь, ее иерархов, ее священников направлены эти мощные истребительные удары»[5].

В сознании большинства антилибералов образ предстоятеля РПЦ является символом церкви и всего православного учения, и потому первым объектом войны против церкви им видится именно патриарх Кирилл. В этой связи Николай Стариков, публицист и автор десятка конспирологических исследований, популярных в среде православных фундаменталистов, утверждает:

«Любой человек в России и за ее рубежами должен знать – российское государство неизбежно, в соответствии с законом, покарает того, кто покушается на душу нашего народа»[6].

Конечной целью этих покушений, по мнению Максима Шевченко, тележурналиста и члена Общественной палаты России, является намерение Запада навязать России комплект своих «перверсий», выдаваемых за культурные ценности, а именно: гомосексуальные браки и «радостную уверенность» в том, что «человек произошел от обезьяны, а стало быть, его внутренняя свобода […] тождественна свободе животных инстинктов»[7].

Стариков, выступивший экспертом в фильме Мамонтова «Провокаторы» (вышел в эфир 22 апреля 2012 года), заявил, что заказчики панк-молебна – это те, «кто проводят мировую глобализацию», те, кто ради денег готов «уничтожить духовные ценности». «Мировая глобализация» здесь уподобляется войне, которая «никогда не кончалась», а просто «стала более заметной». Участницы же «Pussy Riot» оказываются для Старикова пушечным мясом «войны против своего народа»[8]. Примерно такой же аргументации придерживается Владимир Жириновский, говоря о том, что панк-молебен – антирусская акция, а те, кто его провел – западные диверсантки[9].

К военным аналогиям обращается и Проханов: оценивая опасность, которую представляет собой группа, он объявил на страницах газеты «Завтра», что панк-вокалистки «страшнее подводных лодок, [курсирующих] у наших берегов»[10]. Правда, выступая на телевидении (16 октября 2012 года, программа «Специальный корреспондент»), Проханов оставил милитаристскую стилистику, уподобив участниц группы стенобитной машине, которая «долбит кремлевские стены». Акции этой машины спланированы «стратегами либерализма», одни из которых находятся в России, другие – на Западе[11]. Сравнение было поддержано Виталием Третьяковым, политологом и деканом Высшей школы телевидения МГУ, отметившим также, что действия группы – это еще и нападение на патриарха. Объясняя выбор момента для проведения панк-молебна, Проханов указывает на актуальность текущего исторического момента: Россия «стоит на гране прыжка» и готова «совершить удар», не уточняя, правда, куда именно.

Идейная контратака против исполнителей «плана Бжезинского», в сонме которых оказались участницы «Pussy Riot», обнаруживает преемственность с антизападническими концепциями 150-летней давности. В свое время Федор Тютчев уверял, что международная политика западных держав, элементом которой он считал, кстати, и филантропию, строится на презумпции того, что «всякое общество, не устроенное в точности по западному образцу, недостойно существования»[12]. Как и Тютчев, в неприязни, которую Запад испытывает к культурам, ему противостоящим или просто от него отличным, Александр Дугин видит причину идеологической войны против России, против «консервативной вечности»[13]. Расправившись со своей духовной традицией, оставшейся в наследство от Рима, Запад обрушился на весь остальной мир, прежде всего на Россию. Именно Россия, государственность которой построена на византийском принципе «симфонии властей», отринутом Западом, вызывает особую ненависть ее геополитических врагов. И панк-молебен, и все протестное движение 2011–2012 годов понимаются Дугиным как «части одного и того же процесса – борьбы современного западного либерализма против… режимов, государственных или религиозных систем, которые либо отличаются от западной модели демократии, либо жестко им противостоят»[14].

 

Антикатолицизм

Версия о том, что организатором панк-молебна является Ватикан, достаточно маргинальна, но она хорошо согласуется с конспирологическими теориями о планах Запада и Римско-католической церкви по уничтожению православия и захвату власти в России, которые высказывались задолго до дела «Pussy Riot». Во многом напоминая «план Бжезинского», эта теория была сформулирована светскоправославным конспирологом Александром Тимофеевым[15].

Суть конфликта – в отрицании духа подлинной, византийской духовности, носителем которой является Россия. Отсюда, как объяснял еще Иоанн Кронштадтский, – ненависть католиков к православию, выражающаяся «в хулах и клеветах на Православную Церковь»[16]. С точки зрения Тимофеева, панк-молебен случился именно в 2012 году, поскольку именно тогда планировался (и состоялся) «исторический» приезд патриарха в Польшу[17] – страну, по давнему замечанию Тютчева, отрекшуюся от своей славянской сути ради «ложной цивилизации и фальшивой национальности», навязанных ей Ватиканом[18]. Визит, как считает Тимофеев, воспринимался католическим миром как попытка создать славянский экуменический союз, в котором Московская патриархия, будучи символом идей Третьего Рима, играла бы лидирующую роль. Чтобы помешать образованию этого союза, а значит – усилению РПЦ, Ватикан и организовал свою атаку.

Стоит отметить, что какими бы ни были «истинные» планы Ватикана в отношении России, понтифик Бенедикт XVI выразил РПЦ поддержку в связи с «вандализмом» в Храме Христа Спасителя[19].

 

Обвинения в ритуальности, десакрализации святынь и подготовке революции

Дело «Pussy Riot» вызывает целый ряд юридических аналогий. Это и суд над Иосифом Бродским (Ленинград, 1964), и процесс Андрея Синявского и Юлия Даниэля (Москва, 1965–1966), и процесс Менахема Менделя Бейлиса (Киев, 1913). Параллель с последним особенно интересна. И дело Бейлиса, и дело «Pussy Riot» дамокловым мечом разделили россиян по отношению к демократическим ценностям, став испытанием на радикализм. В 1913 году российское общество перед этим испытанием устояло, в 2012-м – нет.

С юридической точки зрения, обвиняемым в «деле о кровавом навете» был приказчик с кирпичного завода, но фактически на скамье подсудимых находились те, кто «стоял за ним», a именно – все мировое еврейство и иудаизм. Формально в деле «Pussy Riot» были осуждены три молодые панк-вокалистки. Фактически объектом процесса и критической кампании вокруг него стали Запад и либеральные ценности. Таким образом, идеологическим содержанием процесса Бейлиса был антисемитизм, а дела «Pussy Riot» – антивестернизм. Их общий знаменатель – ксенофобия.

Бейлису вменялось в вину использование крови христианского отрока для приготовления пасхальной мацы. Надежде Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерине Самуцевич – богохульство в Храме Христа Спасителя, преподнесенное – за неимением соответствующей статьи – под видом хулиганства. В основе обоих действий, как полагают православные комментаторы, лежит ритуал[20]. С точки зрения иерея Александра Шумского, действо в храме также является ритуальным актом, на что указывает вся его символика: пестрые одежды, маски, «дрыганье ногами», кощунственные крики и прочая «бесовская» атрибутика. Схожую мысль высказывает и протоиерей Георгий Городенцев. В действиях группы он видит «ритуальное преступление», в котором кроме «бесноватых девиц массированно участвовали и сами бесы». По его логике, символика этого акта выдает его западническую либеральную суть: «Бога нет – все дозволено»[21], или, говоря словами Шумского: «Любая революция начинается с кощунства»[22].

Обвинения в ритуальном и десакрализационном характере акции «Pussy Riot» стали прерогативой критиков из числа духовенства и в меньшей степени озвучивались представителями светскоправославной группы. В свое время Всеволод Чаплин, председатель синодального отдела по взаимодействию церкви и общества, поразил Интернет-аудиторию заявлением о том, что «есть вещи, которые более важны, чем уничтожение того или иного количества людей», и что «святыни и вера» более важны, чем жизнь человечества[23]. Если принять это утверждение как постулат, то придется согласиться и с тем, что десакрализация святынь неизбежно ведет к революционному апокалипсису и потому заслуживает самой суровой кары. В этой связи Шумский уверен: успех «болотных ребят» приведет к анархии, в результате чего Россия потеряет способность сопротивляться Западу и развалится. «В таких условиях участие русского человека в протестных движениях равносильно государственному преступлению», – подводит он итог[24].

 

Антисемитский дискурс

Если антисемитизм был идеологической основой процесса Бейлиса, то «еврейский след» в кампании против «Pussy Riot» бросается в глаза не сразу. Тем не менее, поскольку он является неотъемлемым компонентом антивестернистского дискурса, его стоит принимать во внимание. Черносотенная риторика, которой обычно изобилует националистическая публицистика, в данном случае отсутствует, но попытки указать на «заказчика» панк-молебна почти всегда заканчиваются упоминанием Бориса Березовского, Станислава Белковского, Марата Гельмана, а также – несколько опосредованно – Алексея Плуцера-Сарно.

В кампании против «Pussy Riot» скрытые антисемитские настроения проявляются главным образом среди светскоправославных (Мамонтов, Холмогоров), в меньшей степени – среди околоправославных и практически не прослеживаются в критике, исходящей от духовенства. Официальная церковная пресса в обсуждении этого дела вообще старалась избегать конкретики и деперсонифицировала участниц группы, обозначая их «лицами, осквернившими священное пространство Храма Христа Спасителя»[25].

Среди потенциальных еврейских заказчиков панк-молебна неоднократно упоминался Березовский, а наиболее известная попытка провести связь между ним и группой была предпринята Аркадием Мамонтовым в телефильме «Провокаторы – 2» (вышел в эфир 11 сентября 2012 года)[26]. Многочисленные анонсы обещали разоблачение заказчиков панк-молебна, однако показаны были лишь кадры с лондонским рестораном «Zafferano» и Березовским, идущим по улице; затем последовало выступление некоего Алексея Вишняка, представленного в качестве бывшего консультанта олигарха. Вишняк сообщил, что за год до проведения акции в Храме Христа Спасителя Березовский показал ему взятые из Интернета фотографии Петра Верзилова и Надежды Толоконниковой и сказал: «Мы скоро начнем действовать, […] по церковной линии начнем действовать». На этом доказательства причастности Березовского к акции «Pussy Riot» исчерпывались.

Надо сказать, что Мамонтов усиленно пытался завуалировать антиеврейские импликации «разоблачений». Для поддержания видимости политкорректности в фильм было включено интервью с израильским раввином, а на обсуждении после показа присутствовали несколько евреев. Это, впрочем, не спасло фильм от крайне негативной реакции, последовавшей даже от весьма далеких от либерализма людей. Главный «свидетель обвинения» Вишняк был опознан журналистами как бывший обвиняемый по делу об убийстве собственных родителей[27], а Березовский (считающий, к слову, себя православным) его «показания» опроверг, в целом позитивно высказавшись о «Pussy Riot»[28].

Политолог Станислав Белковский также назывался среди тех, кто якобы стоял за панк-группой. Подозревая РПЦ в моральном банкротстве и даже предлагая ее распустить[29], он является одним из создателей ревизионистской «Корпорации православного действия». Многие оппоненты Белковского ставят под сомнение искренность высказываемых им православных взглядов, называя его «покровителем бесовок из “Pussy Riot” и “Femen”», обвиняя в «одурманивании и уничтожении русского народа»[30].

Схожие обвинения раздавались и в адрес Марата Гельмана, галериста, чья выставка современной иконописи «Духовная брань» (2012) стала объектом многочисленных нападок со стороны радикалов[31]. Юрий Крупнов, националист, председатель Движения развития, назвал его «заказчиком, сценаристом и постановщиком» панк-молебна[32], а Егор Холмогоров, предполагая участие Гельмана в акциях «Pussy Riot», считает это антиправославной диверсией[33].

Наконец, поток критики задел и Алексея Плуцера-Сарно, исследователя русского мата и неофициального идеолога арт-группы «Война», в которой в свое время состояли Верзилов и Толоконникова. Хотя Плуцер-Сарно не принимал участия в деятельности «Pussy Riot», в общественном сознании, а зачастую и в представлении журналистов эти две группы часто рассматривались неразрывно друг от друга.

 

Отпор подписантам

Традиция коалиционных выступлений интеллигенции в защиту жертв политических репрессий существует в России и за ее пределами довольно давно. Но немногие из таких обращений могут сравниться по масштабности с участием, принятым либеральной интеллигенцией в деле «Pussy Riot». В этом плане ближайшей аналогией опять-таки выступает процесс Бейлиса, однако, если протест по тому делу запомнился как «писательский», то в случае с панк-молебном он стал скорее «кино-музыкальным» благодаря значительному числу режиссеров, актеров и музыкантов среди подписавших «Обращение деятелей культуры и искусства РФ»[34]. Подписанты требовали переквалифицировать дело из уголовного в административное (каковым оно в действительности и являлось) и отпустить задержанных.

Выступление творческой интеллигенции в защиту «Pussy Riot» вызвало встречное антизападническое негодование, охватившее в равной степени духовенство, светскоправославные и околоправославные круги. Критики обвиняли подписантов в предательстве интересов России в угоду Западу и войне против РПЦ. Именно в реакции либеральной интеллигенции на процесс, затрагивающий принципиальные интересы церкви, Шумский видит связь между двумя судебными делами. Как все «противники царской власти, все ненавистники Императора Николая II, то есть все либералы начала прошлого века, слились в едином антидержавном порыве», так и «недалекие актеры и режиссеры» заносят сегодня «нож над спиной нашего Президента»[35].

После того, как обращение было опубликовано в Интернете, его подписали еще пятьдесят тысяч человек. «Почвенники» попробовали подготовить «симметричный ответ», но в результате было составлено только одно открытое письмо, подписанное двадцатью писателями и журналистами, среди которых наиболее узнаваемым oказался Валентин Распутин[36]. Авторы осудили своих коллег за то, что те оказывают давление на власти ради достижения «чуждых России эгоистичных целей», и поставили под сомнение их право относить себя к русской интеллигенции. Ответ антилибералов не был особо внушительным, но многие деятели культуры (Никита Михалков, Елена Ваенга, Олег Газманов) продолжали публично осуждать акцию «Pussy Riot». И, хотя это происходило не коалиционно, но индивидуально, стало очевидно, что в творческой среде, как и во времена дела Бейлиса, произошел необратимый раскол.

 

Сопротивление «прессингу» Запада

Поддержка, оказанная «Pussy Riot» творческой либеральной интеллигенцией, вышла далеко за пределы России. В США, Канаде, Германии, Великобритании и ряде других стран прошли акции протеста против ареста и уголовного преследования панк-вокалисток. O солидарности с группой заявили Пол Маккартни, Бьорк, Стинг, Мадонна, Питер Габриэл, Элайджа Вуд. Философ Славой Жижек написал письмо осужденным[37] и опубликовал критическое эссе, в котором подчеркивал, что подлинным богохульством в этом деле является позиция российских властей[38]. Лауреат Нобелевской премии мира, бирманская правозащитница Аун Сан Су Чжи, призвала освободить заключенных, а «Amnesty International» уже в апреле признала их узницами совести.

В августе 2012 года во время своих концертов в России, собравших десятки тысяч людей, Мадонна провела акции в поддержку «Pussy Riot». Это – наряду с ее открытым протестом против дискриминации секс-меньшинств в Санкт-Петербурге – вызвало резкую реакцию со стороны светскоправославных кругов. Мамонтов и Холмогоров обвинили певицу в том, что она пытается узаконить в России «право на кощунство»[39], а группа православных активистов Санкт-Петербурга выдвинула многомиллионный судебный иск о возмещении морального вреда, нанесенного «пропагандой гомосексуализма»[40].

K кампании в защиту панк-вокалисток присоединились и политики. Негативное отношение к преследованию группы высказали госсекретарь США Хиллари Клинтон и канцлер ФРГ Ангела Меркель, 7 августа 2012 года 121 депутат бундестага подписали письмо в защиту «Pussy Riot»[41]. По масштабности международная кампания в поддержку Толоконниковой, Алехиной и Самуцевич сопоставима с движением в поддержку Нельсона Манделы в 1980-е годы. Антилиберальные авторы сетовали на «глобальный информационный прессинг», оказываемый на Россию[42], и пытались дискредитировать сочувствующих группе – впрочем, не особенно успешно.

Другим аспектом «прессинга» Запада в деле «Pussy Riot» стали многочисленные призы и номинации, которых удостоились участницы группы. В течение только трех осенних месяцев 2012 года они получили номинацию на премию Сахарова (Бельгия, сентябрь), премию мира «Леннон–Оно» (США, oктябрь), номинацию на премию Лютера (Германия, октябрь); 57-е место в рейтинге ста самых влиятельных людей в мире искусства, подготавливаемого журналом «ArtReview» (Великобритания, октябрь); 16-е место в рейтинге ста ведущих глобальных мыслителей, составляемого журналом «Foreign Policy» (США, ноябрь); номинацию на звание «Человек года» журнала «Time» (США, ноябрь).

Выдвижение на премию Сахарова стало едва ли не самым большим вызовом путинскому режиму со времен судов над Михаилом Ходорковским. Духовенство, светскоправославные и околоправославные выступили единым фронтом против тех, «кто стоял за номинацией». Стоял же за ней депутат Европарламента от Германии Вернер Шульц, которого поддержали еще 45 членов парламента. Теперь в сознании участников кампании против «Pussy Riot» по ту сторону баррикад оказались не просто безымянные адепты «плана Бжезинского», но реальные политики, заседающие в крупнейшем европейском законодательном органе. Критика в адрес Европарламента весьма обширна, но сводима к двум основным линиям. Во-первых, депутаты обвинялись в оказании прямого политического давления на российское государство. Так, Константин Долгов, уполномоченный МИД РФ по вопросам прав человека, демократии и верховенства права, назвал номинацию «грубой попыткой вмешательства в деятельность независимой ветви российской власти»[43]. В контексте дела «Pussy Riot» этот аргумент часто сопровождался указаниями на «лицемерную сущность» западной политической системы: мир, где систематически нарушаются права человека, не имеет права учить Россию демократии[44]. Во-вторых, критики видели в номинации оскорбление памяти великого правозащитника. Характеристика, которую дал в этой связи депутат Государственной Думы Владимир Бурматов, показательна: «Это – глумление в особо циничной и извращенной форме над именем Сахарова, это плевок в лицо всем самым достойным людям, кто получал эту премию ранее»[45].

Как компонент антивестернистской кампании против панк-группы сопротивление «прессингу» Запада имеет важную особенность. В отличие от уже рассмотренных примеров антилиберальной риторики, здесь, помимо трех групп, выделенных в начале, к критике присоединилась и четвертая – чиновники, представители России на дипломатической арене. Таким образом, антивестернистская риторика дела «Pussy Riot» стала и характеристикой позиции российских властей, которые, впрочем, настойчиво акцентировали свою полную к нему непричастность.

 

***

Кампания против «Pussy Riot», продолжающаяся до сих пор, характеризуется ярко выраженной антивестернистской риторикой. Одни концептуальные компоненты этой риторики свидетельствуют о прочности, с которой в общественном сознании укоренилось мнение об идеологической войне, ведущейся Западом против России. Другие – об устойчивости ксенофобских настроений; популярности мистической и конспирологогической интерпретации политических событий; а также об усиливающемся влиянии православной идеологии и установлении аксиологического примата символов над интересами личности – то есть о целом ряде явлений, общим знаменателем которых является антилиберальное мировоззрение. Эта риторика обнаруживает и другую тенденцию: в потоке критики часто раздавался аргумент, что два года тюремного заключения – довольно гуманная мера; а если бы участницы «Pussy Riot» совершили нечто подобное в мечети, их якобы ждала бы смертная казнь или расправа верующих[46]. Показательными здесь являются слова архиепископа Уральского и Актюбинского Антония, который считает, что, вместо того, чтобы защищать панк-вокалисток, России нужно поучиться у мусульман, как правильно бороться с кощунствами[47]. Таким образом, дистанцируясь от либерального Запада, путинская Россия постепенно проходит через трансформацию идеологической самоидентификации, все настойчивей ассоциируя себя с тоталитарными режимами и мусульманским Востоком.

Для многих судебный процесс над участницами панк-молебна явился моментом истины, который должен был определить последующий ход исторического развития российской государственности[48]. Судя по вынесенному приговору, путинская Россия этот выбор сделала. Остается только увидеть, насколько он выдержит испытание временем.